Книга Отряд - Крейг Дэвидсон
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
О Тиме Риггсе, своем скаут-мастере: «Доктор Риггс был самым крутым взрослым из тех, которых я когда-либо знал. Хотя он не особенно и старался. Да и одежда у него была чудаковатая, и сам он тоже. Но он все равно был крутым, потому что относился к нам как к взрослым».
Об Эфраиме Эллиоте: «Он был моим лучшим другом. На Ифа можно было положиться. Он всегда за меня заступался. У него было большое сердце. Мне просто кажется, что там, на острове, что-то забралось ему в голову и он не смог от этого избавиться».
О Кенте Дженксе: «Мне все еще трудно поверить, что его больше нет. В смысле, он же как Супермен – таким и был, правда. Если кто и смог бы доплыть до Норд-Пойнта, так только Большой Кей».
О Шелли Лонгпре: «С ним что-то было не так. Честно говоря, я не особо грущу по Шелу. Дерьмово так говорить, ну да ладно».
О Ньютоне: «Ньют стал бы отличным отцом. Самым лучшим, я просто уверен в этом. Он столько разного знал. Был из нас самым надежным. Я правда сожалею, что мы так над ним издевались».
Когда я спрашиваю, что еще он может вспомнить, его лицо становится отстраненным, как будто разум Макса убегает от моего вопроса.
– Там была черепаха, – наконец произносит он.
И замолкает. А затем слова начинают литься из него ошеломляющим потоком:
– Вы знаете, как трудно кого-то убить? Никто не хочет умирать. Живые существа цепляются за свою жизнь вопреки всякому здравому смыслу, даже когда надежды нет. Вроде конец рядом, его не избежать, а они изо всех сил стараются не пересечь финишную черту. А когда наконец пересекают, то все исчезает. Их тела, их счастье и надежда. Животные просто не понимают, когда приходит время умереть. А я бы хотел, чтобы они понимали. И чтобы мои друзья понимали. Хотя бы отчасти. Но я рад, что они старались. Это ведь в природе человека, верно? В природе любого живого существа. Цепляться за жизнь, пока ее не отнимут. Даже если ее рвут на куски. Ты просто цепляешься.
Он замолкает. Опускает голову. А когда снова поднимает, уголки его глаз красные, он почти плачет.
– Я убил черепаху, – просто говорит он.
Кажется, что для него это самое страшное признание. Я хочу протянуть руку и обнять его, но не могу, поскольку мешает прочный барьер. В любом случае в теле Макса по-прежнему может находиться нечто, способное меня убить.
Вскоре меня уводит санитар. Макс слишком возбужден. Ему нужно остыть.
Я иду к машине. Небо посерело, угрожая пролиться дождем. Я пытаюсь поставить себя на место Макса. Представляю, как он сталкивается на острове с ненасытной безликой угрозой, которую по-настоящему так никогда и не понял. И меня поражает, что он и остальные ребята крепко держались вместе. Не бросали друг друга. Возможно, им это и в голову не приходило. Подобные идеи появляются на заре взросления, и вся жестокость сокрыта именно в этом этапе жизни.
* * *
Для: Алекс Марксон
Тема: Привет…
Сообщение:
Привет, Алекс,
Мы даже толком не знаем друг друга, так что, может быть, это и странно. Но я не знаю, что с тобой случилось – ты исчез с Facebook! Надеюсь, ушел не навсегда.:(Я буду скучать по твоим замечательным постам. Так странно, я знаю. Ты ведь незнакомец. Но я чувствую иначе. Наверное, просто думала о тебе, может, даже немного волновалась из-за того, что происходило недавно в моем маленьком городке. Просто безумие. Нехорошее безумие. Жуткое безумие. В любом случае, это глупо. Уверена, что ты просто взял перерыв. Но все же надеюсь, что ты в порядке. Искренне твоя (это тоже странно?), Труди Деннисон.
* * *
ИНОГДА ПО НОЧАМ Макс Кирквуд взбирался на утесы на окраине Норд-Пойнта и смотрел через водную гладь на остров Фальстаф.
Это было уже после того, как все произошло. После прибытия голодного человека, после безумия на острове. После того как Макс стоял на носу лодки Оливера МакКэнти, пришпиленный светящейся красной точкой – лазерным прицелом снайпера.
После военной дезинфекции его перевели в изолированную клинику. В конце концов, он ведь был токсичным. Инфицированным.
А может, и не был.
Его тыкали и кололи, брали пинты крови, делали эндоскопию, рентген, МРТ, составляли карты черепа, сделали ему все известные человечеству прививки.
А потом признали чистым.
Было странно вернуться в Норд-Пойнт. Все осталось по-прежнему, но одновременно изменилось. Друзья-скауты умерли. Прежние приятели держались на расстоянии. Люди относились к нему по-разному. Большинство жалело. Хотя некоторые и считали, что он творил на острове ужасные вещи, раз выжил. Другие, завидев его, переходили на противоположную сторону улицы.
Время от времени к его дому подъезжал черный фургон. Оттуда выходили люди в защитных костюмах. И снова анализы. И снова уколы. Его кровь, жидкие и твердые выделения собирали в стерильные пакеты. Макс представлял, как какой-нибудь ученый в белом халате копается пинцетом в его дерьме, хмурится и ворчит, пытаясь отыскать улики. От этих мыслей становилось смешно. Ну, почти смешно.
МАКСУ СНИЛИСЬ кошмары. Других снов он теперь не видел, хотя чаще ему вообще ничего не снилось. Он просто закрывал глаза, и бах! Темно. Восемь часов спустя темнота уходила. И он просыпался. Такие ночи ему нравились.
В плохие ночи в его снах тоже была чернота. Только ее наполнял звук. Всегда один и тот же – что-то копошилось в темноте. А когда Макс просыпался, он пускал нюни точно младенец.
Теперь, желая спокойной ночи, мама целовала его в лоб. Раньше в губы.
Макс пытался вернуться к прежней жизни, но той просто не существовало больше.
Ему не разрешалось ходить в школу. Родители многих учеников считали неправильным то, что Макс дышит одним воздухом с их детьми. Лично против Макса никто ничего не имел. Он был славным ребенком. Он был выжившим.
Но те существа, с которыми Макс столкнулся на острове, тоже умели выживать. Родители читали газеты. Видеозапись одного из экспериментов доктора Эджертона просочилась в Интернет. Все знали, на что способны эти твари, – так или иначе, объективно знали. Все видели червей, но те никого не тронули. В физическом смысле. Так что головой люди понимали, а вот кожей не ощутили, и в этом была разница.
Все считали, что прекрасно знают о том, что происходило на острове. Каждый был настоящим экспертом. Но на самом деле они не знали ничего. Предполагали, конечно, плохое. Но то, что происходило на самом деле, было намного хуже.
Макс учился дома. Задания ему присылали в бумажных конвертах. Ответы приходилось отправлять по электронной почте, поскольку учителя выражали беспокойство по поводу того, как именно обращаться с бумагой, к которой он прикасался.
Однажды утром Макс обнаружил прикрепленный к входной двери плакат. Тот напоминал ярмарочную афишу – вроде тех, что делали для шоу уродов.