Книга Шипы и розы - Лана Каминская

– Я... – замялся Генри, бросив тоскливый взгляд в сторону Кэтрин.

Его очки внезапно запотели, и он не успел разглядеть, кто именно вдруг резко оттолкнул его от стола да так сильно, что Генри слету врезался в полную даму. Извинившись, Генри снял очки, чтобы их протереть и затем скрупулёзно рассмотреть обидчика, но это не понадобилось. Как известно, природа распорядилась так, что кроме глаз у человека есть ещё и уши, а на слух Генри никогда не жаловался.

– Это не он хотел, а я, сэр.

Голос Тима звучал так вызывающе, что Генри обомлел.

– Мистер Андервуд? Вы как-то странно выглядите.

– Как уж получилось, сэр.

– И что же вы хотели, мистер Андервуд?

– Я буду честен с вами, сэр, и прошу после такого не лишать стипендии.

Ректор зашёлся сдавленным смехом.

– Забавно. Продолжайте.

– Не могли бы вы отодвинуть блюдо с уткой в сторону?

– Вот так? – Ректор не переставал улыбаться.

– Да, сэр, – подхватил Тим и, во второй раз оттолкнув сообразившего что к чему Генри, запрыгнул на стол и громко прокукарекал.

В то же мгновенье гул, создаваемый почти тремя сотнями людей, оборвался, снующие туда-сюда официанты замерли на месте, и даже музыканты отняли смычки от скрипок и свесились с балкона.

Сэр ректор пару раз удивлённо моргнул, а затем взял со стола тканевую салфетку и вытер взмокшую лысину. А Тим невозмутимо спрыгнул на пол, поманил к себе пальцем рябого паренька с подносом, взял бокал с шампанским, закрыл глаза и сделал жадный глоток. Он знал, что все взгляды сейчас прикованы к нему, но продолжал медленно потягивать игристое вино и в коем-то веке, чувствуя всю гармонию вкуса, наслаждался каждой капелькой и каждым пузырьком.

Он слышал, как нарастающей волной по залу пошёл осуждающий шёпот, и кто-то из особо впечатлительных дам даже всхлипнул. Слышал он и, как мелким смешком зашёлся Пикли, а затем выплюнул красному, словно клюква на болотах, Джейкобу, что на затя-петуха он не соглашался. Что лучше недотёпа Сандерс, чем позор на всё высшее общество. Слышал он и, как отец в сердцах вскочил с места, ведь именно в этот момент его стул неприятно резанул ножками по полу. Слышал, как была отшвырнута вилка на фарфоровое блюдце и как опрокинут фужер. Слышал, как зашумел пол под подошвами новых ботинок. Слышал, но ничего этого не видел, а только неторопливо пил и глубоко дышал. А когда на дне бокала не осталось ни капли, вытер губы рукой и открыл глаза.

Звук пощёчины выстрелом прозвучал в нависшей грозовой тучей тишине.

– Ещё, – ухмыльнулся Тим, нахально глядя отцу прямо в глаза.

– Не желаю марать об тебя руки, – отрезал Джейкоб. Вернувшись к столу, схватил Малесту за локоть и потащил за собой к выходу.

Щека горела, и в горле опять пересохло, но Тим не потянулся рукой к очередному, наполненному доверху, бокалу. Толкнув ошарашенного Генри в объятия переполошенной Кэтрин, Тим мысленно пожелал им счастья и бросился вслед за отцом и мачехой.

Тим нагнал их, когда Джейкоб садился в экипаж и приказывал трогать. Перехватив поводья у кучера, Тим пригрозил тому кулаком и рванул на себя закрытую дверцу.

– Продолжаешь строить из себя пугало? – зашипел отец, вытянул вперёд трость и ударил Тима ей по пальцам. – Пошёл прочь.

– Я не к тебе пришёл, – ответил Тим и подал руку Малесте. – Пойдёмте со мной. Прошу вас.

Джейкоб покраснел ещё сильнее и взвизгнул:

– Я же сказал тебе убираться, щенок!

– Я без вас не уйду, – тихо проронил Тим, напрочь игнорируя отца и не сводя с мачехи взгляда.

– Почему я должна верить вам? – столь же негромко поинтересовалась Малеста, а Джейкоб чуть не взорвался от ярости. Этот неспешный обмен репликами бесил Андервуда-старшего, так как объяснение ему было только одно, и оттого сердце Джейкоба разрывалось в клочья.

– Он использует вас, – проронил Тим, не отводя руки. – Он всегда вас использовал. Вы – лишь пешка в его игре. Красивая, но всё же пешка. Не королева.

Малеста поёжилась.

– Странно слышать такие слова от того, кто ещё недавно использовал меня для бесстыдного спора с приятелями.

– И вы видели сегодня, чем всё это закончилось.

– Видела и повторю ещё раз, если вы не запомнили с первого раза: вы – сын своего отца, Тимоти. А теперь уберите руку – я хочу закрыть дверь. И хорошенько подумайте над моими словами.

– Но...

– Ты слышал, что она сказала, сопляк? – Удивительный поворот событий придал Джейкобу уверенности. – Закрой дверь и проваливай. С этого дня ты мне больше не сын.

– Я просто так не сдамся, – прошептал Тим, разжал пальцы и сделал три шага назад.

«Вы уже сдались», – прочитал он во взгляде Малесты и дёрнулся было обратно, но было поздно. Экипаж тронулся, и Тим только оцарапал ладонь о металл.

Тёплый день сменился холодным вечером. Налетевший северный ветер продирал до самых костей и пах приближающимся дождём, но Тим и не думал прятаться в пабах или торопиться домой. Отогнав от себя друзей, выскочивших на улицу следом, он, как одержимый, слонялся около входа в ассамблею, где подходил к концу богатый на громкий скандал ужин.

Примерно в десятом часу вечера открылись высокие двери и принялись выпускать первых вдоволь наевшихся гостей. То были в основном пожилые дамы и джентльмены, чей сон всегда начинался ещё до захода солнца, поэтому засиживаться долго им было не под силу. И когда с лестницы спустилась и села в кэб пятая такая пара, Тима вдруг громко окликнули.

– Мистер Андервуд? Сэр?

Тим обернулся.

К нему торопливым шагом приближался секретарь мистера Лудлоу. В его руках был пухлый конверт, который тут же перекочевал в окоченевшие пальцы Андервуда-младшего.

– Мистер Лудлоу просил извинить его за задержку и то, что не смог привезти документы лично. Он приболел. Переел грибов и всю ночь не спал. Он очень надеется, что информация в данном конверте вам поможет, и с нетерпением ждёт вас у себя в конторе.

Тим поблагодарил лёгким кивком головы и надорвал печать.

К его счастью фонари у ассамблеи всегда горели ярко, и письмо, написанное мистером Лудлоу читалось легко и без запинок. Внимательно скользя взглядом по каждой строчке, Тим пару раз останавливался, чтобы перевести дыхание и переварить написанное. А когда дочитал, то обогнул колонну, сел на ступеньку лестницы и задумался.

Никогда ещё его мысли не были столь рассеянны. Предложенных ниточек было много, но увязать всё в один клубок Тиму совсем не удавалось. Всё, что он прочитал, услышал и увидел, казалось кошмарным сном. Но настоящим ножом по сердцу был даже не рассказ Генри и не информация от мистера Лудлоу, а её последние слова. Сколько же издёвки в них было! Сколько пренебрежения! Он готов был положить к её ногам весь мир, а она снизошла лишь до совета. Подумать над её словами?! Да ещё и хорошенько подумать?! Ничего более презрительного Тим в жизни не удостаивался, и даже полученные от отца оскорбления не ранили так, как это холодное равнодушие.