Книга Алхимик - Паоло Бачигалупи

Трэн нахмурился, вновь выпрямился и на здоровой ноге запрыгал к разбитому фургону, потом ухватился за сломанную раму и посмотрел вниз. Тело Ху было изувечено и покрыто пометом мегадонта и раздавленным картофелем. Теперь, когда Трэн оказался рядом, он увидел, что ноги сопротивляющегося животного покрыты красной кровью его друга. Кто‑то звал врача, но без особой уверенности в голосе – так, старые привычки еще с тех времен, когда они не были желтобилетниками.

Трэн снова попытался перенести вес на колено, но потерпел неудачу. Однако на сей раз он успел ухватиться за бортик фургона и устоять. Он принялся двигать ногой так и сяк, чтобы понять, почему она подворачивается. Колено сгибалось, и он не испытывал сильной боли, но его вес оно не держало. Он попробовал еще раз – с тем же результатом.

После того как мегадонта удалось связать, порядок на месте разгрузки восстановили. Тело Ху оттащили в сторону, и чеширы собрались возле лужи его крови – мерцающие тени в свете метановых фонарей – и около раздавленного картофеля, на котором возникало все больше следов, сходящихся возле отброшенного в сторону тела Ху.

Трэн вздохнул. Так мы все уйдем. Мы умрем. Даже те, что принимают всевозможные снадобья и лекарства от старости, например пользуются высушенным пенисом тигра и поддерживают в себе силу, неизбежно отправятся в путешествие в ад. Он обещал сжечь деньги для Ху, чтобы облегчить его переход в загробную жизнь, но потом опомнился – теперь он уже совсем другой человек. И даже бумажные адские деньги ему недоступны.

Картофельный бог, растрепанный и рассерженный, подошел к Трэну.

– Ты еще можешь работать?

– Могу. – Трэн попытался сделать шаг вперед, но снова пошатнулся и ухватился за борт фургона.

Картофельный бог покачал головой:

– Я заплачу тебе за часы, которые ты отработал. – Он махнул молодому парню, раскрасневшемуся после укрощения мегадонта. – Ты! Ты действовал быстро. Отнеси оставшиеся мешки на склад.

Другие работники уже выстроились в цепочку и поднимали уцелевшие в фургоне мешки. Когда новый работник проходил мимо с мешком, он бросил быстрый взгляд на Трэна, но сразу же отвел глаза, стараясь скрыть облегчение из‑за того, что Трэн не может работать.

Картофельный бог удовлетворенно кивнул и зашагал обратно к складу.

– Двойная плата! – крикнул Трэн в спину удаляющегося Картофельного бога. – Заплати мне вдвойне, я потерял из‑за тебя ногу!

Менеджер обернулся и с жалостью посмотрел на Трэна, потом перевел взгляд на тело Ху и пожал плечами. Он с легкостью согласился. Ху не потребует компенсации.

Лучше умереть, ничего не чувствуя, чем ощущать каждый дюйм своего несчастного голодного тела. Трэн потратил все полученные за сломанную ногу деньги на бутылку виски «Меконг». Он стар и сломлен. Его род обрывается на нем: сыновья мертвы, рты дочерей давно исчезли. О его предках, живущих в подземном мире, больше некому заботиться, и никто не станет курить для них фимиам и предлагать им сладкий рис.

Как они должны его проклинать!

Он хромал, спотыкался и волок свое тело через знойные ночные улицы, одной рукой сжимая открытую бутылку, а другой опираясь на дверные проемы, стены и фонарные столбы, чтобы устоять на ногах. Иногда его колено слушалось, но временами отказывало полностью. Дюжину раз ему приходилось целовать мостовую.

Трэн сказал себе, что вышел на охоту, чтобы найти хоть какую‑то еду. Но Бангкок – город нищих, к тому же по улицам не раз прошлись вороны, чеширы и дети. Если ему действительно повезет, он встретит белые кители, и они отделают его так, что он потеряет сознание, возможно, отправят на встречу с прежним хозяином чудесного белого костюма от Братьев Хван, который сейчас болтался на его высохшем теле. Последняя мысль показалась Трэну особенно привлекательной.

Океан виски плескался в пустом желудке, и ему было тепло и хорошо в первый раз со времен Казуса. Он пил, смеялся и звал белые кители, кричал, что они бумажные тигры, трахающие собак. Он хотел, чтобы они пришли за ним. Произносил слова, которые заставили бы патрульных немедленно его схватить, если бы они их услышали. Однако работники министерства окружающей среды ловили других желтобилетников, и Трэн бродил по зеленым улицам Бангкока в одиночестве.

Ну и ладно. Не имеет значения. Раз он не может найти белые кители, чтобы они сделали свою работу, тогда он пойдет и утопится. Отправится к реке и бросится в ее грязные воды. Мысль о том, что течение отнесет его к океану, показалась Трэну привлекательной. Он закончит свой путь в пучине, как его клиперы. Он глотнул виски, потерял равновесие и снова оказался на земле, проклиная белые кители, «зеленые повязки» и влажные мачете.

Наконец ему удалось доползти до дверного проема, чтобы отдохнуть с чудом уцелевшей бутылкой виски в дрожащей руке. Он прижал ее к груди, как последний кусочек бесценного нефрита, улыбаясь и тихо хихикая – виски уцелело. Он не хотел, чтобы итог его жизни разлетелся вдребезги на камнях мостовой.

Трэн сделал еще глоток. Над головой у него сияли звезды метановых фонарей. Отчаяние имеет цвет мерцающей зелени, почти бордовой в темноте ночи. Раньше зелень подразумевала такие вещи, как кориандр, шелк и нефрит, теперь же означала кровожадных мужчин с повязками патриотов и долгие голодные ночи, проведенные на свалках. Фонари мерцали. Целый город отчаяния.

По противоположной стороне улицы, стараясь держаться в тени, быстро перемещалась какая‑то фигурка. Трэн наклонился вперед и прищурился. Сначала он решил, что это белый китель. Но нет, фигурка выглядела слишком испуганной и воровато оглядывалась. Это была женщина. Точнее, девушка. Симпатичное существо с аккуратным макияжем. Соблазнительная девушка, которая двигалась как‑то рывками, словно…

Пружинщица!

Трэн усмехнулся, на его лице застыла довольная улыбка при виде противоестественного существа, крадущегося сквозь ночь. Заводная девушка. Пружинщица Ма Пинга. Искусственно созданная плоть.

Она скользила из одной тени в другую, опасаясь белых кителей даже сильнее, чем старый желтобилетник. Бездомный призрак ребенка, вырванный из естественной среды обитания и оказавшийся в городе, который презирал все, что она собой представляла: ее генетическое наследие, тех, кто ее создал, наконец – призрачное отсутствие души. Она бывала здесь каждую ночь, пока он рылся среди выброшенных дынных корок. Да, она была здесь, металась в душном и жарком мраке, пока он ускользал от патрулей. И, несмотря на все, выживала.

Трэн заставил себя выпрямиться, покачнулся, пьяный и ослабевший, и последовал за девушкой, одной рукой сжимая бутылку, другой опираясь о стену, когда его больная нога подламывалась. Какая глупая прихоть, но пружинщица полностью завладела его отуманенным виски воображением. Ему захотелось незаметно последовать за невероятным японским существом, незваной гостьей в чужой стране, еще более презираемой, чем он сам. Возможно, попытаться сорвать поцелуй. Быть может, защитить от ночных опасностей, делая вид, что он не жалкая скелетообразная карикатура на мужчину, а все еще тигр.