Книга Последний остров - Василий Тишков

— Тогда я не стану распрягать Игреньку. Садись да езжай.

— Мне еще с твоей лошадью мороки не хватало. Тут и ходьбы-то в одно удовольствие. Засиделся и так за зиму. Не грех размяться. Да у нас и баня сегодня, попарю косточки. А то все старухе недосуг было. Вся в бегах, заполошная, управы на нее нету. И Юлька такая же зараза растет. Слышь-ка, Михаил Иванович, она ведь учить меня… Э, да чего об ней… Побежал я. До свиданьица.

— Ты беги, да не шибко разбегайся, — заворчал на деда Михаил. — Хуже малого дитя стал, несговорчивый…

Михаил в сердцах шумнул и на Полкана, развалившегося посреди двора, придирчиво оглядел Игреньку и, пока распрягал, все поругивал его, но только за обедом и под сияющими глазами Аленки растерял свою напускную строгость и чуть не перепугал сестренку привычной, но всегда неожиданной шуткой:

— Плохой обед нонче… Вторую миску уплетаю и еще хочется. Надо хуже готовить, а то за едой всю работу забудешь…

На крыльцо он вышел после обеда с добрым настроением. Под настроение и заделье нашел сразу, решил подновить прошлогодние скворечники. Увлекся и даже сделал один новенький домишко.

Работал Михаил под навесом у верстака. Сначала сам полюбовался новым скворечником, потом весело крикнул:

— Алена, принимай работу!

На крыльцо выбежала Аленка. Она уже в нарядном платье, волосы уложены короной, как у Дины Прокопьевны. Аленка вовсю старалась быть красивой, ведь у Миши день рождения завтра, и пусть не собрались гости, ей ужасно хочется пофорсить в обновке, да и весна расщедрилась на солнышко!

— Ты это чего нарядилась в легкое платьишко? Простынешь ведь. Ишь как от земли-то еще тянет.

— Да нет же! Гляди, сколько много солнца!

— Ладно, маленько пофорси, если шибко охота. Скворечники-то будем развешивать?

— А нельзя подождать до следующего воскресенья? Такой праздник — и без ребят… Давай подождем, а? — предложила она, все время чему-то улыбаясь. — Егор с Юлей приедут. И Жултай на неделе вернется из МТС. Он-то уж непременно заглянет.

Михаил проводил взглядом косяк казары, вытянувшийся в стальном весеннем небе, и серьезно ответил:

— И сегодня, и завтра скворцов не будет. Скворцы, они вслед за озимками прилетают. А озимки должны еще быть. Не дает земля тепла. Холодом от нее тянет. Понимаешь? Такова примета. Мотай на ус и долго в платьице не бегай…

— А что, Миша, и вправду говорят старики, что лето в этом году будет ранним да жарким?

— Лето на лето не приходится. Все от весны зависит. Взять хотя бы нынешнюю весну… — солидно начал объяснять Михаил.

Но Аленка не стала слушать, взяла скворечник и побежала к березе.

— Я сама, можно? Один сегодня, остальные — после озимков.

Легко вскарабкалась на ближнюю березу и укрепила в развилке скворечник. Прежде это делали ребята, но сегодня что-то случилось с Аленкой непостижимое и удивительное. Весна в этом году слишком рано объявилась, что ли? И от этого немного Аленке… грустно. Она засмотрелась на обжитые ими места. Вот их дом. У окон еще не проснувшаяся акация. А дальше с одной стороны лес, с другой — озеро. На берегу лодка, на тычках приготовленные Михаилом плетеные морды для весеннего лова окуней.

Аленка прижалась к березе. Вспомнилась детская и совсем не весенняя песенка:

Как по озеру большому

Серый гусь плывет.

И печальную он песню

Жалобно поет:

«У меня крыло больное,

Не могу лететь.

И на озере всю зиму

Должен я сидеть».

Ветер качнул голые ветки, растрепал Аленкины волосы, и она, не зная отчего, вдруг снова звонко рассмеялась. Быстро спустилась с дерева, на бегу поцеловала в щеку оторопевшего Михаила и умчалась в рощу на первые прогалины. Насобирала пригоршню подснежников, уткнулась в них лицом. И пропал смех.

Что это с ней сегодня? Что с глазами: то плачут они, то смеются. И лететь хочется куда-то, лететь, словно крылья вдруг выросли И сделать что-нибудь такое, чтобы дух захватило. Можно, например, устроить между двух самых больших берез или сосен качели и вознестись над всем островом. Тогда небо и земля, березы и облака в озерах: все поменяется местами, все придет в движение, в сумасшедшее движение.

Только чтобы рядом обязательно был он, этот конопатый мужичок-лесовичок. Почему? Да потому, что Миша лучше всех. Он самый добрый, самый смелый, и нет такого другого на всем белом свете. Об этом никто не знает, кроме Аленки. И если она кого-нибудь полюбит или, как Юля, засобирается замуж, то ее суженый будет таким же, как брат Миша.

Воскресенье и будние вечера они проводят вместе. В школе, если Миша приходит, тоже сидят за одной партой. А если он не идет в школу, то обязательно провожает ее до нечаевских озер. Только провожания эти разные бывают. Иногда идут они молча, и Миша лишь скажет: «Ну, я побежал». И пойдет по своим делянкам. Аленке больше нравится, когда они вместе идут в школу и обратно в лесничество. Тогда Миша становится разговорчивее, веселее, как будто на уроках в классе он оставлял часть своих лесных забот, а от сверстников получал заряд энергии. В такие дни Аленка слушает очередной урок лесной грамоты, новые были и небылицы. И как они только умещаются в голове Михаила!.. Снова потянуло ее к березе. Кора на дереве белая, будто припудренная, с поперечными черными крапинами.

— Здравствуй, береза. Ты ничего не знаешь? Нет, ты ничего не знаешь. А мне уже шестнадцатый год пошел. И все говорят, что я красивая. Это правда? Наверное, неправда, иначе Миша сказал бы, что я красивая. А он молчит. Почему он стал часто молчать? И стесняется меня почему-то. И не Аленкой зовет, как прежде, а называет Аленой…

Ветер донес отдаленный гул самолета. Аленка вскинула голову и еще ближе прижалась к березе. Что-то сжало сердце и заставило его учащенно биться. Дома, в Ленинграде, она уже слышала этот заоблачный гул, тогда ей было страшно. А сейчас страха не было, только появилось ощущение, будто срываешься с края пропасти и паришь над землей, как во сне бывает, а в груди холодок небесный, и чувствуешь легкость необыкновенную.

Пролетел самолет, и Аленка снова прильнула щекой к березе, горячо зашептала:

— Ты никому не говори, что от меня слышала. И про Мишу не говори. Что он самый хороший, будем знать ты да я…

Наутро Аленка проснулась с зарей. Проснулась и прислушалась. Прислушалась сама к себе. Вчерашнее не прошло, не пропало, оно не хотело уходить. Это было незнакомо, удивительно и немного страшно. «Это весна пришла, — подумала Аленка, — это я почти уже взрослая». Ей стало веселее от такого открытия. И было приятно, что пока, кроме нее, об этом никто не догадывается.

Она осторожно выбралась из постели, подошла к зеркалу. Медленно расчесала волосы и постаралась привыкнуть к себе, вдруг за один день повзрослевшей. Из большого зеркала на нее смотрела стройная девушка с большими удивленными глазами. Аленка то узнавала, то не узнавала себя… Нет, все такая же. Вот только волосы чуть волнистее стали, и губы почему-то припухли. Вздохнула Аленка: нет родной мамы или старшей сестры, они бы ее поняли, им-то можно было бы все рассказать о самом сокровенном. А маму Катю Аленка все же стеснялась. С Юлей и то была откровеннее.