Книга Тэмуджин. Книга 2 - Алексей Гатапов

Вырвавшись на гребень бугра, он увидел Бэлгутэя и Хачиуна, шедших со стороны леса к юртам и вид братьев немного успокоил его. Те тоже увидели его, крикнули что-то в сторону юрт. На их зов вышли остальные. Понуро столпившись, они стояли у коновязи, поджидая его.

– Разбойники угнали наших коней, – сказала мать Оэлун, когда он подъехал к ним. Она еще не оправилась от недавнего испуга, голос ее взволнованно дрожал. – Хорошо, что еще самих не тронули…

– Как это случилось? – спросил Тэмуджин и гневно посмотрел на Хасара.

Тот, виновато нахмурившись, смотрел в землю. За него вступилась мать.

– Хасар тут ни при чем. Вскоре, как ты уехал, они появились с юго-восточной стороны, из-за тех холмов. Мы все тут стояли, а они увидели, что в айле нет взрослых мужчин, и захватили коней. Я Хасару запретила ввязываться, а другим велела придержать собак, чтобы не бросились на них; уж лучше пусть забирают скот, чем нападут на стойбище… Слава западным богам, ускакали…

Хасар все глядел в землю. Другие братья подавленно хмурили лица.

– Сколько было человек? – спросил Тэмуджин.

– Пятеро, – сказал Хасар.

В груди тревожно стучало сердце. Братья выжидающе глядели на него.

– Надо идти в погоню, – решил Тэмуджин.

– В какую еще погоню? – испуганно взмахнула руками мать Оэлун. Она была не похожа на себя от волнения. – Никуда вы не пойдете! Их пятеро взрослых мужчин, куда вам против них…

– Надо идти, – сказал Тэмуджин.

Мать отчаянно посмотрела на него.

– Ты что, хочешь, чтобы они вернулись и перебили тут вас всех?! – тонко вскрикнула она. – Ты этого хочешь?

– А как мы будем жить без лошадей? – с трудом сдерживая раздражение, сказал Тэмуджин. – Как мы будем дальше кочевать?

– Уж лучше вам живыми остаться, чем погибнуть из-за нескольких животных… У Мэнлига осталась половина ваших лошадей, можете ездить на них.

Тэмуджин не ответил ей. Он повернулся к Хасару.

– В какую сторону они ушли? – спросил он. – На кого были похожи?

Тот не успел сказать.

– Ты никуда не поедешь, я тебе сказала! – негодующе вскрикнула мать. Было видно, что она настроилась решительно и не собиралась уступать.

Тэмуджин не смотрел на нее.

– Это не онгуты были? – расспрашивал он братьев, а сам, было видно, уже еле сдерживался, чтобы не вспылить.

– Онгутов я за три перестрела узнала бы, – отозвалась стоявшая в сторонке Сочигэл. – Это были здешние люди… – Помолчав, она добавила: – И вправду, брат Тэмуджин, лучше с такими не связываться. По лицам их было видно, что люди отчаянные, готовые на все. Наверно, это какие-нибудь харачу, в нынешней смуте отбились от своих родов, одичали как брошенные собаки, и теперь грабят всех, кого в силах ограбить. Такие ведь и убить не поленятся, чтобы скрыть следы, я до сих пор удивляюсь, что они нас самих оставили живыми.

Тэмуджин внимательно выслушал ее и отрицательно качнул головой.

– Нет, я поеду в погоню.

– Поедем вместе, брат, – Хасар с готовностью посмотрел на Тэмуджина.

– Я поеду один, – сказал Тэмуджин. – Эта кобыла двоих не понесет.

– Ты никуда не поедешь!! – истошным голосом выкрикнула мать, задрожав губами. – Я не пущу тебя никуда…

Тэмуджин оглянулся на нее и вдруг разъяренно крикнул ей в лицо:

– Я поеду! Не стой у меня на дороге…

Мать Оэлун осеклась на полуслове, беспомощно опустив плечи, отвернулась и пошла в юрту. Тэмуджин, помедлив, пошел вслед за ней.

– Я должен поехать, – сказал он, встав у порога и заговорил, будто упрашивая ее: – А вдруг это наши соплеменники, сулдусы или оронары… Ведь они потом всю жизнь будут над нами смеяться и рассказывать всем, как на наших же глазах увели коней, а мы, дети Есугея, проглотили слюни и остались ни с чем…

Мать потерянно молчала.

– Мать… ты меня не держи…

– Ну, поезжай, раз уж ты так решил, – с тяжелым вздохом, наконец, сдалась та и обернулась к нему со слезами на глазах. – Только больно мне на сердце… только что вывернулся из одной напасти и снова с головой ныряешь в другую… нельзя так жить, а если убьют…

– Нельзя жить посмешищем перед людьми, – Тэмуджин махнул рукой от досады и просящим взглядом посмотрел на нее. – Когда отец давал мне свое последнее наставление, он ведь сказал мне: самое худшее, что может случиться с мужчиной, это потерять свое лицо.

Оэлун долго молчала, будто вслушиваясь в слова своего мужа и узнавая их.

– Ну, тогда поезжай, раз это сказал отец, – она взяла себя в руки и уже без колебания, решительно добавила: – Оденься потеплее и возьми в дорогу еду…

С облегченным сердцем Тэмуджин отвязался от матери.

Выехав из стойбища под прощальное молчание домочадцев, он тут же отсек от себя мысли о них, погрузился в новую волну раздумий: «Как же мне теперь быть? Догоню их, а что потом?..» Тревога и сомнения вновь заскреблись в груди, пугая неведомым, опасным, с угрозой поджидающим его там, впереди…

Полоса примятой травы – след угнанных коней – отчетливо виднелась далеко впереди, по низинам уходила на северо-восток, к Онону. Было видно, что грабители не думали прятаться: отобрали у беспомощного айла последнее и о погоне не беспокоились – одно лишь это было хорошо, можно было напасть на них внезапно.

Солнце наполовину склонилось к закату, редкие облака, поддуваемые легким ветерком, медленно шли с востока. Подросший ковыль колыхался навстречу мягкими волнами. Где-то там, далеко за сопками, в полудне пути от него пятеро взрослых мужчин гнали его коней, и ему предстояло отобрать у них свое имущество обратно.

Перед закатом Тэмуджин был у Онона. Здесь, у самой воды, на мокром илистом берегу следы полутора десятков коней были словно откованы из железа и казались свежими, будто грабители проехали только что. Тэмуджин, нагнувшись с седла, рассматривал их и среди других первыми заметил четкие оттиски небольших удлиненных копыт своего жеребца, которые он ни с какими другими перепутать не мог. Виднелись следы щербатого переднего копыта мерина Тэмугэ, округлого, широковатого – кобылы матери Оэлун…

Он перебрался через реку по глубокому броду; кобыле вода была под седло, выше стремян. На той стороне те же следы, облепив берег, уходили по траве на восток, отдалившись от реки на полусотню шагов. Солнце садилось.

Продержавшись на следу до тех пор, когда примятую траву стало трудно различать во тьме, Тэмуджин остановил кобылу. Расседлав ее, он стреножил волосяной веревкой и отпустил пастись. Не разжигая огня, поел из сумы, оторвав крылышко от жареного гуся. Обглодал мягкие косточки и, раздробляя их твердыми зубами, старательно прожевывал, высасывая соки. Хотелось есть еще, но он с усилием заставил себя отказаться: еще отец говорил, что сытость в пути ослабляет мужчину. Он выпил три глотка айрака из бурдюка и убрал еду.