Книга Assassin's Creed. Братство - Оливер Боуден

– Спускаемся, – предложил Макиавелли.

– Нет. Так нам легче оставаться незаметными. Дом Джулии недалеко отсюда.

– А ведь эта женщина с легкостью следовала за нами. Хорошо, что нам попалась крыша с высокими стенами. Мы запутали ей следы.

Аудиторе кивнул. Кем бы ни была их преследовательница, сейчас она уже наверняка докладывала своим хозяевам о результатах своей миссии. Жаль, что эта женщина – не на стороне братства. Самым благоразумным сейчас было поскорее добраться до просторного дома Джулии, который она сохранила за собой в Риме, а потом столь же быстро покинуть квартал, где он располагался. Эцио решил, что в дальнейшем он попросит несколько добровольцев прикрывать их спины. Строгости, введенные папой Юлием, заставили сторонников Борджиа уйти в глубокое подполье и затаиться… на время, пока у властей не появится ложного ощущения безопасности.

Орсино Орсини – первый муж Джулии – смотрел сквозь пальцы на любовный роман своей девятнадцатилетней жены с шестидесятидвухлетним Родриго Борджиа. Она родила дочь Лауру однако никто не знал, кто являлся отцом ребенка. Родриго, хотя и родился в Валенсии, всю сознательную жизнь провел в Италии, где последовательно возвышался в церковной иерархии, пока не получил папский престол. В качестве благодарности он построил для своей хорошенькой молодой любовницы новый дом вблизи Ватикана. (Правда, там она прожила недолго и была вынуждена оттуда съехать.) Благодарность Родриго распространилась и на ее брата Алессандро, которого он сделал кардиналом. Остальные кардиналы называли Родриго кардиналом юбок; разумеется, только за глаза. А Джулию они прозвали Христовой невестой.

Эцио и Никколо спрыгнули на площадь, куда выходил фасадом дом Джулии. Поблизости стояли двое папских гвардейцев, на мундирах которых был вышит семейный герб делла Ровере: раскидистый дуб с широкими ветвями и корнями. Теперь к дубу прибавилась тройная тиара и ключи святого Петра. Эцио узнал этих людей. Полгода назад они были в мундирах Борджиа. Времена все-таки изменились, поскольку теперь они отсалютовали Эцио, а он ответил приветственным кивком.

– Кобели, – шепотом выругался Макиавелли.

– Людям нужна работа, – ответил Аудиторе. – Уж кто-кто, а ты должен это понимать и не раздражаться по пустякам.

– Идем.

Поскольку они заранее не уведомили о своем приходе, ассасинам пришлось долго убеждать слуг в плащах с гербом Фарнезе – шесть синих лилий на желтом фоне – впустить их. Однако Эцио знал, что синьора сейчас дома.

Джулия приняла их в гостиной, обставленной куда менее кричаще и с куда большим вкусом, чем у Ванноццы. В свои тридцать Джулия сохранила обаяние юности. Красоту дополнял природный ум. Невзирая на их неожиданный приход, хозяйка сразу же приказала подать мускат и медовые пряники.

Вскоре выяснилось, что она ничего не знает. Знакомство с мерзопакостным семейством Борджиа (как называл их Макиавелли) ничем ее не запятнало. Никколо понял, что все это Джулия оставила в прошлом. В свое время она была весьма дружна с Лукрецией, но, когда Эцио спросил ее об этом, синьора Фарнезе и здесь оказалась чиста.

– Я видела в ней только хорошее. Думаю, она попала под губительное влияние отца и брата. Я благодарю Бога, что Он избавил ее от обоих. Если бы Пьетро встретился ей раньше… Они были родственными душами. Возможно, Пьетро увез бы ее в Венецию и уберег от ее темных сторон.

– Вы по-прежнему видитесь с Лукрецией?

– Увы, Феррара слишком далеко от наших краев. Мне хватает хлопот с Карбоньяно. Даже дружеские отношения способны умирать, уважаемый Эцио Аудиторе.

Перед мысленным взором ассасина мелькнуло лицо Катерины Сфорца. У него защемило сердце.

День давно перевалил на вторую половину. Выйдя от Джулии, Эцио и Никколо сразу же попытались выяснить, нет ли за ними слежки. На сей раз ее не было.

– Нужно воспользоваться Яблоком, – снова сказал Макиавелли.

– Сегодня только первый из трех дней поисков. Мы должны научиться доверять себе и своему разуму, а не полагаться на поводыря, вдруг попавшего к нам.

– И все-таки время нас поджимает.

– Никколо, у нас с тобой на сегодня запланирован еще один визит. А там посмотрим.

Шарлотта д’Альбре занимала роскошную виллу в квартале Пинчиано. Привратник заявил, что госпожи Шалю, герцогини Валентинуа нет дома. Уставшие и потерявшие терпение, Эцио и Никколо попросту оттолкнули его и прошли внутрь. Через окно бельэтажа они увидели Шарлотту, поглощенную сборами. Полупустая гостиная была уставлена тяжелыми сундуками, полными дорогого белья, книг и украшений. В углу играла с деревянной куклой четырехлетняя Луиза – единственный законный ребенок Чезаре. Вид у малышки был смущенный и даже испуганный.

– Мне противна ваша назойливость! – не поздоровавшись, холодно сказала им светловолосая герцогиня.

В ее темно-карих глазах полыхал сердитый огонь.

– У нас есть разрешение его святейшества папы, – ответил Эцио, потрясая пустым свитком, снабженным внушительной печатью. – Вот документ.

– Ублюдки! – все с той же холодностью произнесла Шарлотта. – Если вы думаете, будто я знаю, куда упекли Чезаре, то вы просто глупцы. Я не желаю когда-либо увидеть его снова и молю Бога, чтобы ни одна капелька его sang maudit[132]не попала в жилы моей невинной малышки.

– Мы разыскиваем еще и Микелетто, – не обращая внимания на ее злые слова, сообщил Никколо.

– Откуда мне знать, где сейчас этот каталонский крестьянин? – презрительно поморщилась Шарлотта.

– Ваш муж наверняка рассказывал вам о том, каким образом он совершит побег, если его арестуют, – предположил Макиавелли. – Он зависел от вашей помощи.

– Вы так думаете? А вот я другого мнения! Возможно, Чезаре откровенничал о подобных вещах с одной из дюжин своих любовниц. Не удивлюсь, если одна из них наградила его malattia venerea![133]

– Так вы…

– Я не допускала его к себе с тех самых пор, как у него появились первые гнойники. Ему хватило ума держаться от меня подальше, а свои плотские страсти удовлетворять со шлюхами. Они родили ему одиннадцать детей. Для меня главное, что я чиста и моя дочь тоже. Как видите, я собираю вещи, чтобы уехать отсюда. Франция мне намного милее, чем этот римский вертеп. Я возвращаюсь в Ла-Мотт-Фёй.

– Значит, не в Наварру? – лукаво улыбаясь, спросил Макиавелли.

– Вы пытаетесь поймать меня на слове.

Шарлотта повернула к ним свое холодное худощавое лицо с ямочкой на подбородке. Кто-то считал это изъяном, а кто-то – пикантным дополнением, усиливающим красоту.

– Я не собираюсь ехать в ту дыру лишь потому, что мой брат женился на наследнице престола и стал королем.

– Ваш брат остается верным Чезаре? – спросил Эцио.