Книга Будь со мною нежен - Киран Крамер

Дэн между тем вовсе не обиделся, напротив: решил подыграть – рухнув на колени, воскликнул:

– Умоляю, напиши что-нибудь гениальное. А через часок я вернусь, и мы поговорим о Лос-Анджелесе.

Харрисон аккуратно поднял его.

– Я могу ответить прямо сейчас: поездка состоится. Так что иди домой, отдыхай и ни о чем не думай. А новая песня будет, вот увидишь, и ракетой взлетит на вершины музыкальных чартов.

В его голове уже одна за другой рождались строчки:

Я покоряю хит-парады, а ты бьешь вдребезги сердца.

«Классс-но!» – скажешь ты. «Классс-но!» – скажу я.

Я ношу туфли от Луккезе, а ты в бикини от Барделль.

«Классс-но!» – скажешь ты. «Классс-но!» – скажу я!

Ты сомневалась, а я взял и хит про это написал,

И вот теперь пою о той, что видит лунный свет порой.

Мы на чердак с тобой пойдем и пламя страсти разожжем —

Ведь все, что нужно мне сейчас, лишь ночь любви с тобой… для нас.

Тру может догадаться, что песня о ней, но он надеялся что бикини от Барделль уведет ее по ложному следу. Ко всему прочему, они часто смеялись над его привычкой дарить бикини фанаткам.

Может, стоит заменить чердак на кухню? На кухне у них с Тру ничего не было, поэтому, услышав эту песню по радио, она сможет подпевать без капли смущения.

Бежим на кухню и вдвоем станцуем танго под дождем…

Нет, при чем тут дождь? Или танго? Надо бы с кем-нибудь посоветоваться. С человеком, искусно владеющим словом.

С Гейджем.

Он торопливо набрал его номер.

– Я тут сочиняю… Поможешь выбрать нужную строчку?

Внимательно выслушав варианты, Гейдж предложил:

– Я бы предпочел иную фразу: «Пойдем мы в магазин вдвоем и пламя страсти разожжем».

– Магазин? Постой, но это о вас с Кармелой! Вот жеребец!

– Я нем как рыба. И ничего тебе не говорил.

Воцарилось неловкое молчание. Из-за сильного похмелья Харрисон не мог подыскать нужные слова и вместо этого принялся изучать залитые водой часы.

– Ты, кстати, пропустил громкое мероприятие, – заявил Гейдж спустя двадцать секунд.

Ура! Харрисон победно вскинул кулак в воздух. Его брат с каждым днем чувствует себя комфортнее в кругу людей. Другие, ясное дело, сказали бы: «Ты пропустил шикарную вечеринку». Или: «Ты пропустил убойное веселье». Но ничего, лиха беда начало.

– Ненавижу мероприятия, тем более такие громкие, – пробормотал Харрисон.

– Тру представила свои работы на всеобщее обозрение. Пришли сто тридцать шесть гостей. Она заранее пустила слух о выставке в «Морской звезде». Играл твой приятель Корнелиус, а потом его сменили ребята из «Бьюти колл». Клянусь тебе, Кармела потрясающе танцует.

– Черт, ты вообще о чем? – мгновенно очухался Харрисон.

– Тру, между прочим, удалось продать пару коллажей и окупить выступления музыкантов.

– Подожди… «Бьюти колл» должны были играть на свадьбе. Когда состоялось это так называемое «мероприятие»?

– Вчера. Вместо свадьбы.

Глаза Харрисона заволокло красной пеленой, в ушах зашумело, но вскоре все вернулось к норме за исключением, пожалуй, пульса. Сердце готово было вырваться из груди.

– Ты хочешь сказать – перенесли? Она говорила, что Дабз и Пенн наверняка прохладно отнесутся к идее скромной домашней церемонии.

– Да нет, это здесь вовсе ни при чем. Со слов Кармелы, Тру передумала выходить за Дабза, порвала с ним, а свадьбу отменила.

– Проклятье! – Кто бы мог подумать, что Тру рискнет довести дело до конца? – Что же ты мне не позвонил?

– С чего бы это?

– Ну мы ведь братья. И черт подери, ты же прекрасно знаешь, что я ее люблю.

Проклятье! Все его попытки выкинуть Тру из головы коту под хвост.

– А, точно. И где тебя носило, Ромео? Я же говорил, что негодяй побеждает… Я подал тебе знак, ты все проморгал, а сейчас спрашиваешь, почему тебе не позвонил? Да потому, что ты ее не заслуживаешь. Ты даже не боролся за нее.

– Я предлагал ей выйти за меня, но получил отказ. Я не идиот, чтобы опять наступать на одни и те же грабли. К тому же, осядь я в Бискейне, первых строчек чартов не видать мне как собственных ушей. Да и Тру не согласится со мной мотаться. Ей надо следить за хозяйством, мастерить коллажи и опекать сестру. А я почти весь год собираюсь провести на Западном побережье: дал согласие на участие в жюри телевизионного конкурса талантов, а завтра лечу в Лос-Анджелес, чтобы подписать контракт.

Харрисон пнул пивную бутылку, та откатилась в угол, на этикетке следует написать что-то вроде: «Внимание! Jack Squat лечит разбитые сердца».

– Тогда о чем речь? – спросил Гейдж.

– И это все?

– Ты о чем?

– Так ты утешаешь брата?

– О! Я вовсе не собираюсь тебя утешать. Просто констатирую факт. Кстати, сегодня девушки хлопочут в магазине.

– Спасибо, что решил замять больную тему. Какие девушки?

– Кармела, Уизи и Тру, естественно. Завтра магазин откроет свои двери, впервые после ремонта, но уже под другим названием. Теперь это будут «Чертовы янки».

– Неплохо! Мне нравится.

– На официальное открытие приедут трое пожарных, с которыми отец Кармелы работал до одиннадцатого сентября. Они и разрежут ленту.

– А я ни сном ни духом про ее отца, – сказал Харрисон.

– Кармела раньше никогда о нем не упоминала, и только теперь осмелилась достать этот скелет из шкафа. Она меняется буквально на глазах. К ее общительности и радушию прибавилось некое спокойствие.

– Недурно, – заметил Харрисон. – Короче, из твоих слов можно сделать вывод, что она ангел во плоти?

– Для меня – да.

– Я рад. Рад за вас обоих. – Он ненадолго замолчал. – Мне пора, Гейдж. Хорошо, что мы поговорили. Надеюсь, строительство идет без проволочек?

– Так и есть. Все идет как по маслу. Удачи в Лос-Анджелесе.

– Спасибо.

Положив трубку, он спешно записал слова и аккорды для «Классс-но…», затем собрал разбросанные на полу бутылки и вынес на крыльцо велосипед. Завтра приедет горничная и наведет тут безупречную чистоту.

Время паковать чемоданы в Лос-Анджелес.

Если бы пес Сэм и впрямь существовал, Харрисон сел бы на крыльце, почесал его за ухом и сказал: «Хорошо, что негодяй остался с носом, так ведь?»

Он был действительно рад такому неожиданному повороту событий. Тру молодец, что решила-таки бросить Дабза, и еще больший молодец, что устроила выставку.

Стоя под душем, напевал он хриплым голосом: «Да эта девушка – огонь». Весть о ее оглушительном триумфе помогла ему утихомирить собственную тоску и печаль.