Книга Тени в переулке - Эдуард Хруцкий

Но цековская дама оказалась крепким орешком и твердо заявила, что все, кто посмел ее арестовать, поедут в солнечный Магадан, так как она выполняла задание Дмитрия Николаевича Суханова – начальника секретариата ЦК КПСС и личного помощника Маленкова.

Исходя из обстоятельств дела должность и фамилия на сыщиков не произвели никакого впечатления: в этом доме они видели фармазонщиков и покруче, поэтому Черняеву для острастки отправили в КПЗ, а Парфентьев позвонил по оставленному Булганиным секретному телефону и доложил, что облигацию нашел и виновников выявил.

Булганин поблагодарил начальника МУРа и сказал, что правительство никогда не забудет, как замечательно и оперативно он работает. Самое удивительное, что свое слово он сдержал: Парфентьев получил звание комиссара милиции третьего ранга; Георгий Тыльнер ушел на пенсию из МУРа не как офицер милиции, а как полковник Министерства обороны; Скорин и Дерковский стремительно получили полковников.

Но за кремлевские стены ход сыщикам был заказан. Чужие не должны были выносить сор из избы. Днем в кабинет Суханова вошли четыре полковника в форме уже не существовавшего МГБ и только еще создаваемого КГБ. После тщательного обыска и короткой товарищеской беседы Суханов рассказал, что после ареста Берии Маленков поручил ему найти разработку Агранова – Огольцова и уничтожить ее.

В обысках принимали участие полковник юстиции Успенский, сотрудники ЦК Николаев и Пузанов. Все документы, обнаруженные в сейфах близких к Берии людей, в нарушение всех правил, без описи передавались Суханову. О чем полковник Успенский подал рапорт по команде. Помимо документов Суханов изымал из сейфов все, что там находилось.

А из сейфа Берии, не найдя там документов, он забрал несметное количество облигаций, что вполне естественно, так как Маршал Советского Союза и первый зампред Совмина получал огромные деньги.

Но как тогда к Суханову попала облигация Николая Булганина? Эту загадку быстро решили полковники с лазоревыми просветами на погонах. Они допросили арестованных бериевских офицеров и выяснили, что по приказу шефа они регулярно обыскивали сейфы товарищей по Политбюро, копируя документы, прихватывали заодно облигации и передавали их Лаврентию Павловичу.

Думаю, даже уверен, что сам Берия не знал о шалостях своих офицеров.

И вот Суханов, человек с низшим образованием, начавший свою карьеру курьером Ярославской спичечной фабрики, потом рекомендованный на партработу, в своих показаниях пояснил следователю, что сгубило его огромное богатство в виде толстых пачек облигаций.

Никто об этих облигациях не узнал. Маленков повысил своего верного помощника, сделав его заведующим особым сектором КПСС. Никто не ведал, как красиво гулял на чужие выигрыши пламенный большевик Суханов со своей любовницей Черняевой, которая, кстати, получала деньги в разных сберкассах Москвы.

Да, а где дело Агранова – Огольцова, заведенное на троцкиста Маленкова? Его так и не нашли. Видимо, оно попало уже в другой сейф.

В 1957 году, когда отменили государственный заем, появился анекдот: «Как лучше всего избавиться от клопов? Очень просто. Обклейте стены облигациями – и они умрут от хохота».

Возможно, клопы умирали от хохота, но появились вполне серьезные люди. Они начали скупать облигации, давая рубль за тысячу, и скупили их несметное количество. Так вот, когда в 80-х годах государство начало гасить облигации, то есть выплачивать деньги по номиналу, они немедленно стали миллионерами. Наш советский жулик твердо верил своему государству. Поэтому рискнул и выиграл.

У нас в доме, как и у всех, тоже были облигации. Куда они делись, я так и не знаю, и не выиграл я на них ни копейки. Добрая волшебница из сказки о Золушке ни разу не зашла ко мне. Поэтому не ждали меня карета из тыквы и кони из мышей, чтобы отвезти на бал удачливых и счастливых.

«Шпионские страсти»

Когда на Москву спускались сумерки и на улице Горького вспыхивали белые лампы фонарей, у дома номер 28, углом уходящего в проезд МХАТа, зажигался огромный бокал, в котором светились разноцветные полосы.

Это была вывеска знаменитого «Коктейль-холла», очень модного в Москве заведения, который в 1955 году Никита Хрущев закрыл, посчитав это славное место «притоном разврата».

Разноцветные полоски на бокале соответствовали двум подаваемым в этом заведении коктейлям: «Карнавал» и «Международный». Они состояли из разноцветных слоев всевозможных напитков. Зеленые, красные, желтые, белые цвета стояли в бокале, налитые умелыми руками барменш.

Разноцветный бокал над входом в это прекрасное место был как бы символом столичного гулявого общества. В нем, как в коктейле, говоря на фене, перемешались разные масти. Артисты, литераторы, киношники, художники, дети номенклатурных пап и, конечно, ребята из спецслужб.

Отсидев в конце работы на обязательных партсобраниях, заклеймив поджигателей войны, одобрив линию любимой партии, люди возвращались домой, переодевались и окунались в приятную вечернюю московскую жизнь.

Они слабо верили в могучую поступь пятилеток. Многие не понаслышке, особенно журналисты, знали, как достается каждый центнер хлеба, смеялись над процентными показателями перевыполнения государственного плана.

Но какими бы циниками ни были люди тогда, к прошедшей войне относились свято.

Я попал в эту карнавальную жизнь совсем молодым человеком, еще при Сталине. Потом надел военную форму и вернулся в Москву под самый конец оттепели. Для меня, надолго оторвавшегося от веселой столичной жизни, все происходившее показалось настоящей свободой. Еще несколько лет назад, если за твой столик в ресторане или безобидном баре «Мороженое» подсаживался иностранец: поляк, чех, румын и, не дай бог, кто-то из врагов-капиталистов, – надо было немедленно рассчитываться и уходить. В противном случае тебя, вполне возможно, отволокли бы в райотдел МГБ.

Но в конце 1950-х все изменилось. Иностранцы стали не просто участниками московских тусовок тех лет, но и их украшением, как в чеховской «Свадьбе» генерал.

Ах, московская жизнь тех лет! Кафе «Националь», гостеприимный ресторан ВТО на улице Горького, Дом кино, еще на улице Воровского, «Метрополь», недавно открытый «Пекин».

А после закрытия заведений компания на машинах отправлялась во Внуково, где ресторан работал круглые сутки, а летом – на веранду, повисшую над рекой в кабаке «Химки».

После армейского аскетизма я с удовольствием влился в необыкновенно веселую ночную жизнь.

Мне повезло: сразу после увольнения меня взяли на работу в газету, а журналистика в те годы была профессией престижной.

В самых разных компаниях я часто встречал киносценариста и драматурга Юрия Кроткова. Хотя он был старше меня лет на десять, никогда не настаивал, чтобы его звали Юрий Васильевич, был весьма демократичен, безукоризненно воспитан, широк и умен. Выше среднего роста, темные волосы, чуть тронутые сединой, внешне весьма импозантный мужик. Он всегда появлялся с первоклассными дамами, в основном актрисами. Вполне естественно, сценаристов всегда любили актрисы.