Книга Леннар. Псевдоним бога - Антон Краснов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Детство Барлара, пахнущее травяной похлебкой, базаром, сапогами старого вора Барки, которыми он имел обыкновение охаживать своего ученика. Детство, напоенное теплом кипящего обогревательного котла, возле которого все тот же старый Барка, отойдя от гнева, рассказывал мальчику удивительные истории о богах, славных королях, о Благолепии и Великой пустоте. О древних жрецах и заклятиях, о Язвах Илдыза и о червях-гареггах, благодаря которым человек становится великим и непобедимым воином, но все равно умирает молодым. Детство… Оно кончилось, верно, тогда, когда на ланкарнакском базаре появился человек в сером плаще. Лен-нар… Как много он дал Барлару и как много у него отнял… Леннар, которого только что предали, выдали головой предводителю сардонаров.
И теперь, находясь в стане врага, Илам продолжал служить Обращенным. Он знал, на какую жертву идет, согласившись стать гареггином, но это согласие сразу же ставило его вне сферы подозрений в пособничестве Леннару. Акил не верил, что любой Обращенный пойдет на такой шаг! Илам-Барлар делал свое дело. Через него Леннар своевременно узнавал о том, что делается у сардонаров. Через него Леннар подбросил Акилу идею о том, что, дескать, уродливый труп на площади Двух Братьев инфицирован амиацином, и все помнят, какой взрыв вызвала эта весть. Дезинформация, как выразились бы в Академии… Илам был полезен, но сейчас, чувствуя на себя взгляд Акила, он вдруг глубинным своим нутром почувствовал, что дни его в стане врага сочтены. Раскрыт?.. Его выдали?.. Впрочем, до таких четких и осознанных вопросов самому себе Илам еще не вызрел.
— Ты не слышишь меня, Илам? Что ты встал? — донесся до гареггина голос Акила.
У Илама (пусть он зовется так) были мутные глаза, невидящие, словно у новорожденного. Но он тряхнул головой и, вернув себе ясность взгляда и восприятия, ответил:
— Я понял, многоустый Акил. Отдам соответствующие распоряжения.
— Иди.
Илам исчез. Коротким кивком головы подозвав к себе рослого гареггина с тусклыми, металлически поблескивающими глазами и лоснящейся смуглой кожей, Акил произнес:
— Вот что, Борк, глаз с него не спускай.
— С Илама? — спросил догадливый Борк, и в его мутных глазах вяло затрепыхались огоньки.
— Да. С Илама. Да, а где Грендам, мой на диво красноречивый соправитель? Опять пьет или глотает этот серый дурманящий порошок, «пыль Ааааму»? Не нужно было доверять ему осмотр подземелий Первого…
Борк доложил:
— Славный прорицатель Грендам отдыхает у себя в покоях. При нем охрана: три гареггина.
— Все, поди, бабы? — насмешливо спросил Акил. — Ладно, можешь не отвечать. Знаю я… Вот что… Убери эту падаль.
И носком ноги он поддел труп доносчика, убитого сразу же после того, как тот выдал Леннара.
…То, что именовалось «гликко», ведет свою историю из далеких времен, от одного из легендарных основателей древних сардонаров, свирепого и сладкоголосого Аньяна Красноглазого. Это действо отмечается в хрониках Храма как одно из самых завлекательных и впечатляющих зрелищ, выдуманных людьми Корабля. Акил не стал мудрить и добавлять что-то свое, а просто взял и представил гликко в его первозданном древнем виде, во всей его свирепости и зрелищности.
Для отправления этого кровавого ритуала требуется ступенчатая пирамида с площадкой на самой вершине. На площадке ставится большой ароматный факел, в котором сгорают дорогие дурманящие благовония. На площадке и по ребрам ритуальной пирамиды, по обе стороны ступеней, на столбах стоят отправители-жрецы. Если точнее — жрицы. По ритуалу на них не должно быть ничего, кроме вплетенных в наплечную сеть амулетов и еще ярких металлических нитей в волосах. Смеясь, эти девушки наблюдают за казнью, и последнее, что видит обреченный на смерть, — это молодые смеющиеся девичьи лица и прекрасные обнаженные тела. Сначала казнь даже некоторым образом милосердна: осужденному подносят ковшик напитка, который сардонары помпезно именуют «кровь бога», а потом бедолагу привязывают к ребристому, особым образом обтесанному бревну и сбрасывают с пирамиды вниз по ступеням. Когда бревно с привязанным к нему пленником, одурманенным «кровью бога», скатывается и падает с самой нижней ступеньки, в теле несчастного не остается ни одной целой кости, а его собственная кровь заливает ступени на всем пути падения бревна. Но он не чувствует боли. Осужденному даже нравится это увлекательное действо, его захватывает падение, он видит, как мелькают вокруг прелести юных жриц и сверкают их улыбки, он слышит, как ревут ритуальные трубы и приветственно гудит толпа. Осужденный чувствует себя ребенком, которому неожиданно дали поучаствовать во взрослой игре, и он счастлив, совершенно счастлив. Одурманенный мозг не принимает сигналов неистовой боли… Самое же пикантное состоит в том, что осужденный в девяти случаях из десяти остается жив и, достигнув подножия, вместе со своим бревном составляет частокол вокруг ритуальной пирамиды. И вот когда действие наркотического напитка начинает ослабевать…
Ломаются даже самые стойкие. Самые мужественные враги сардонаров, придумавших гликко, молят о смерти. Прекрасные лица жриц расплываются перед глазами в уродливые багровые лики смерти, а контуры обнаженных женских тел подтекают и искривляются, словно на полотне безумного храмового живописца.[16]
Толпа зевак в полном восторге…
Согласно распоряжениям, отданным расторопным Иламом, строители тотчас же стали возводить на главной площади Горна, все той же площади Двух Братьев, внушительную ритуальную пирамиду. Собственно, сама казнь и воздвигаемая для ее совершения пирамида были только частью весьма продолжительного и колоритного церемониала, изобиловавшего завлекательными зрелищами, от которых невозможно оторваться. Сардонары прекрасно знают, как увлечь толпу.
«Он странно смотрел на меня, — думал Илам, наблюдая за тем, как закипает на площади работа по возведению ритуальной пирамиды, а из соседнего квартала слышится визг обтесываемых бревен, — Акил никогда не смотрел на меня так… Я чувствую… Неужели этот предатель раскрыл и меня?.. Отчего тогда я жив?.. Или они ждут, что я захочу предупредить Леннара, что я выдам себя при попытке предупредить его… Они хотят поймать меня за руку? Зачем, если эту руку можно отсечь сразу?.. Значит, Акил не уверен… или… или что-то иное, чего я пока не могу уразуметь. Пирамида, ритуальная пирамида… Он дорожил пленниками, которые принадлежат к высшему жречеству… Он не давал указания убить их, хотя Грендам и даже этот проклятый слюнявый Гаар, жирная тварь, предатель от рождения, — они не раз настаивали на казни Сына Неба и всех тех, кто был пленен вместе с ним при захвате Первого Храма… Акил готовит нечто особенное… Наверное, он полагает, что венчать большое гликко должен труп Леннара. Сейчас у него, клянусь всеми дряхлыми и плесневелыми богами Арламдора, появилась такая… такая редкая возможность. Или еще нет?.. Как же мне быть?»
…С того момента, как многоустый Акил (тот, кто шествует рядом с пророком, предводитель славных сардонаров, и проч., и проч.) отдал приказ о подготовке большого аутодафе-гликко, прошло несколько дней. За это время на площади Двух Братьев выросла величественная ритуальная пирамида, к которой приложили руку лучшие строители Горна и всей Ганахиды. Среди них было немало пленных храмовников, потому что, это известно всем, именно под эгидой Храма воспитываются почти все лучшие мастера своего дела.