Книга Хищная книга - Мариус Брилл

— А как насчет багажа?

— О нем позаботились. Может быть, он будет на месте раньше нас.

— Боюсь, я не привыкла путешествовать таким образом, — вздохнула Миранда. — Если за тебя обо всем позаботятся, то что делать в отпуске? Если не надо беспокоиться, что твой багаж заслали в Мурманск, то чем вообще занять время?

Суденышко зарылось во встречную волну, затем в другую, еще более свирепую, внезапно опрокинув Миранду в объятья Фердинанда. Он помог ей удержаться на ногах и выпрямиться.

— Ты права, существует опасность расслабиться, — сказал Фердинанд, а катер резко повернул, чтобы разминуться с гондолой, которая стремительно отчалила от набережной. На этот раз Фердинанда бросило на Миранду, так что он немилосердно боднул ее в голову.

— О-ох, — сказала она, ощупывая нос. Катер перевалил через гребень волны, усиленной отражениями от стенок сузившегося канала, а Фердинанд навалился на Миранду, прижав ее к окну кабины, через которое ее лицо смотрелось как белая сплющенная лепешка.

— Почти на месте, — бодро произнес он, отталкиваясь от нее.

Миранда оторвала щеку от стекла с громким хлюпающим звуком.

— Отлично, — сказала она.

Вдруг взревел мотор, и катер рванулся вправо. Миранда взглянула туда, там снова был большой канал, на противоположном берегу вздымался огромный купол собора, статуи святых облепили его, как декоративные пиявки. С украшающими его стены, порталы, колонны и башенки волютами, архивольтами и прочими завитушками, он показался Миранде самым изумительным из виденных ею зданий. Для знатока архитектуры, выращенного в муниципальном жилом районе и получившего образование в школе Шепердз-Буша, это было потрясением.

Фердинанд покосился на открытый от восхищения рот Миранды.

— Очень красиво, это стиль барокко, как свадебный торт, — сказал он, прибегая к истертому штампу и надеясь, что слово «свадебный» сгустит романтическую атмосферу, которую он старательно нагнетал.

— Нет, — сказала Миранда, не отводя глаз от красоты. — Это как будто… это похоже на задницу после настоящего фитнеса, везде, где надо, крепкую как камень, с идеальным загаром и втиснутую в сплошь ажурные, кружевные трусики с фестончиками. Это грандиозно.

— Ладно, тебе придется к этому привыкнуть, — сказал Фердинанд, — это вид из нашего окна.

Пока он говорил, мотор заурчал на реверсе винта, и катер замедлил ход. Рядом с ними, на ближнем берегу канала, около которого зыбился на волнах их катер, качаясь вперед-назад и влево-вправо, располагалась тихая, изящно устланная красными коврами пристань под белым полотняным навесом. За ней вдоль берега выстроились ресторанные столики с букетами цветов, а над ними возвышался в своем ренессансном великолепии отель «Гритти-Палас». Название было запечатлено большими золотыми буквами на стене из розоватого кирпича. Белые мраморные окна задавали в композиции фасада свой пространственный ритм, будто знаки в нотном письме. Миранда попыталась угадать, где их окно.

Их таксист бросил швартов человеку на пристани, тоже одетому в безукоризненно белую униформу. Он услужливо предложил Миранде руку, помогая шагнуть на ступеньки. Осыпаемые любезностями, вежливыми приглашениями, приветствиями и льстивыми комплиментами, Миранда и Фердинанд проследовали с пристани к регистрационной стойке, к лифту и в свой номер, и только там, закрыв дверь и оставив белых униформистов снаружи, почувствовали они себя наедине друг с другом. Словно бы они избавились от окружающего мира, погружаясь в море своей страсти. Он обнял ее своими сильными мужскими руками, а она не отрываясь смотрела в его глаза. Затем, когда его лицо приблизилось к ее лицу, и его губы — к ее губам, а от их промокшей одежды в горячих объятьях пошел пар, Миранда стала увертываться.

— Извини, я сейчас не могу, — сказала она, отлепившись от него и заметив его озадаченный взгляд. — Я до смерти хочу пи-пи, а то вся эта вода и дождь, и… и ты не знаешь, где это?

Подобно тому, как от страсти положено пылать, а не потеть, остаются еще определенные вещи, которые, несмотря на всю эмансипацию и феминизм, девушки по-прежнему не хотят делать при посторонних: например, пить пиво большими кружками, чесать у себя в промежности и рыгать как тяжелый грузовик на подъеме. По мнению многих, в том числе Миранды, отращивать волосы под мышками, на публике питаться тем, что не было полностью обезжирено, и пахнуть чем-то, отличным от французских ароматов, прекрасный пол тоже не имеет права. Мочеиспускание, конечно, является одним из тех действий, которые настоящая леди совершает абсолютно бесшумно. Однако, поскольку она лишь чуть присела над унитазом из сиенского мрамора, поток урины резонировал оглушительно, подобно комнатной Ниагаре. Если бывают убийцы настроения, отбивающие всякую охоту кое-чем заниматься, то раздававшийся грохот водопада следовало бы считать высокопрофессиональным киллером.

Но у Фердинанда на уме было убийство другого рода. Пока Миранда зависла над унитазом, застыв от смущения и напряженно прислушиваясь к любому звуку извне, пытаясь оценить общую акустику помещения, Фердинанд крадучись прошелся по комнате в поисках места, где мог бы спрятать свой полуавтоматический пистолет «сильвер хоук» двадцать второго калибра. Он не хотел носить оружие с собой. Что может быть хуже, если девушка вдруг кинется тебе в объятья, а в результате окажется, что ты просто сразил ее своим пистолетом? Согласно «Букеру» — инструкции МИ-5, хитроумно спрятанной под суперобложкой одного из последних лауреатов премии Букера по тем простым соображениям, что возить с собой отмеченный критикой роман, не вызывая подозрений, может каждый, а вот читать и даже раскрывать его все равно никто не станет, — согласно «Букеру», лучшим местом для хранения нелегального снаряжения всегда будет чужой багаж. К сожалению, у Миранды багажа вообще не было, поэтому Фердинанд решил спрятать пистолет на дне чемодана с платьями, который ей подарил.

Миранда бесшумно подтерлась и выпрямилась. Она тихо-тихо натянула трусики и прислушалась, затаив дыхание. Как ей теперь вернуться и возобновить объятья? Какая может быть романтика после пятибалльного шторма, вырвавшегося из ее мочевого пузыря? Она ничего не слышала, кроме пульсирующей в ушах крови. Слышал он или нет? Это уже невыносимо. Миранде вдруг захотелось выбраться из этого отеля, немедленно перейти к следующей главе. Сняв мокрую одежду, она открыла дверь ровно настолько, чтобы высунуть голую руку до локтя, и сказала как можно грубее:

— Не мог бы ты передать мне что-нибудь сухое, во что одеться? Что-нибудь подходящее, если мы обедаем здесь, в отеле, или мы куда-нибудь пойдем?

— Думаю, куда-нибудь выйдем, — ответил Фердинанд, одной рукой извлекая длинное бархатное платье и открытые туфли на высоком каблуке, а другой втискивая пистолет на дно чемодана. Он набросил платье на вытянутую руку Миранды, повесил туфли ремешками на пальцы и проследил, как все это исчезло за дверью ванной.

Только надев платье и туфли, Миранда взглянула на свое отражение в высоком, от самого пола до потолка, зеркале. И ей пришлось еще убеждать себя, что стоящая там женщина — она сама. Платье, сужаясь, облегало ее ноги так, будто она была глянцево-черным пером, балансирующим на остро заточенном кончике. О, что можно было бы написать таким пером! Миранда преобразилась: платье, заграничный город, «прыжок веры» совершен, мечта стала реальностью, цель почти достигнута; где-то по пути продавщица, размахивающая гигиеническими прокладками, превратилась в… ну, можно сказать, в даму. Даму, в самый неподходящий момент писающую с шумом пожарного гидранта, но даму, которую раньше она могла только воображать себе, добравшись страницы этак до двухсотой своего любовного романа. Миранда решила не допустить, чтобы занозой засевшее смущение испортило ей вечер. Она распахнула дверь ванной, являя миру примадонну, которой стала…