Книга Хищная книга - Мариус Брилл

Два города соединяет единственный узкий мост. Здесь автомобильная и железная дороги сходятся и рядышком идут на скопление венецианских островков, в эту столицу романтики. Когда «Восточный экспресс» вырвался из зловонного смога, окутавшего Местре, и помчался по мосту, Миранда и Фердинанд посмотрели на мятущиеся воды лагуны с тем чувством облегчения, которое испытали и все остальные пассажиры, с какой-то совершенно иррациональной благодарностью за то, что поезд не остановился в Местре. Они попивали шампанское и разглядывали на стекле следы первых тяжелых капель ливня, когда громовой раскат возвестил о начале традиционной средиземноморской бури, что, кстати, было весьма сходно с тем, как святой Марк вообще основал Венецию.

Миранде пришла в голову поразительная мысль.

— Противоположности сходятся, — задумчиво проговорила она, глядя в окно поезда. С минуту, пока дождь еще не совсем залил стекло, она вертела головой влево-вправо, сравнивая изысканность с безыскусностью, божественное зодчество с архитектурным убожеством.

«Противоположности сходятся», — подумали все остальные направляющиеся в Венецию пассажиры.

«Противоположности сходятся», — подумал Фердинанд, глядя на автомобильную дорогу рядом с рельсами и с улыбкой заметив на ней темно-зеленый «бентли»; шедевр автомобилестроения мчался в город, где нет дорог. Но ведь машина была просто запасным вариантом, мерой предосторожности; как бы ни мала была вероятность, но если Фердинанду придется нейтрализовать Миранду и быстро исчезнуть из города, она должна его ждать в укромном месте. Однако Перегноуз прекрасно уложился в график, возможно, он не так неуклюж, как кажется. Фердинанд посмотрел на Миранду, девушку, чье сердце он должен либо разбить, либо прострелить, прежде чем наступит завтрашний рассвет. Она сосредоточенно старалась одновременно охватить взглядом город, куда направлялась, и город, из которого они выехали. От этого уже рябило в глазах, и Фердинанд отвернулся в сторону расплывающихся под дождем задних огней «бентли»; правда, он не мог видеть, что в машине не один пассажир, а двое.

«Противоположности сходятся», — рассеянно подумал Перегноуз, глядя на Барри, хмурящего свои мощные неандертальские брови на дорогу впереди.

«Противоположная сторона дороги», — подумал Барри. «Противоположная сторона дороги, держаться противоположной стороны дороги», — вынужден был он все время напоминать себе. Он включил дворники, как только начался дождь, и стекло моментально превратилось в мозаику извивающихся змеями силуэтов. По крыше разом забарабанили тяжелые струи, и дворники уже волнами сбрасывали воду с лобового стекла. Когда даже итальянские автомобилисты сбавили скорость под ударами стихии, Фердинанд перестал различать «бентли», ушедший вперед в тумане брызг из-под колес.

— И все могло бы быть прекрасно, — сказал Фердинанд обернувшейся к нему Миранде. — Хотя и так по-своему романтично, правда?

— Любой, — ответила Миранда, — кто считает дождь романтичным, явно никогда не жил на Голдхоук-роуд, в доме, где на полу требуется расставлять под протечками больше мисок, чем на пикнике для скучающих домохозяек.

— О, — сказал Фердинанд, стараясь выглядеть слегка задетым.

Миранда слышала произносимые ею слова, и понимала, что слова эти — не ее; это речи Мерсии, ее рассуждения. Легкий намек на превращение ее мечты в реальность заставил Миранду возводить вокруг себя барьеры и стены, чтобы не утратить ощущение устойчивости бытия. И хотя стены эти были как театральные декорации, толщиной с бумажный лист, готовые упасть от малейшего дуновения ветерка, она чувствовала себя обязанной в роли романтической героини сохранять хотя бы видимость здравомыслия. Пока она не будет абсолютно уверена, что этот мужчина испытывает по отношению к ней хотя бы десятую долю того, что она испытывает по отношению к нему, она скроет правду о танцах под дождем на тропическом острове с мужчиной из рекламы «Баунти».

За завесой ливня наплывал большой синий указатель с надписью «VENEZIA». Белая на синем надпись все замедляла свое приближение, и наконец поезд, с какофонией коротких взвизгов и протяжных стонов, замер. Залязгали открывающиеся двери, и только тогда Миранда пронзительно ощутила, что она действительно в чужой стране, в неизвестности, вдали от дома. Это ощущение проникало в ее сознание вместе с восхитительно непривычным звуковым фоном снаружи. Стук дождя по стеклянной крыше каждой платформы, мелодичность выкрикиваемых иностранных имен, отдаленный перезвон колоколов, журчание водосточных труб, гомон приехавших и встречающих, ноющий «ма-а-ма» ребенок, гнусавые объявления по радио, гудение моторов, и о чем там взывает какой-то романец, пританцовывая, кидаясь к каждому выходящему пассажиру и поднимая табличку с надписью фломастером: «ВЛЮБЛЕННЫЕ».

Чтобы помочь Миранде выйти через узкую дверь, протянул свою худощавую загорелую руку стройный черноглазый проводник. Очутившись на платформе, Фердинанд, поддерживая под локоть, сразу повел ее вдоль вагонов, через лабиринт из обнимающихся родственников, лотков с чипсами, штабелей багажа и курящих между ними проводников. Выйдя на ступеньки вокзала, Миранда вынуждена была остановиться, просто чтобы перевести дух. Вот оно: Венеция, какой она ее себе представляла, Венеция как на картинах, как на открытках, Большой канал, купол собора, катера с водителями в белых фуражках, человек в полосатой футболке под двумя большими зонтами, продающий соломенные шляпы, и другой, торгующий мороженым.

— Пойдем! — Фердинанд со смехом вытащил ее под ливень.

Они перебежали через пустую площадь. Тонкая одежда Миранды стала тяжелой, липла к телу, терлась о затвердевшие соски, промокла насквозь, когда они еще не проделали и полпути к каналу. На белокаменной набережной Фердинанд, не сбавляя скорости, прыгнул и приземлился прямо на деревянную палубу водного такси. Обернувшись к Миранде, он обхватил ее за талию. Она склонилась вперед и вниз, а он бережно опускал ее в катер. Миранда медленно снижалась, словно тонула в его глазах, колодцах завораживающей ясности, очищенных струями дождя, бившими ему в лицо. На веках бриллиантами в диадеме застыли крошечные капельки, а по скулам текли весенние ручейки. Как только ее ноги коснулись палубы, Фердинанд и Миранда кинулись в обшитую лакированной коричневой фанерой кабину, где Фердинанд кивнул сидящему там человеку в белых туфлях, белых носках, белой рубашке, белых шортах и белой морской фуражке.

— Такси? — спросил его Фердинанд.

— Si[30], — кивнул тот.

— Il Palazzo Gritti, per favore, faccia presto, non vede che la Signora e bagnata![31]— сказал тогда Фердинанд на таком чистом итальянском, что Миранда на всякий случай ущипнула себя за задницу. Если этот ее огромный аэростат сдуется от прокола, значит, она спит.

— Ci giurerei[32], — ответил человек в белом, выходя из кабины. Они уселись на диванчики с отполированной до блеска кожей, а с кормы сдавленный хрип мотора пронесся над водами, и катер вырулил на середину канала. Когда он зарывался носом даже в малейшую волну продолжающейся бури, брызги летели через открытые дверцы кабины.