Книга Терапия - Дэвид Лодж

В моем почтовом завале обнаружился черновик сценария, предложенного Самантой, где она развивает свой сюжет для последней серии нынешнего блока: «Соседи», «Земля любви, земля надежды» и «Призраки» в одном флаконе. Не так уж плохо, но я сразу заметил, что нужны поправки. У нее призрак Присциллы является Эдварду после похорон. А должно быть так: Присцилла является Эдварду сразу же после роковой катастрофы, когда никому еще ничего не известно. Сначала он не понимает, что она призрак, потому что Присцилла пытается сообщить ему об этом в мягкой форме. Потом она проходит сквозь стену - брандмаур-в дом Дэвисов и обратно, и он осознает, что она умерла. Это печально, но не трагично, потому что Присцилла все равно в каком-то смысле здесь. В этой сцене даже есть нечто комическое. Лед очень тонкий, но думаю, получится. Во всяком случае, я быстренько все переписал и отправил Саманте с пожеланием показать это Олли.

Потом я позвонил Джейку и десять минут безропотно слушал его горькие упреки в том, что не перезвонил ему раньше, прежде чем смог сообщить о своей работе над черновым сценарием Саманты.

- Слишком поздно, Пузан, - категорично заявил он. - Четырнадцатый пункт вступил в действие несколько недель назад.

- Значит, они наняли другого автора? - спросил я, собравшись с духом, чтобы услышать положительный ответ.

- Должны были, - сказал Джейк. - Им нужен согласованный сценарий последней серии самое позднее к концу этого месяца.

Я услышал поскрипывание его офисного кресла, пока он покачивался на нем в раздумьях.

- Если они действительно ухватятся за эту идею с призраком, можно успеть, - изрек он. - Где ты будешь в ближайшие две недели?

Тут мне пришлось выложить ему, что я на неопределенное время уезжаю за границу и не могу сообщить ему ни факса, ни телефона, по которым со мной можно будет связаться. Пришлось отвести трубку от уха, как в старых комедиях, пока он ругался.

- Какого черта ты уезжаешь отдыхать именно сейчас? - услышал я его вопль.

- Это не отдых, - ответил я, - это паломничество.

И быстренько повесил трубку, пока он еще молчал, лишившись дара речи.

Удивительно, до чего поиск Морин меня преобразил. Похоже, я больше не испытываю трудностей с принятием решений. Я больше не чувствую себя «самым несчастным человеком». Возможно, я никогда им и не был… на днях я снова пробежал то эссе и подумал, что не совсем понимал его раньше. Но я точно присутствую для себя, когда вспоминаю Морин или надеюсь найти ее… как никогда.

Я допечатал это предложение, когда заметил на улице ритмичное мигание света, отражавшееся в моих окнах, - было темно, около десяти часов, но шторы я не задернул. Прищурившись, я посмотрел вниз и увидел крышу полицейского автомобиля, который остановился у нашего дома, и его вращающуюся «мигалку». Я включил монитор в прихожей и увидел на крыльце Грэхэма, скатывавшего свой спальник под наблюдением двух полицейских. Я спустился вниз. Старший из двух стражей порядка объяснил, что они забирают Грэхэма.

- Вы тот джентльмен, который жаловался?

Я ответил, что нет. Грэхэм глянул на меня и спросил:

- Можно к вам подняться?

- Хорошо, - сказал я. - Ненадолго.

Полицейские посмотрели на меня в изумлении.

- Надеюсь, вы знаете, что делаете, сэр, - неодобрительно заметил старший. - В свой дом я бы этого оборванца не пустил, вот что я скажу.

- Я не оборванец, - возмутился Грэхэм.

Полицейский в ярости выкатил на него глаза.

- Молчи, оборванец, - прошипел он. - И не попадайся мне больше на этом крыльце. Понял?

И холодно посмотрел на меня.

- Я мог бы задержать вас за то, что вы мешаете полицейскому исполнять свои обязанности, - заявил он, - но на первый раз посмотрю на это сквозь пальцы.

Я привел Грэхэма к себе и напоил чаем.

- Вам придется поискать другое место, Грэхэм, - сказал я. - Я больше не смогу вас защищать. Уезжаю за границу, возможно на несколько недель.

Он с хитрецой посмотрел на меня из-под своей челки.

- Позвольте мне здесь остаться, - попросил он. - Я присмотрю за квартирой, пока вас не будет. Как сторож.

Я рассмеялся в ответ на его нахальство.

- Ей не нужен сторож.

- Вы ошибаетесь, - возразил он. - Здесь столько всякого сброда. Вас могут ограбить, пока вы в отъезде.

- До сих пор меня не грабили, хотя квартира большую часть времени стояла пустая.

- Я же не имею в виду жить здесь, - пояснил Грэхэм, - только спать. На полу… не на вашей кровати. Я бы содержал тут все в чистоте и порядке. - Он огляделся. - Намного лучше, чем сейчас.

- Не сомневаюсь, Грэхэм, - ответил я. - Спасибо, но нет.

Вздохнув, он покачал головой.

- Надеюсь, вы об этом не пожалеете, - сказал он.

- Что ж, - ответил я, - на крайний случай я застрахован.

Я проводил его на улицу. Моросил мелкий дождь. Мне стало немного неловко, когда он, подняв воротник, взвалил на плечо скатанный спальный мешок, - но что я мог сделать? Было бы безумием отдать ему ключ от квартиры. Вернувшись, я мог обнаружить, что он превратил ее в ночлежку для бродячих философов, как он сам. Я сунул ему в руку несколько банкнот и велел найти место на ночь.

- Спасибо, - бросил он и скрылся в темной влажной ночи.

Никогда не встречал человека, который принимал бы помощь с таким безразличием. У меня такое чувство, что больше я его никогда не увижу.

Четверг, 17 июня. Уехать сразу не получилось. Позвонил Шортхауз и сказал, что ему будет удобнее, если я подожду несколько дней, пока он не согласует детали договора с другой стороной. Поэтому я в "нетерпении болтался эту неделю в городе, стараясь убить время чтением всего, что смог найти в книжных магазинах Чаринг-Кросс-роуд о паломничестве в Сантьяго. Сегодня утром съездил в Раммидж подписать бумаги и вернулся ближайшим поездом. Вечером, когда я укладывал вещи, неожиданно позвонила Салли. Впервые за многие недели.

- Я только хотела сказать, - произнесла она старательно ровным тоном, - что, по-моему, ты очень щедр.

- Пустяки, - ответил я.

- Мне жаль, что все так неприятно вышло, - сказала она. - Боюсь, я тоже виновата.

- Да, конечно, такие вещи всегда болезненны, - поддержал я, - развод выявляет в людях далеко не лучшие качества.

- Ну, я просто хотела поблагодарить, - сказала Салли и повесила трубку.

Разговаривая с ней, я чувствовал себя неуютно. Как бы снова не начать жалеть о принятом решении. С меня станется. Хочется поскорее вырваться отсюда, оказаться далеко от всего этого, в пути. Я уезжаю завтра утром. Сантьяго, я иду.

Часть четвертая

21 сентября. Я пришел к выводу, что главное различие между написанием книги и написанием сценария заключается не в том, что последний состоит в основном из диалогов, - весь вопрос во времени. Сценарий весь пишется в настоящем времени. Не в литературном, а в онтологическом смысле. (Каково, а? Вот результат чтения книг Кьеркегора.) Что я хочу сказать - в спектакле или в фильме все происходит сейчас. Поэтому ремарки автора всегда пишутся в настоящем времени. Даже когда один персонаж говорит другому о чем-то, что случилось в прошлом, по отношению к публике это сообщение происходит в настоящем. Тогда как при написании книги все принадлежит прошлому; даже если вы пишете «Я пишу, я пишу» снова и снова, акт написания закончен и, так сказать, забыт к тому моменту, как это будут читать.