Книга Аттила, Бич Божий - Росс Лэйдлоу

— Выглядят вполне… невинно, — пробормотал юный солдатик.

— Выглядят невинно, согласен, — ответил biarchus. — Но не факт, что они такие на самом деле. С набегами мы еще как-то справляемся — пока. Но поселенцы — совсем другое дело. Эти люди хотят забрать нашу землю. Вскоре полные саксов лодки будет приносить сюда любой дующий с востока ветер. Вопрос стоит так: или мы, или они — иного не дано.

— То есть… мы их всех убьем? Даже женщин и детей? — выдохнул солдатик в ужасе.

— Именно так, парень, — мрачно улыбнулся biarchus. — Буду с тобой честен: мне это нравится не больше, чем тебе. Но не забывай: маленькие волчата вырастают в волков.

Жестами biarchus приказал патрулю рассредоточиться по берегу, образуя полукруг, затем скомандовал наступление.

Бойня была скорой и тотальной. Окруженные, застигнутые врасплох саксы не имели ни единого шанса и погибли там, где и стояли. Единственным выжившим оказался щенок, которого молодой солдатик спрятал под своей туникой. Лодки закидали камнями и потопили.

— Мы что, их даже не похороним? — послышался чей-то нерешительный голос. — Может, они и не были христианами, и все же…

Biarchus покачал головой.

— Оставьте их. Разбросанные вдоль берега волнами, их тела будут служить предупреждением вновь прибывшим.

Патруль был уже у Андериды, когда один из солдат заметил в небе две точки, медленно перемещавшиеся на северо-запад.

— Людвиг, ты был прав, — рассмеялся он. — Твои орлы вернулись.

* * *

— Начать следует с чего-то сильного и понятного, — сказал Герман, помогавший Амвросию переписать письмо, которое тот собирался послать Аэцию. — Вот, послушай, — предложил он после небольшой паузы. — «К Аэцию, трижды консулу, взывают бритты…».

Глава 37

Даже Афина Паллада вряд ли смогла бы воздвигнуть столь несокрушимую твердыню.

Надпись на стенах Константинополя, служащая напоминанием об их перестройке префектом претория Константином в 447 г.

— Хорошо, — проворчал стоявший рядом с Аспаром Арнеглиск, когда vexillatio тяжелой конницы, альбигойские катафрактарии, прогромыхали мимо. То было последнее из подвергнутых в тот день инспектированию подразделений восточной армии, собравшейся в полном составе на безбрежной равнине у Маркианополя, столицы провинции Вторая Мезия и одного из крупнейших городов Фракии. — По правде говоря, должен признать, очень хорошо, — сухо добавил он. — Поздравляю, ты отлично поработал.

— Благодарю вас, господин, — ответил Аспар, правая рука магистра армии. Перемены, произошедшие с Арнеглиском после поражения у Херсонеса Фракийского, не могли его не радовать. Судя по всему, этот высокий германец сделал из допущенных им в той битве ошибок кое-какие выводы; выслушав порцию беспощадной критики, на которую Аспар и Ареобинд, еще один из заместителей главнокомандующего, не поскупились, он позволил им самим заняться строительством новой армии из остатков того, что уцелело в той кровавой бойне.

Потерпев поражение, восточные римляне вынуждены были просить Аттилу о мире. Все три следующих года после того, как Анатолию, восточному ветерану-полководцу, удалось склонить вождя гуннов к подписанию мирного договора, Аспар и Ареобинд творили самые настоящие чудеса в наборе рекрутов и их обучении, практически с нуля создав армию, уже сейчас готовую оказать гуннам достойное сопротивление. Во всех же прочих отношениях — даже если не считать огромной дани, которую Восток выплачивал гуннам по условиям соглашения, — то были ужасные времена. Зима того года, когда был заключен Мир Анатолия, выдалась столь суровой, что перенесли ее не все; в Восточной империи значительно сократилось как поголовье скота, так и численность населения. За холодами последовали сильнейшие наводнения, смывавшие целые деревни; в столице начались волнения, чума и перебои с поставками продовольствия. Восточным и южным границам империи угрожали персы, исаврийцы, сарацины и эфиопы. Тем не менее, несмотря на природные катаклизмы, набеги гуннов и враждебно настроенных соседей, Восток устоял. У империи появилась новая, хорошо обученная и оснащенная армия; благодаря Ному, магистру оффиций, у берегов Данубия, на иллирийском направлении, возникли новые укрепления и дополнительные гарнизоны. Крестьяне и лавочники (не испытывающие такого давления со стороны сборщиков налогов, как их западные собратья), столкнувшись с чередой катастроф, проявили похвальную устойчивость и прочность. Возможно, с надеждой подумал Аспар, худшее уже позади, и этот год, год консульства Аэция (третье) и Симмаха, станет переломным в судьбах Востока. Но этим надеждам не суждено было сбыться.

* * *

Ближе к концу года по империи поползли слухи, что на северо-западе собираются штормовые тучи; поступали донесения, что Аттила готовит своих воинов ко второму вторжению на Восток. Затем, двадцать шестого января нового[48]года, разразилось самое настоящее бедствие: в ночь, когда за окном бушевала ужасная буря, жители Константинополя проснулись от сильнейшего землетрясения.

Константин, префект претория, в ту ночь не спал, — рассматривал в своем кабинете во дворце один запутанный правовой вопрос. Оглушенный страшным грохотом, он увидел, как под ногами его вздымается мозаичный пол; оказавшись выброшенным из-за стола, префект больно ударился о стену. Не веря своим глазам, Константин наблюдал за тем, как, словно деревья в бурю, гнутся украшавшие залу колонны. Выбравшись из здания за секунды до того, как оно превратилось в груду камней, Константин с ужасом осознал, что спасся лишь чудом. При лунном свете и стеной стоявшем дожде, представшая его взору картина напоминала описанную Вергилием в «Энеиде» преисподнюю: внизу, прямо под ним, трясся, и все же стоял огромный ипподром, но дальше, у порта Юлиана на Пропонтиде, строения качались и опрокидывались, словно сооруженные неумелыми детскими руками кирпичные домики, и повсюду, где падала каменная кладка, раздавались дикие крики и стоны погребенных под обломками людей. Борясь с инстинктивным стремлением тут же начать организовывать спасательные команды, Константин побежал на запад, к волноломам, — ввиду отсутствия на его пути крупных построек, продвижение к ним представлялось префекту относительно безопасным. Как городской глава, Константин отвечал не только за принятие юридических и финансовых решений, но и за содержание в должном состоянии оборонительных сооружений, наиболее значимым из которых была Стена Феодосия, главный гарант безопасности столицы.

Толчки и зловещее громыхание прекратились так же внезапно, как и начались, сменившись не менее шокирующими — по контрасту — тишиной и безмолвием. Пробираясь вдоль волноломов, которые, на первый взгляд почти не пострадали, Константин поспешил к портам Контоскалион и Элефтерия. Золотых ворот Стены Феодосия он достиг уже на рассвете. Первые лучи солнца открыли ему ужасное зрелище: не только ближайшие к нему башни, но и пролегавшие между ними участки крепостного вала превратились в груды кирпича и камня. Обойдя бастион, Константин не смог сдержать громкого стона: пятьдесят восемь из девяноста шести крепостных башен оказались разрушенными — оставалось лишь послать врагу приглашение! И это притом, что войско Аттилы уже собиралось по ту сторону Данубия…