Книга Медное царство - Виктория Князева

С этими словами она наконец стащила с Вани рубаху, обнаружила у него на груди множество кровоподтеков и начала прощупывать ребра, ища повреждения. Иван захрипел, из носа у него потекла струйка крови. Яга, нигде не обнаружив переломов, перекатила Ваню на живот, осмотрела, ощупала и спину. Убедилась, что, кроме глубоких царапин, ссадин и ушибов, у Ивана ничего нет, и гневно всплеснула руками:

— Да что же вы мне голову морочите!

Она с досадой шлепнула Ваню по лопаткам и вскочила на ноги. Веста посмотрела на нее с недоумением и страхом:

— Ты чего?

— Это я чего? — рассердилась Яга. — Это вы чего! Делов‑то: поцарапала Ивашку пташка, так сразу надо комедию ломать! Ты чего разлегся? — Она пнула Ваню в бок. — В тяжелораненого играть вздумал? Не на тех напал, чтобы вздыхали да охали! А ну‑ка, вставай!

Ваня открыл глаза, нашел взглядом Весту и улыбнулся ей одними глазами. Та, радостно взвизгнув, бросилась к нему, улеглась рядом и начала зализывать царапины шершавым языком. Иван потерпел некоторое время, потом начал хихикать и слабо отмахиваться:

— Веста, брось! Перестань, щекотно же!

— Лежи уж, — беззлобно сказала волчица, перевернула его и, толкнув несильно носом, спросила: — Ты чего и в самом деле будто неживой? Раны‑то не смертельные вовсе!

— Испугался дюже, — признался Ваня, — чувствую, весь в крови, а ворон все не унимается. Думал, конец мне пришел, тут в голову меня стукнули, помутилось все, я и не помню, что дальше было.

— Не помнит он, как же! — возмутилась Яга.

Впрочем, говорила она уже без былой злобы и даже подала Ване руку, когда он решил наконец встать. Его немного шатало, во рту был отвратительный железный привкус, нос плохо дышал, и очень хотелось пить. Опираясь на Весту, Ваня кое‑как добрался до сундука и, переставив свечу на пол, на него уселся.

— Мутит меня, — пожаловался он волчице, — жарко очень и пить охота, мочи нет.

Темнополк молча протянул ему свою флягу, и Ваня долго пил, с наслаждением чувствуя, как в теле разливается приятный холодок. Выпив до половины, он вытер рот ладонью и только тут понял, что на нем нет рубахи. Веста увидела его недоуменный взгляд и быстро объяснила:

— Яга сняла с тебя рубаху. Она была вся в крови и порвана в клочья.

— Ага, — кивнул Ваня, — а как же я теперь?

— Держи, — улыбнулся Пересвет, — таскал с собой подкольчужную рубаху вместе со всеми доспехами, нельзя же мне, в самом деле, показываться здесь как медному воину. Меня и так узнать могут запросто, а в доспехах и подавно. Надевай. Если велика — смело режь рукава.

Иван благодарно посмотрел на Пересвета и взял из его рук белую рубаху го грубого холста. Была она и в самом деле велика — еще бы, Пересвет был преизрядной стати, — но, как ни странно, Ване она пришлась как раз впору, а в плечах сидела, пожалуй, даже впритык. Иван заправил рубаху в штаны, которым тоже сильно досталось от птичьих когтей, подпоясался кушаком и, отбросив волосы со лба, решился наконец сказать:

— Спасибо вам, друзья мои. Вы первые, кого я могу в самом деле назвать своими друзьями. Шутка ли, сколько лет я живу на белом свете, и только здесь я нашел тех, кто стал мне по‑настоящему дорог. Вы помогли мне, не ведая, что я за человек и какие у меня цели. Вы жертвовали для меня всем, вы протягивали мне руку, когда я падал, и ради моей нелепой мечты шли со мной. Смогу ли я когда‑нибудь отблагодарить вас? И смею ли я сейчас просить о том, о чем хочу попросить?

Ваня замешкался и оглядел всех собравшихся. Белая волчица Веста стояла, потупившись, будто была чем‑то смущена, Пересвет с улыбкой смотрел на Ваню и снова набивал свою трубку, Темнополк, покусывая ус, стоял, опершись рукой об стену. Яга же, как обычно, была беспокойна и нетерпелива; не дожидаясь, когда Ваня соберется с мыслями, она спросила:

— Так чего ты замолчал‑то? С благодарностью твоей мы опосля разберемся, ты давай дело говори!

— Я и говорю, — смутился Ваня, — только не все сразу, дай сообразить хотя бы!

— Соображай, — хмыкнула Яга, — только скорее, Темнополку в путь пора отправляться.

— Я соображаю, соображаю, — замялся Иван, окончательно сбитый с толку, и вдруг он вспомнил то, о чем давно хотел спросить: — Слушай, а в какой путь на ночь глядя ему завсегда трогаться надобно?

— Куда надо, туда и надобно, — сердито отрезала Яга, — тебе что за дело?

— Не серчай на Ванюшу, душа моя, — мягко осадил ее Темнополк, — отчего бы не поведать? Не велика тайна.

— И мне интересно, — смущенно спросила волчица, прижавшись боком к Ване, — расскажешь?

— Расскажу, куда денусь, — Темнополк улыбнулся. — Я, друзья мои, с малых лет на службу здесь поставлен, под разным началом ходил, сейчас у лешего из Горе‑леса тружусь. Вестник я, вестник ночи, вестник мары. Темнополком кличут меня, государем мрака, Темной Ноченькой.

— Постой! — воскликнул Ваня. — Так это ты черный всадник?!

— Я, — кивнул Темнополк.

— Но почему ты хотел убить меня? — с изумлением спросил Иван. — Почему мне снова и снова нужно было от тебя спасаться?

— Такова моя роль, — с грустью проговорил Темнополк. — Днем я готов служить добру и свету, днем я живу так, как того хочется моему сердцу. Но ночью я не хозяин себе — я служу лишь тьме и мраку, я несу гибель всем, кого встречаю на своем пути, будь то зверь или человек, друг или враг. Это не мой выбор, выбрали за меня. Мой родитель, Васильян Светлый, первый государь Медного царства, страстно желал иметь детей, но дожил до преклонных лет, так и не имея наследника. И тогда он дал обет, великий обет: если небо смилостивится над ним и даст ему дитя, он отдаст своего первенца на службу силам дня или ночи. И спустя год царица‑мать родила тройню — двух моих братьев и меня. Братьям дали имена Ярополк и Святополк, и, когда обоим сравнялось по восемнадцати лет, отец отдал их на служение алому рассвету и белому дню. Красным всадником стал брат Ярополк, Днем Белым стал брат Святополк, оба стали служить добру, свету и миру. Меня же нарекли Темнополком, предводителем тьмы, и когда мне исполнилось восемнадцать лет, отдали на служение ночи. Долго плакала моя бедная мать, не желая расставаться со мной, ибо любила меня больше всех детей, но и она не могла пойти супротив данного обета и в положенный час благословила меня на верную службу. Много лет прошло с той поры. В своем долгом пути я обрел силу и мудрость, но мне не дано сойти с моего гибельного пути, и каждый день, когда на землю спускаются сумерки, я седлаю своего коня и отправляюсь в дорогу.

Темнополк замолчал, и долгое время еще никто не мог проронить ни слова. В наступившей тишине слышно было только, как потрескивает свеча и как тяжело дышит Иван. Наконец Темнополк улыбнулся и проговорил:

— Но это все так, мелочи. А рассказал я единственно для того, чтобы вы знали, что с наступлением темноты следует держаться подальше от меня, — тут Темнополк развел руками, — как бы мне ни хотелось, но ночью я не друг вам.