Книга Капитан Филибер - Андрей Валентинов

— Сотник фон Приц! Если и я начну обижаться, вам мало не покажется, поверьте. Для начала заставлю ухватиться руками за горизонтальный сук в трех метрах от земли, в полете развернуться винтом на 180 градусов… Нет, Сергей, рапорт вы писать не станете. Дело даже серьезнее, чем вы думаете. Значит, пока все идет, как и в реале. Только не спрашивайте, где это — «реал»… Автономов пытается создать свою собственную армию…

— Своя армия? Значит… Диктатура? Автономов хочет свергнуть большевиков, стать хозяином Кубани или даже не только… А ваш «реал», Николай Федорович — это ваша дедукция, вы считаете, как машина Куммера. Завидую!

— Еще есть «железный Феликс», черный такой, тяжелый. У меня дома на антресолях пылится… Сергей, сейчас начинается самое главное. Подтёлков скорее всего не сдержится. Такая оплеуха — и от кого, от Чернецова! Он пойдет напролом, как бешеный бык, выведет войска в степь, за «железку»… Я уезжаю, а вы, когда оклемаетесь, сразу же займитесь двумя направлениями. Первое уже известно: Кубань, Автономов, «народная армия». И еще «добровольцы», вдруг там кто-то уцелел. Второе направление — северо-запад, Донецко-Криворожская Советская республика. Главные фигуранты: Артем, председатель совнаркома, Рухимович, нарком обороны, Николай Руднев, его заместитель, и Климент Ефремович Ворошилов, очень перспективный полевой командир. Запомнили?

* * *

…Застонала, закусила губы, мотнула головой, резко выдохнула:

— Сейчас… закричу… закричу!..

— А-а-а-а-а-а-а! — охотно подхватил я. — Да в удовольствие, Саша. Здесь и сусликов нет.

Если и были — разбежались, прыснули в зеленую траву. Громкий он, двигатель «V-Twin», 1000 кубиков, не изобрели еще братья-американы глушитель.

Пустой брошенный зимовник посреди степи, распахнутая дверь, старый, забытый хозяевами тулуп на полу…

…Простыню Саша захватила с собой. Хорошо иметь дело с медработником! И вообще — хорошо, здорово даже. Вырваться из черного, оседлать «Harley-Davidson», на полной скорости влететь в белое-белое, в самый свет, в сияющий простор, мчать, мчать, мчать — до пустого зимовника, до ее закушенных губ, до рвущегося из горла крика… Завидуй, Гамадрила, на пять метров прыгай, звени золотой цепью!

— Не вставай, полежи еще… Нет, тебе же нужно спешить, тебя Чернецов зовет, тебя… Еще немного, Филибер, чуть-чуть… Я… Я тебе, кажется, плечо прокусила?

Посмотреть она не могла, глаза оставались закрыты — с той секунды, как я расстегнул верхнюю пуговицу ее гимнастерки. Сашина ночь, спасительное темное покрывало, последняя иллюзия стыда. «Я девушкой, невестой умерла…»

— Отчасти, — дипломатично реагировал я. — Йод у тебя имеется? Тогда нет вопросов…

— У тебя никогда нет вопросов, Филибер. Только… Только ответы. А на вопросы ты не отвечаешь…

Я пожал плечами, присел рядом на край тулупа-ветерана, потянулся к пачке «Дюшеса». Белый свет дрогнул, пошел серыми пятнами. «Кто ты?» Саша не забыла. На вопросы я не отвечаю…

Бешеное весеннее солнце в разбитых окнах, грязный тулуп на полу, серая казенная простыня, мелкие капельки пота на горячей коже, острый, сводящий с ума запах — ее запах. Женщина, впивавшаяся зубами в мою плоть, согласилась пойти со мной в Ад — но так и не поверила до конца. А, может, не верила никогда. Разведчица!

Щелк! Щелк!.. Бензин кончился, вот притча!..

— Не обижайся, мой Филибер. Пойми! У меня не осталось ничего — только скелет с кожей… Его я отдала тебе. Пошло звучит, правда? Как в дурацком французском романе. «Я твоя, я твоя!.». Но это правда.

Я покосился на скелет, провел ладонью по коже. Зря напомнила, этак и через неделю к Чернецову не доберемся.

— Но человек — не скелет и не кожа. Он — целый мир…

…Души-песчинки в бесконечном броуновском движении, свинцовые кони на кевларовых пастбищах…

— Да.

Села — резко, рывком, подтянула простыню к горлу. Дрогнули плотно сжатые веки.

— Голая женщина философствует на грязной простыне после… после… всего. Даже не помывшись… Я бы на твоем месте уже умерла — от смеха. Тут, где-то рядом, мои тряпки… Господи, Филибер, почему я не могу надеть красивое белье, хотя бы раз, только для тебя! Мне иногда так стыдно…

Хотел пошутить, сказать о стиле «гот», а военно-полевой экзотике… Не решился, прикусил язык. «Тряпки»… Одна, вторая…

Верхнюю пуговицу подпоручик Кленович Ольга Станиславовна застегнула сама. Поправила крестик с «веткой», провела ладонями по ткани, одернула гимнастерку.

Посмотрела в глаза — словно ударила.

— Я помню, что говорила тебе, мой Филибер. Если надо — повторю еще и еще. Да, Бог не с нами, может, Его уже нет. Но есть Россия, единая и неделимая. Был и будет Русский Царь. Ради этого я живу, ради этого умру — и убью всякого, кто станет на пути. Кем бы ты ни был, мой Филибер, знай это!

«Аллах акбар!» — хотел сказать я, но вновь промолчал. Шутки кончились. Женщина, только что готовая кричать от счастья, не лгала. Ни тогда, ни сейчас. Она — мир. Мир говорил со мной.

Щелк!.. Ах, да, бензин…

* * *

— …Не сомневаюсь, господа, история несчастливой Японской войны вам в целом известна. Однако же имеются некоторые, не слишком освещенные эпизоды…

Кружка с дымящимся отваром в руке. В синем, цвета донских погон весеннем небе — ни облачка, ни тучки. Легкий ветер, еле слышный шелест травы… Партизанский Эдем, непьющий артдивизион. Полковник Мионковский, седобородый Рere Noёl, занят привычным делом — учит уму-разуму.

— Считается, что после Мукденской баталии армия маршала Оямы, несмотря на очевидную победу, не имела уже сил для развития успеха. К Сыпингаю она буквально доползла, после чего сражения и завершились. Но сие не совсем так.

Учимся: начопергруппы «Новочеркасск» Чернецов, врид начдив-1 Голубинцев, начдив-3 Сидорин — и нагло примкнувший к ним земгусар. Слушаем. Вдыхаем травяной аромат.

…Погоны после возвращения из Раздоровской я снял. Из вредности. Поглядел на меня Кибальчиш — грустно, безнадежно. Смолчал.

— Столкновения имели место — короткие, но весьма жестокие. Особенностью их стало то, что основная тяжесть обороны легла не на пехоту, после Мукдена не слишком боеспособную, а на артиллерию. Была опробована система «гнезд», позже названая «сыпингайской». С гордостью могу сообщить, что автором ее является наш земляк, начальник артиллерии Маньчжурской армии генерал Михеев, в дальнейшем ставший, как вам ведомо, атаманом Терского войска…

Спешить нельзя — мудрость не торопится и не торопит. Парит травяной чай, уходит в донское небо сизый папиросный дым, негромко звучит старый, чуть надтреснутый голос.

— Позволю себе, однако, перейти к дню сегодняшнему. Применительно к нашим условиям основой такой системы должна стать река Сал, возле которой будет проходить главная линия обороны. Передовую же следует вынести на две версты вперед. Рискну заметить, что противник, будь он даже семи пядей во лбу, станет ожидать нашего отступления за водную преграду, что однозначно диктует полевой устав. Наши позиции его весьма и весьма удивят…