Книга Эпоха Тьмы - Аарон Дембски-Боуден

Мы ведем эту войну уже два года, а я помню каждый день, каждую ночь и каждый приказ обнажить клинки, каждый сделанный в гневе выстрел.

Два года с того момента, как Хорус совершил свое первое безумство. Два года, как Восьмой и Первый легионы получили приказ начать сражение в космосе за право обладать целым субсектором. Ни одна сторона не утратила своих территорий, не отвоевав взамен другие; если кто-то из противников переходил в атаку, подставлял незащищенный фланг под удар другого. И ни один легион не проиграл сражение, в которое его вел сам примарх.

Два года гражданской войны. Мир против мира, флот против флота, брат против брата.

— Привет, — сказал Алайош.

Корсвейн кивнул в ответ.

— Что-то случилось?

Алайош, как и его братья, был облачен в полный боевой доспех, скрываемый стихарем, а его лицо скрывалось под надетым капюшоном.

— Нас призывает Лев.

Корсвейн проверил оружие.

— Прекрасно!

III

Лорд Первого легиона сидел, как часто бывало этими ночами, откинувшись на спинку богато украшенного трона из слоновой кости и обсидиана. Его локти упирались в резные подлокотники, пальцы сложенных домиком ладоней едва не касались губ. Немигающие глаза — ярко-зеленые, как зелень лесов Калибана, — смотрели прямо перед собой, созерцая танец далеких звезд. Время от времени в неподвижной фигуре возникал едва заметный намек на движение: поднимались и опускались закованные в броню плечи, вздрагивали веки, увенчанная короной голова покачивалась в беззвучном отрицании.

Доспех полководца был такого же насыщенного, незамутненного черного цвета, как космическая пустота, в которую он смотрел. Украшающие его нагрудник и поножи рычащие львы из красного золота — редчайшего металла, добываемого из пылевых поверхностных отложений Марса, — скалились на усердно трудившуюся на мостике команду. В эти минуты отдыха он не носил шлем, но грива пепельно-серых волос была собрана в тугой хвост на затылке, не затеняя смуглое лицо, увенчанное простым серебряным ободком. Эта безделица не имела ничего общего с бахвальством, скорее, отголоском традиции, идущей от упраздненных рыцарских орденов мира, ставшего для Льва приемным домом. По таким простеньким коронам когда-то узнавали лордов-рыцарей Калибана.

Алайош и Корсвейн вместе приблизились к трону, обнажили клинки и преклонили колени перед своим сюзереном. Лев безразлично смотрел на эти знаки почтения. Когда он заговорил, голос был подобен раскату грома на горизонте — ошибиться в его нечеловеческой природе было невозможно.

— Встаньте.

Они поднялись согласно приказу и вернули мечи в ножны. Алайош по-прежнему стоял в капюшоне и не сводил глаз с повелителя, не обращая внимания на суету на командной палубе. Корсвейн держался более непринужденно, сложив руки на груди поверх нагрудника. Его доспех украшала шкура с густым белым мехом, заброшенная за спину. Зубастая голова существа, с которого содрали шкуру, свисала поверх наплечника, скрепляя импровизированный плащ.

— Вы звали нас, сеньор?

— Звал. — Лев по-прежнему сидел, прикасаясь руками к губам. — Два года, мои младшие братья. Два года… Едва ли я могу это одобрить.

Корсвейн позволил себе улыбнуться.

— Не более чем полчаса назад я думал то же самое, сеньор. Но что заставило вас вспомнить об этом?

Теперь Лев поднялся, оставив свой длинный меч и шлем лежать на выгнутых боковинах трона.

— Причина не в том, что я разделяю твое нетерпение, Кор.

Алайош фыркнул. Корсвейн ухмыльнулся.

— Идите за мной, — бесстрастно произнес лорд, и три воина направились к гололитическому столу в центре командного зала. По приказу Льва облаченный в рясу сервитор включил проекторы, и возникшие мерцающие голографические изображения залили их призрачным зеленым светом. Парящий перед ними в воздухе дисплей, состоящий из множества экранов, показывал солнца подсектора Эгида с их планетами. Геральдор и Трамас сияли ярче остальных, и обе системы были помечены множеством рун, обозначавших Механикум.

Корсвейн не увидел ничего нового. Длинный полумесяц из пульсирующих красным миров обозначал распространение систем, втянутых в открытый мятеж; это были миры, не повинующиеся Империуму и стремящиеся под знамена Хоруса Луперкаля и Механикум Старого Марса. Целые солнечные системы, нарушившие волю Императора, и не меньшее количество взывающих об имперской помощи и терранских подкреплениях.

— Партак пал сегодня вечером, — Лев указал на одну из систем в кольце из марсианских глифов. — Губернатор-фабрикатор Гулгорада объявил о своей победе четыре часа назад. — Едва заметную радость примарха могли заметить лишь приближенные. — Он уже не так ликовал, когда я сообщил ему, что из-за его стремления взять Партак остался без защиты Йаэлис, который около часа назад захватили мятежники.

— Он переоценил свои возможности. — Корсвейн какое-то время наблюдал за мерцающими глифами, потом взглянул на своего сеньора. — Опять.

Алайош заговорил прежде, чем Лев успел ответить.

— Он хотя бы предложил принести извинения за то, что не прислушался к вашим словам, когда вы предрекали то, что теперь случилось?

— Разумеется, нет. — Лев склонился над столом, опершись кулаками о его гладкую поверхность. — И вы здесь не поэтому. Так что обойдемся без негодования, даже если оно справедливо.

— Есть связь с Империумом? — Алайош позволил надежде прозвучать в голосе.

— Нет. — Лев махнул рукой в латной перчатке сквозь гололитическое изображение, глубоко погрузившись в свои мысли. — Наши астропаты по-прежнему немы из-за турбулентностей в варпе. Насколько я помню, последний зафиксированный контакт состоялся четыре месяца и шестнадцать дней назад. — Примарх не отрывал взгляда холодных зеленых глаз от гололитического изображения. — Два года стычек в космосе, планетарных осад, глобальных вторжений и отступлений; атаки с орбиты и эвакуации с воздуха… Наконец у нас есть шанс со всем покончить.

Корсвейн прищурился. Он никогда не слышал, чтобы Лев рассуждал о вероятностях. Примарх всегда говорил как прагматик, наделенный аналитическим умом. Любое его военное распоряжение основывалось на логике, а любое замечание, прежде чем слететь с уст, проверялось и рассматривалось со всех сторон.

— Курц, — рискнул предположить Корсвейн. — Сеньор, мы нашли Курца?

Лев покачал головой.

— Мой ядовитый братец, — он вновь махнул рукой в сторону гололита, — сам нашел нас.

Гололит задрожал, и стало слышно, как система потрескивает, переключаясь на другой образ.

— Один из наших сторожевых кораблей, «Серафическое бдение», получил это послание от маяка дальней космической связи, установленного на пути его патрулирования.

Корсвейн прочел искаженные при воспроизведении слова, мысленно проговаривая их про себя, как делал всегда. От прочитанного по коже поползли мурашки.