Книга Дикий фраер - Сергей Донской

– Пусть утащат этот кусок дерьма подальше, – велел он.

Призывно бухнув кулаком в железную дверь, Черныш дождался появления двух своих бойцов и распорядился, указав на Романа:

– Взять!

Тот задергался в сильных руках охранников так неистово, словно предпочитал остаться прикованным к стене подвала навеки, изображая из себя Прометея.

– Отпустите! – звонко голосил он. – Ничего у меня с той девушкой не было! Я все наврал! Похвастаться захотелось!

– Пусть заткнется, – поморщился Мамонтов.

Он вспомнил, что не курил уже около часа. Приподняв одной рукой брюхо, покоящееся на коленях, он кое-как запустил два пальца в тесный карман брюк, и, кряхтя, извлек сигаретную пачку.

За это время один из бойцов успел приблизиться к вопящему Роману и коротко ткнуть его большим пальцем в сонную артерию. Он как раз отстегивал руку обмякшего пленника от трубы, когда Мамонтов щелкнул зажигалкой и поднес к ней сигарету. А с появлением первого облачка сизого дыма прозвучал вопрос подчеркнуто исполнительного Черныша:

– Куда его?

– К сараю, – сказал Мамонтов. – Туда, где Семеныч дрова для камина заготавливает.

– И что дальше?

– Потом скажу. Пока что подкормите нашего гостя досыта. Ишь, худенький какой…

– Как… подкормить? – опешил Черныш. – Чем?

– Да уж не печеньем с чаем, – хохотнул Мамонтов и вдруг подмигнул девушке, на которую до сих пор вообще не обращал внимания.

Попала дуреха в подвал за компанию, прицепом, и к истории с Дашей не могла иметь никакого отношения. Осунувшаяся, худая, растрепанная, она вызывала у Мамонтова странную смесь брезгливости и любопытства. Один ее наряд чего стоил!

Жалкие лохмотья того, что когда-то являлось колготами, неряшливо торчали из голенищ ее ботинок и никак не могли сойти за гольфики, даже самые плохонькие. Но зато сами ноги! Оценив видимую их часть, Мамонтов мысленно продолжил их до известного места, откуда они растут, и подумал, что такая девушка и без «платформы» запросто перешагнет метровый заборчик, не зацепив его при этом.

Его заинтересованный взгляд скользнул выше. Наброшенная задом наперед шинель была затасканной и грязной. Однако представлять, что испытывает ее нежная голая кожа при соприкосновении с грубым ворсом военного сукна, Мамонтову было отчего-то приятно. Он машинально провел пятерней по колючему подбородку, и ему вдруг представилось, что это ее пальцы. Или ее плечо… грудь… живот… Вся она, как следует отмытая, чистенькая, гладкая. И, уж конечно, без этой дурацкой шинели, которую Мамонтову все сильнее хотелось сорвать с незнакомки.

После этого еще одно сильное желание возникло у Мамонтова. Объяснить, что именно ожидает Романа в скором будущем, он решил почему-то именно этой девушке. Она лучше всех присутствующих могла оценить его замысел.

Черныш, например, до сих пор не вник в задумку хозяина. Целую минуту, пока тот задумчиво разглядывал пленницу, он что-то напряженно соображал, а когда заговорил, то выглядел дурак дураком:

– Значит, не печеньем с чаем угощать нашего гостя. Ясно. – Черныш понимающе кивнул, но тут же пожал плечами и воскликнул с недоуменным отчаянием: – Так чем же все-таки накормить эту сволочь?

– А вафельками, – весело пояснил Мамонтов, подмигнув боевой девчонке в шинели вторично.

– Вафельками? – Хотя лицо Черныша окаменело от умственного напряжения, он не смог придумать ничего лучше, чем тупо переспрашивать хозяина, ожидая, что тот наконец подбросит ему хоть какую-нибудь подсказку.

«Попугай хренов!» – подумал Мамонтов и заорал, выронив сигарету изо рта:

– Вот именно! Вафельками! Вафлями! Теми самыми, которыми он Дашу угощал! Пусть знает, каково ей было!

Надрывный крик моментально спровоцировал кашель, который согнул его пополам. И это было очень своевременно. Потому что присутствующие могли списать выступившие на его глазах слезы на удушье, но могли истолковать их и как-нибудь иначе.

А одним из девизов Мамонтова была фраза, произнесенная грузином в старинном военном фильме: «Мужчина не плачет, мужчина огорчается». Мамонтов сам придумал логичное продолжение этому лозунгу, и звучало оно так: «… и тогда этот мужчина сильно огорчает своих обидчиков».

Только разве можно быть безжалостным со слезами на глазах?

* * *

Нашлись бы у Эльки сейчас сочувствующие слушатели, ох и порассказала бы она им о своих мытарствах! Но таковых рядом не наблюдалось, поэтому приходилось утешать себя самой.

Гнала плохие мысли прочь, а хорошим не давала сгинуть бесследно. Внушала себе: ты выкрутишься, Элька, ты обязательно выкрутишься, ты выйдешь из этого жуткого подвала целой и невредимой. Почему? А потому что сын тебя дома ждет, Антошка. А еще потому, что ангел-хранитель у тебя есть, тоже, наверное, на сынишку похожий, но умеющий отводить всяческие напасти и творить чудеса. Конечно, ангел, кто же еще? Иначе как бы удалось Эльке выскользнуть из всех коварных ловушек, которые подготовила ей судьба-злодейка?

Бандиты не сгноили ее в грязной яме, не поставили на хор, а в благодарность за доставленное удовольствие не забили ей между ног бутылку из-под шампанского, чтобы всласть поржать над ее предсмертными муками. Спаслась ведь и выжила, и даже уничтожила одного из своих врагов.

И людоед с садовыми ножницами не скормил Эльку своей грязной компании, и заживо ее не сожгли, и пули над ее головой отсвистели без всяких последствий.

Осталось выдержать только одно, самое последнее испытание.

Как только дошла Элька до этого самого главного, кульминационного момента своего психологического тренинга, так и застопорилась. Не сумела сделать себе хорошо, обломалась. И никакой впереди не хэппи-энд замаячил, а самая настоящая звезда. Не путеводная, совсем другая звезда. Та, которой накрываются в критические моменты судьбы. Такая вот невеселая получалась астрология, блин!

Нетрудно было сообразить, что виной всему оказался симпатяга Роман. Красавец трахнул не ту, не тогда и не так. А расхлебывать заваренную им кашу предоставил своим случайным знакомым – Эльке и Петру. Та порция, которую Роману предстояло заглотить самостоятельно, была для нее слабым утешением. И когда его, бесчувственного, обреченного и, кажется, обделавшегося, выволокли из камеры, облегчения для себя Элька все равно не ждала.

Пожалуй, единственным светлым лучиком оставался для нее белобрысый Петр со своими миллионами. Элька не смогла бы вразумительно ответить, откуда у нее такая уверенность, но она не сомневалась в том, что этот настырный парень все же отыскал заветный чемоданчик. Более того, получалось, что Петр вернулся на овощную базу специально за Элькой, перестрелку тоже затеял ради нее, а это означало, что он готов умереть за нее.

Надо же! Она недоуменно повертела головой, но тут же замерла опять, потому что грубое шинельное сукно обожгло нежную кожу шеи. Благоразумнее всего было сохранять неподвижность и украдкой наблюдать за происходящим, ловя свой шанс выжить в очередной раз.