Книга Те, кого нет - Андрей Анатольевич Климов

первый взгляд не было ничего общего с тем, давним, почти забытым.

Поздним вечером они сели вдвоем в его вагон — на южных направлениях он предпочитал работать в плацкартных. Места у женщины с мальчиком оказались в первом купе, сразу за служебным. В том, где обычно до самого отправления держат броню по линии Минобороны, МВД и спецслужб.

Две нижние полки — красивая синеглазая молодая женщина в пестром открытом сарафане и непоседливый мальчик лет восьми в майке и шортах. Оба загорелые, довольные, слегка утомленные проводами, напутствиями и объятиями шумного татарского семейства. Горбоносый бровастый старик татарин — Валентину он запомнился как-то отдельно — о чем-то без конца клокотал, кивая клювом, как сердитый ворон.

Он сразу почувствовал к обоим пассажирам симпатию. Молодая женщина осталась в вагоне, а ее сынишка спрыгнул на перрон… «Тимур, вернись немедленно!» — крикнула она, тут же появляясь в тамбуре. «Там же дышать нечем, мама, — запротестовал мальчишка. — Жарища! Я пока постою на перроне с проводником…» — «Не волнуйтесь, — посмеиваясь, произнес Валентин, — я пригляжу за парнем. До отправления еще девять минут…»

Ксения неохотно скрылась в вагоне, а он спросил у парнишки, умеет ли тот играть в шахматы. «Еще бы! — ответил Тимур, взглянув надменно. — А что?» — «Приходи ко мне в купе, когда освобожусь, сыграем, у меня есть дорожные. Купил во Владивостоке…» — «А вы и там бывали?» — оттаял мальчишка. Валентин кивнул. «Приду! Расскажете про Тихий океан?» — сверкнули жемчужные влажные зубы и улыбка во весь рот…

Когда отправились, все пошло обычным порядком: билеты, постельные комплекты, беготня по вагону; но что заставило его, обычно такого осторожного, тщательно обдумывающего на людях каждое слово, каждый шаг, потерять голову? Какой демон толкнул бросить таблетку в стакан с чаем, который заказала Ксения, а затем настороженно вслушиваться, что происходит в соседнем купе?

Тимур, когда мать уснула, сыграл с Валентином пару партий в шахматы, проиграл, заскучал и отправился чистить зубы. Потом улегся на свою полку, уже застеленную Ксенией чистой домашней простыней поверх сыроватого железнодорожного комплекта, но тут же вскочил. Валентин был ни при чем — мальчишке не спалось. Такой уж он уродился: любопытный, непоседливый и вездесущий. В следующие полчаса он буквально замучил его расспросами: что и зачем в вагоне, почему не работает это и отчего нет того-то. Опять ненадолго прилег, свет уже был погашен, стемнело, а на первой же стоянке выскочил к нему на перрон и больше не отходил…

«Тут я и слетел с резьбы, — поморщился Валентин, невольно ускоряя шаг. — Завелся, как последний пидор. Ведь говорил себе: затихни, не надо этого, ты разве не помнишь, что было за Тюменью? А в Бикине? Забыл, почему тебе пришлось валить оттуда? Как собственный брат чуть не уложил тебя из нарезного ствола своего штуцера?..»

Он остановился, озираясь и бормоча под нос, — нервы зашкаливали, но пост у въезда в Шауры отсюда был уже хорошо виден.

…Не отходил. Вцепился, как клещ: «Ну мне совсем-совсем не хочется спать, дядя Валентин, честное слово! Я еще побуду в тамбуре с вами, чуть-чуть… А можно эту дверь открыть? Ну пожалуйста, я только монетку брошу, на память… Ух ты, здорово, — земля едет!..»

И он, битый-перебитый дурень, повелся, пошел на поводу, и у кого — у настырного малолетки! После тяжелой духоты вагона, где, как всегда, не работала вентиляция, свежий воздух будто начисто выдул мозги. Трепещущая на ветру легкая маечка, влажный разрез яркого рта, восторг в черных глазищах, взмах смуглого кулачка с зажатой монеткой, которую Тимур добыл из кармашка шортов… черный проем за приоткрытой тяжелой дверью… Уже ничего не соображая, он обхватил мальчишку за плечи, притиснул к себе горячей спинкой — такого крепкого, шелковистого, слегка припахивающего детским потом. И тут щенок неожиданно вывернулся, бешено зыркнул и выкрикнул: не смей меня трогать, ублюдок проклятый! Оттолкнул Валентина обеими руками, слегка подался назад, нога в пляжном шлепанце соскользнула с рифленого стального порожка и… все. Исчез. Как никогда не бывало.

После истории с Тимуром он больше года ни на кого не мог смотреть. Словно ослеп и оглох — так потрясла и испугала его эта нелепая смерть. А тогда сил хватило только на то, чтобы разыграть спектакль перед Ксенией, отвести ей глаза, и на продуманное вранье во всех инстанциях, с которыми пришлось иметь дело. А потом постараться все забыть.

Тем более что совсем рядом у Сергея и Александры подрастала Марточка, племянница, и неторопливая охота за ней с каждым днем становилась все более волнующей и острой. К тому же он привязался к ней по-настоящему…

Теперь нужно с ходу отключить поток бессвязных мыслей и образов, выкинуть всю лишнюю беллетристику из головы и собраться. Это он умел как никто — освоил еще в интернате, давным-давно. Если бы не научился, одному богу известно, где бы был теперь.

Перед шлагбаумом находилась слабо освещенная площадка. Свет был и в застекленной будке, где, по идее, должен дежурить охранник. Когда Валентин приблизился, откуда-то выскочила желтая дворняга и преградила ему путь, показывая слюнявые клыки. Он попробовал двинуться — пес залаял, и пришлось остановиться.

Наконец из будки показался охранник — здоровенный детина в камуфляже и со складной дубинкой на поясе. Вспыхнул мощный фонарь, луч уперся прямо в глаза Валентину. Он слепо заморгал, оставаясь на месте. Одновременно рука в брючном кармане торопливо отделяла от скрученных тугим роликом баксов купюру.

Называть свое настоящее имя он не собирался. И историю свою опять чуток подправил — до встречи с местным браконьером. Будто бы приехал с приятелями, остановились на той стороне озера, выпили, заблудился, мобильный остался в машине, позвонить парням не получится, потому как наизусть номеров не помнит… Может, можно с кем-то договориться, чтобы отвезли в город — утром на работу, облом…

Охранник хрипло, до хруста в челюстях, зевнул, прищурился на предрассветное небо и сказал: «Сто».

— Что сто? — не понял Валентин.

— Зеленых, — коротко ответил детина.

Он кивнул и услышал: «Жди здесь…»

Пес, настороженно следивший за переговорами, сразу потерял к нему интерес.

Пока его не позвали к вынырнувшему из сумерек со стороны поселка синему «опелю» с тонированными стеклами, Валентин успел сбегать в лесок и облегчиться. После чего отделил еще одну купюру и сунул в задний карман брюк. Осталось, следовательно, две девятьсот. Главной удачей было то, что он, где бы ни был, держал ключи от дома при себе — это стало привычкой еще в ранней юности.

Охранник сгреб сотню. Дверца распахнулась,