Книга Сестры Гримм - Менна Ван Прааг

3.33 пополудни – Лиана и Голди

– Черт возьми, – взвизгивает Лиана, ввалившись в «Фицбиллиз» и врезавшись в мой столик. – Что ты сотворила со своими волосами?

Я чувствую, что краснею. В отличие от Лео моей сестре не все равно, что я остригла большую часть волос.

– Я подумала…

– Но зачем?

Смотрю на мою сдобную булочку со специями и изюмом, ковыряя ее вилкой.

– О нет. – Лиана смеется. – Ты сделала это из-за того, что рассказала тебе я?

– Ты наконец сядешь? – говорю я, желая, чтобы она поскорее оставила эту тему. – Я взяла для тебя сдобную булочку с изюмом.

Лиана садится, улыбаясь до ушей.

– Поверить не могу, что ты постриглась. – Она отрывает кусочек булочки руками, проигнорировав вилку. – Вкусно.

– Да. И всего три тысячи калорий.

Сестра жует.

– Красота. Может, сходим в Музей Фицуильяма?

– Давай. – Я обеими руками сжимаю чашку с чаем. – Он тут рядом. Я как-то раз водила брата на тамошнюю выставку полотен Вермеера, но с тех пор там не была. Хотя следовало бы, ведь я работала в отеле, находящемся напротив.

– А почему ты туда не ходила? – спрашивает Лиана, как будто не может себе представить, как можно оправдать такое пренебрежение к искусству.

Я пожимаю плечами:

– Длинные смены, нехватка времени. – Это полуправда, мне просто не хочется говорить моей дорого одетой сестре, что мне было неловко заходить в музей, поскольку я боялась выглядеть в нем белой вороной.

– Мы могли бы сходить на выставку Квентина Блейка. – Она смотрит на мои остриженные волосы, перехватывает мой взгляд и опять переключает внимание на свою булочку. – В детстве я обожала его иллюстрации к книгам. Но Роальда Дала мне приходилось читать тайком – дада, то есть мама, запрещала мне читать его книги.

– Почему?

– Она считала, что его книги склоняют детей к бунту против родителей.

– Мне ма говорила, что они слишком страшные. – Я улыбаюсь. – Думаю, она не хотела, чтобы я что-нибудь выкинула – например, устремилась на волю в гигантском персике.

– Она тебя слишком опекала?

Я киваю.

– Да, чересчур. Все мое детство я думала о том, чтобы убежать. Но, когда она умерла… я все равно…

Темные глаза Лианы смотрят на меня все так же, и я чувствую ее печаль, как свою собственную.

– Да, – говорит она. – Со мной было так же.

– Наверное, если ты слишком рано теряешь родное гнездо, тебе всегда его будет не хватать. – Я отпиваю чай. – Ты принесла мой комикс?

– Он еще не закончен. – Сестра лезет в свою сумку и протягивает мне две папки. – Тут и твой комикс, и еще один – несколько иллюстраций из романа-комикса, над которым я работаю уже года два, и сказка. Думаю, вместе с твоим комиксом я смогу создать серию.

– Фантастика. – Поставив чашку как можно дальше от папок, я открываю ту из них, в которой речь идет не обо мне. Ана соскребает со своей тарелки остатки сиропа, я смотрю на первую страницу, не в силах оторвать глаз от поразительного образа – падающая девушка, крича, превращается в птицу в воздухе над темным лесом, уходящим за горизонт. Я одну за другой осторожно переворачиваю страницы и вижу образы, нарисованные ручкой – все они исполнены более мастерски и обладают бо́льшим эмоциональным воздействием, чем всё, что я когда-либо видела прежде. – Они, они… – Я замолкаю, не находя слов. – Они… Вот это да.

Лиана облизывает пальцы.

– Спасибо. А ведь это даже не тот комикс, в котором речь идет о тебе. – Она кивком показывает на вторую папку, и я открываю ее, испытывая благоговейный трепет, и медленно листаю страницы, на которых изображена девушка с моим лицом и павлиньими крыльями. – Это изумительно… великолепно, – говорю я, жалея, что не могу подобрать более изысканных и образных выражений, но перед лицом такой красоты я почти немею. – Ты все это нарисовала сама?

– Я занимаюсь этим уже несколько лет. – Лиана пожимает плечами. – Не велика хитрость.

– Ты не права. Это потрясающе. Тебе надо заняться этим профессионально, надо это опубликовать.

Ее лицо на миг мрачнеет. Хочу спросить у нее, в чем дело, но не говорю ничего. Она закрывает папки, блистательные образы исчезают, и столик снова становится обычным и серым. Я гляжу на ее руки, представляя себе, как эти длинные, сильные пальцы сосредоточенно водят ручкой. Если бы я могла писать так же хорошо, как она умеет рисовать…

– У меня есть парень, – вдруг выпаливаю я. Я не собиралась говорить ей про Лео, но внезапно почувствовала, что должна дать ей что-то взамен. Хотя бы какой-то секрет. Нервно прижимаю пальцы к горлу.

– В самом деле?

– Его зовут Лео. Он… – Мне досадно, что я не могу описать его как должно. – Он, э-э, необыкновенный.

Лиана улыбается.

– Мне бы хотелось с ним познакомиться.

– Да, это было бы…

– У меня есть возлюбленная. – Лиана теребит краешек папки. – Она… тоже необыкновенная, но…

– Но что?

Девушка избегает смотреть мне в глаза.

– У нас сейчас… сложности.

– А-а, мне жаль, что вы…

Ана встает.

– Давай пойдем в Музей Фицуильяма.

Мне пока не хочется уходить, я хочу посидеть, читая свою историю и разглядывая свои картинки, пока они не врежутся мне в память настолько, что я смогу видеть их, даже закрыв глаза. Но я нехотя встаю, прижимая папки к груди, однако, видимо, держу их недостаточно крепко, поскольку листки вываливаются и падают на пол. Дверь отворяется, и порыв ветра загоняет их под столики и стулья.

– Черт!

Я бросаюсь собирать их с пола, стараясь спасти драгоценные картинки до того, как на них наступят грязными ботинками или зальют кофе. Я скорее лягу на пол, чтобы меня топтали ногами, чем позволю испортить самый лучший подарок, который я когда-либо получала.

3.54 пополудни – Беа

Несколько минут спустя в «Фицбиллиз» входит Беа. Она сама не знает, почему пришла именно сюда, ведь это кафе не из тех, в которых она обычно бывает. С Вэли они всегда ходили в «Индиго». Гуляя по Трампингтон-стрит, она вдруг почувствовала, что ей хочется съесть одну из здешних культовых сдобных булочек со специями и изюмом.

Только заказав булочку, оплатив ее и сев за столик, она видит под столом листок бумаги. Беа наклоняется, подбирает его и видит, что это черно-белый рисунок, на котором изображена девушка, летящая по темному небу и превращающаяся в черную птицу. Она смотрит на ее разинутый в крике рот, острые когти и огромные черные крылья, распростертые в полночном небе над реками, долинами и верхушками высоких деревьев и словно несущие девушку-птицу к луне.