Книга Феномен куклы в традиционной и современной культуре. Кросскультурное исследование идеологии антропоморфизма - Игорь Морозов

Иногда для игры выбираются «экзотические» места. «У нас вот в Сибири была карета, оставшаяся от каких-то революционных там, знаете, этих событий. Ну, карета без колёс, конечно, но папа её не выбрасывал, вот, потому что там внутри всё бархатом было оббито, знаете, и что-то там, вроде, золотые вензеля какие-то были. И вот я любила очень там играть. Любила там очень играть. Вот. В этой карете там стол был. Ещё я подружек звала, да. Помню ещё Гусарёва девочка тоже. Ну, она постарше была, ну, уже лет десяти. И она помогала. Вот мы там стол накрывали, вроде чай пили. Что-то вот такое…» [ЛА МИА, с. Пушкино Добрынинского р-на Воронежской обл.].

Локализация традиционных и современных игр с куклами («кукольный дом» и его аналоги) и их сюжеты (семейная повседневная и обрядовая жизнь) позволяют определить место этих игр в процессе социального и возрастного возмужания ребенка [Гусева 1998, с. 42; подробнее: Гусева 2001а]. Они, по-видимому, могут послужить иллюстрацией для сформулированного М. В. Осориной тезиса, что «освоение домашнего пространства и освоение пространства собственного тела – плотского дома души – идут у маленького ребенка параллельными путями и, как правило, одновременно» [Осорина 1999, с. 45]. В известном смысле слова игровые «домики» являются проекцией «пространства личности» в «пространстве игры» [Морозов 2008; Морозов 2009а; о «пространстве личности» см.: Морозов 2009в; Морозов, Слепцова 2009].

В связи с интенцией «освоения пространства» актуализируется и тема движения: как в традиционных, так и в современных играх важную роль в такого рода играх играют дорога и различные «транспортные средства». «Играли и в куколки. Мамка, бывало, сгородить какую-нибудь: „Ну, на, играй!“ А нас у матери двоя толькя было… [Играли] во что? Раньше лапти были. И вот ошмёток, бывало, – лапоть старый, растрёпатый, который ненужный, – за ниточку прицепишь и волочишь её [=куклу], полозеешь около дома с ним…» [ЛА МИА, д. Долгое Ульяновского р-на Калужской обл.].

«Как играла? Заворачивала в пелёночки её. Вот. Платочки повязывала ей. Гуляла я и спать укладывала, понимаете? Это мне только было, знаете, сколько? Семь лет было. Ещё я в школу не пошла…

Детские игровые сооружения, имитирующие жилище („домики“, „шалаши“, „будки“, „клетки“, „штабики“ и под.), являются проекцией „пространства личности“ в „пространстве игры“. Использование такого рода сооружений имеет большое значение для формирования и развития личности, с его помощью происходит освоение „чужого“ и выделение „личного“ пространства, налаживание межличностных и групповых контактов, подавление детских фобий и развитие личной инициативы.

В этом контексте особенно важно, что во многих играх, проходящих в пространстве „игрового дома“, используются куклы и иные антропоморфные предметы, которые, как мы уже выяснили раньше, являются своеобразными вещами-„персонификаторами“, помогающими ребенку разворачивать вовне свое „Я“ и тем самым дающими возможность для различных манипуляций с персональными характеристиками. Пространство игрового дома в данном случае представляет собой материализованное „пространство личности“, которое может быть трансформировано в соответствии с задачами и целями игры, в том числе и с целью самоидентификации ребенка.

Кукольные игры в свадьбу и похороны

Представление о том, что куклы могли оказывать влияние на всю последующую судьбу своих обладательниц, получившее отражение в образе куклы – волшебной помощницы в народных сказках, находит яркое воплощение в детских играх «в свадьбу» [см.: Морозов 1996а, с. 139–146; Морозов 1995, с. 21–26]. «Играют в „свадьбы“, имитируя отдельные моменты обрядности: венец – банный ковш и проч.» [Виноградов 1999, с. 21]. «Вот нарядют же куклу-то: „Эт невеста, а там вот, – говорит, – тот жених…“» [ЛА МИА, с. Ждамерово Сурского р-на Ульяновской обл.].

Такого рода игры известны многим народам мира [Фрезер 1986, с. 128–129; Гаджиева 1985, с. 286; Булатова 1988, с. 112; Календарные обычаи 1989, с. 179–182; Ботякова 1995, с. 167; Карпов 2001, с. 30; и др.]. И в разных социокультурных средах: «Катя охотница играть в куклы. У нее есть кукла-барышня и есть кукла-девка. У нее есть кукла-жених и есть кукла-невеста, и жених все кормит невесту гостинцами» [НКРЯ: Панаев 1844].

Илл. 110

Иногда для игры изготавливали куколки, изображающие основные свадебные чины – см. илл. 110, куклы для игры «в свадьбу» [ЛА КСВ, фото СВ. Комаровой; см. также цв. вкл. 4, 5]. «Кукал из тряпычкыв делали, играть „в свадьбу“. [Для „невесты“] какую нову тряпачку палуччи – юбку ей, кофту ей, платок абвяжишь. Юбку-ту сбарим, а „мужику“-та [=„жениху“] ни сбарим, ему так, гладка. Ну, биз штанов. Биз штанов. Завирнём гладинька: рубашка ды всё… „Хрёсная“ быват там, „хрёсный“ сам, „хрёсна“ – ну там эти куклы делали. Эта тока када „винчают“. А как же. Песен при этом не пели. „Да куклы-та ани и пают! Так тока хадили, гуляли и всё…“ [ЛА СИС, с. Палатово Инзенского р-на Ульяновской обл.].

Илл. 111

Обычно детьми с большей или меньшей степенью точности разыгрывались различные этапы свадебного обряда – см. илл. 111, катание молодых на масленицу [ЛА МИА, каргопольский музей-студия „Игровой дом“]. „И „невестами“ их нарежали, кукал. Панарядим – у меня „невеста“, а у другой „жених“. Куклу нарядим, фату приделаем. „Жениха“ там паискрасим углём – угаль древесный. Вот мы паизрисуим их и в гости идём, приглашаим – как абычна [делали на свадьбе], так и мы играим. Мы же видим, то и всё перенимаем точно так… Да, хадили эта мы в „дом“, этык и в варота ни пускали. Палачик панаставим – и „варота“: „Ни захади! Атайди!“…“ [ЛА МИА, ст. Галюгаевская Курского р-на Ставропольского края]. „Чай, бывала, кукалки были. Мы и шили йих, и всё сами. Всё вон. У миня была вот этакий яшшик [большой]. Да. И там была и „нивеста“ [примерно 15–20 см], там был и „жиних“. Да. Там и пастель была – всё была. Вот и играли. Нарядишь йих. Так-та ане, в такой день-т ни нарядны, а нарядишь йих. Вот как нивесту делаишь и вон из марли как „увал“, платей сашьёшь ей харошай. Вот и играли этак. ‹…› И „свадьбу“ сделашь, и накрошишь хлеба (там были у нас ищё и чашички и ложички маленьки какея), вот и хлеба накрошут там, ишо чё-нибудь. Вот и, вроде, угашшашь, как паложина на свадьбу“ [ЛА МИА, с. Араповка Сурского р-на Ульяновской обл.].

В Каргопольском районе Архангельской области, по свидетельству Е. И. Мельник, „свадьбы делали. У мамы лоскут – приданого возьмешь. Нарядим ее – как же, невеста! Жениха, парня сделаем… „Давай, – как двое играют, дак, – твою девку возьмем за моего парня!“ Сватались. У одной на окошке куклы, у другой – на другом“; „Я какую-то баночку нашла, наложила лепаков, вот таких лоскутков. Кукле говорю: „Собирай да клади в свой сундучок!“ Вот как раньше приданое было у девки, так и я кукле. Тут сошьешь себе такой матрасик и подушечку. Все-все, одеяльце – это приданое повезем к жениху“ [Мельник 1991, с. 48, № 23, д. Кононово и Лукино].