Книга Твой соблазнительный обман - Александра Хоукинз

Лорд Девик замялся.

– Два дня.

– Два дня! – Она не помнила, чтобы когда-то спала так долго. Даже когда слегла в постель с большой температурой. – Я…

– С тобой все хорошо, – поспешил успокоить ее отец. – Только синяки и растяжение. Врач заверил меня, что рука не сломана, но пока будет болеть.

– А Торн?

– Пара царапин, но в основном синяки, – ответил барон. – Этот молодой человек просидел у твоей кровати целых два дня, Оливия. Мне пришлось выгнать его на прогулку в сад, подышать воздухом. Ты голодна?

Она рассеянно кивнула:

– Немного.

– Я скажу поварихе, чтобы приготовила поднос с твоими любимыми блюдами. – Барон легонько прикоснулся к ее щеке, на глаза навернулись слезы. – Если ты ее попросишь, может быть, она испечет твое любимое миндальное печенье.

– Папочка, пожалуйста, не плачь, – взмолилась она, сама пытаясь не заплакать. – Не могу смотреть, как ты страдаешь.

– Я тоже, моя милая Оливия. – Он обнял дочь, отец и дочь отчаянно цеплялись друг за друга, черпая силы в своем единении.

Девик первым отстранился от Оливии.

– Пойду на кухню. Ты чего-то хочешь?

Оливия покачала головой.

– Если ты не против, я бы переоделась и прогулялась в саду перед обедом. Ты говорил, Торн здесь?

Лорд Девик кивнул:

– Если не встретишь его на террасе, поищи в старом лабиринте живой изгороди. Кажется, Кемпторн очень полюбил этот лабиринт.

– Поищу.

Оливия не пошевелилась, пока отец не закрыл дверь. Она быстро переоделась в простое белое муслиновое платье. Синяки на лице не скроешь, но она взяла цветную шаль, чтобы спрятать кровоподтеки на руках. Волосы оставила распущенными. Торну нравилось, когда ее каштановые волосы вились больше, чем старый лабиринт у них в саду.

Пока она спала, Торн надел золотой браслет, который подарил ей на день рождения, на ее здоровую руку. Наверное, он хотел, чтобы, проснувшись, она сразу вспомнила о нем.

Оливия опустила ноги в туфли и направилась вниз. Махнула рукой дворецкому и выскользнула через одну из боковых дверей, которая вела в сад за домом.

Торн оказался именно там, где она и ожидала его найти: стоял посреди лужайки, где они занимались любовью под полуночным небом, когда над их головами подмигивали звезды. Он обернулся, будто узнал ее шаги.

– Оливия! – Он решительно направился к ней. Нежно обхватил ее лицо своими огромными руками и поцеловал ее в губы. – Как я скучал по тебе.

– Папа сказал, что ты два дня просидел у моей постели, – сказала она, не желая, чтобы он убирал руки. В перчатках они казались странно пухлыми, и ее осенило: не только ей потребовалась перевязка.

Он печально улыбнулся Оливии:

– Только отцу не говори. Когда я был уверен, что меня не потревожит ни он, ни слуги, я ложился к тебе в постель и держал тебя в своих объятиях. Только так я мог заснуть.

Она-то волновалась, что он не спал, пока она спала. И чувство вины рассеялось, когда она осознала, что Торн поступил так, как всегда поступал, чего-то желая.

Просто брал это.

– Ты уже общалась с отцом?

Она кивнула:

– Он пошел к поварихе. Надеюсь, я могу рассчитывать на твою помощь? Поможешь отдать должное подносу с едой, которую готовят?

– Можешь всегда на меня рассчитывать, Оливия.

Оливия нахмурилась, уловив боль в голосе, которую он пытался утаить.

– Ты говорил с Гидеоном?

Торн пожал плечами:

– Я несколько дней его не видел. Знаю своего брата: он решил, что лучше беседовать на трезвую голову, а пока мы какое-то время не станем встречаться.

– А ты не согласен? – настаивала она.

– Оно и к лучшему. Эти два дня я ни о чем, кроме тебя, думать не мог. – Он ударил по траве ногой. – Признаться честно, не только эти два дня.

– Кому признаться, мне или себе?

Он заиграл желваками от дразнящего напоминания о том, что он не всегда был с ней честен.

– По большей части тебе, но я уже привык обманывать и себя тоже.

У Оливии было столько вопросов. Ей казалось, что она проспала целый год, и она нуждалась в помощи Торна, чтобы разобраться во всем этом мире, который продолжал крутиться без нее. Многие из ее вопросов могли подождать. Прежде чем она приняла роковое решение догнать господина Чонси, между ней с Торном осталось несколько неразрешенных вопросов.

Она стояла рядом с ним и раздумывала над своим следующим шагом.

– Теперь, когда Гидеон уехал, ты больше не должен защищать его от женских хитростей. Какое же облегчение ты, должно быть, испытываешь, избавившись от нас обоих.

– Ты выбрала удачный момент, чтобы над этим пошутить?

Оливия пожала плечами, шагая к закругленной стене изгороди. Поскольку запястье было перевязано, она решила не надевать перчатки. Учитывая все те непристойные вещи, которые на этом самом месте проделывал с ней Торн, такие формальности можно было отбросить. Пальчиками она провела по живой изгороди, на ощупь различая растения.

– У меня с отцом не было возможности все обсудить, но после случившегося с леди Грисдейл, – она с радостью опустила упоминание о господине Чонси, – он захочет вернуться в Тревершем-хаус как можно раньше. Я, скорее всего, тоже покину Лондон. Это разумное решение. Все слухи о нашей связи с вероломной графиней утихнут с нашим отъездом, и через год об этом уже никто и не вспомнит… потому что будет какой-нибудь новый скандал.

«И если повезет, я не буду знакома с теми, кто в него вовлечен».

Торн уставился на нее. На его лице было загадочное выражение, так знакомое Оливии.

– Ты бросаешь меня.

– Я предпочитаю относиться к этому как к освобождению вас от ваших обязательств, милорд, – ответила она, надеясь, что он заметит, как задрожал ее голос.

– А как же наша помолвка?

– Отец предчувствует, что однажды вы ее разорвете. Он разозлился, застав вас за «развлечением» со мной – так он это назвал. Тем не менее он человек добрый. Он не желает, чтобы мы оба вступали в брак без любви. Единственным его желанием было заставить вас воспользоваться именем своей семьи, чтобы защитить меня от пересудов.

Он опустил глаза и вздохнул.

– Плохой из меня вышел защитник, Оливия.

– Чепуха! – возразила она. – Двух таких прекрасных рыцарей, как лорд Кемпторн и господин Нитервуд, возжелала бы в защитники любая дама.

– Оливия, прекрати.

Она задела за живое, но ей тоже было больно.

– У тебя нет причин для ревности. В конце концов, ты же сам являлся мне в обличье Торна и Гидеона. На самом деле ты всю ночь не спал потому, что гадал, что брат подумает о твоих играх. Может быть, Гидеон – тот мужчина, которого я люблю, а ты в своем высокомерии – лишь его жалкое подобие.