Книга Подопечный - Сергей Костин

– Души. Человеческие души. Большие и маленькие.

– Что? Мы не слышим?

Несколько рук потянулось ко мне. Я невольно отшатнулся. Но в глазах этих несчастных, некогда живых людей светилась такая мольба, что пальцы мои непроизвольно потянулись навстречу. И ничего. То есть абсолютно. Я мог смотреть, видеть, слышать. Но не мог ощущать. Распухшие пальцы прошли сквозь мои, и мольба в глазах погасла.

– Простите меня, – выдавил я, сквозь стиснутое тисками горло, – Я не могу. Простите. Но может быть я сумею что-то сделать здесь. Наверху. Я постараюсь.

Руки людей опустились. Но что странно, они замолчали. Исчез надсадный плач и крик. А в глубине несчастных глаз зажглась надежда. Не весть какая, но надежда. Что нужно душе, находящемуся не то что на краю пропасти, в самом аду, в бесконечных муках? Надежда? Если я ее дал, то значит так тому и быть.

И вдруг вокруг наступила тишина. Такая тишина, что я услышал, как лопаются пузырьки, как ударяются о землю солнечные лучи, как дышит земля.

Я спрыгнул вниз. Ребята стояла с вытаращенными глазами.

– Нам нужно что-то сделать. Мы не можем просто так уйти, – по правде говоря, я и сам не знал, что предпринять. Как можно освободить миллионы, а может и миллиарды пылающих душ на этой страшной планете? Но все равно, надо что-то делать.

– Может найдем побыстрее чертовы цветы и уберемся? Сдались тебе эти грешники? – осторожно предложил ангел.

И здесь я не выдержал. Я попросту сорвался. Зацепил хранителя за ворот, и влепил хороший удар. Потом еще и еще. Я не знаю, что на меня нашло. Сумасшествие или бешенство. А может что-то другое. Зинаида носилась вокруг нас и визжала, изредка пытаясь оторвать меня от ангела. За что ненароком и получила тоже.

Я продолжал безжалостно избивать совершенно не защищающегося Мустафу и сквозь слезы и невнятный хрип вылетели слова:

– Это души, Мустафа! Души. Грешники? Ну и пусть. Кто дал вам, там наверху, право распоряжаться человеческими душами. Рай! Ад! А как называть тех, кто допустил подобное? Вы отбираете согрешивших и отдаете в этот безобразный мир. Кто дал вам право? И как не помочь им? Кем тогда окажусь я? Самым великим грешником? Нельзя так с нами. Нельзя.

Мустафа уже хрипел. Катался по земле под моими ногами и исходился кровью. Наконец, я обессилено свалился на теплые камни, уткнулся в них носом и зашелся в диком, зверином вое.

– Нельзя!…

Красные облака пролетали над нами, красный ветер срывал с нас кожу, красные камни рассекали острыми краями лица. Весь мир сплошное пламя. Неугасимое и невыносимое. Мрачное и страшное.

– Ну вы ребята, блин, даете! – Зинаида опустилась на колени, подняла на них окровавленное лицо Мустафы и принялась приводить его в порядок, – Ты ж его чуть не убил!

Я молчал.

– Зверь! Тиран! Деспот! Узурпатор!

Ангел застонал, приподнял голову и, скривив рассеченные губы в улыбке, с трудом проговорил:

– Я всегда думал, почему люди так дорожат своими телами. Непрочными и неудобными. Да убери ты свои тряпки. Я в порядке, – это он Зинке, – Так вот. Только сегодня я понял. Только сегодня испытал, что значит быть живым. Чувствовать боль и страх перед несовершенством, и в то же время ощущать радостное чувство жизни.

– Прекрати говорить, – перебила его Зинка, старательно оттирая слюнями кровь из-под правого глаза хранителя, – Несешь всякую чушь. Тебя чуть жизни не лишили, а ты почти с благодарностями.

– А ты попробуй, – посоветовал Мустафа, – Это же настоящий кайф. Жизнь – это… Такой кайф.

Я посмотрел на озаренное счастьем лицо ангела, на эту, залитую кровью, почти ставшую родной рожу и, не знаю почему, рассеялся.

Зинаида озабоченно взглянула в мою сторону. Не хватало, что бы к изувеченному прибавился еще и умалишенный, причем с агрессивно – расстроенной психикой.

А я смеялся, не переставая. Ну не мог остановиться, и все. Мустафа долго смотрел подбитыми глазами, потом его тело стало вздрагивать, а через минуту он уже вторил моему переливистому смеху своим грубым ангельским хохотом. Зинаида покрутила пальцами сразу у двух висков, некоторое время угрюмо таращилась на двух, сотрясающихся от безудержного хохота мужиков, потом что-то там у нее щелкнуло и она, вначале несколько несмело, затем все сильнее захихикала, пока окончательно не присоединилась к нашему дружному мужскому коллективу.

– Ну ладно, Мустафа Заде, ты уж извини, что так получилось, – Вытирая слезы, я подполз к ангелу, и мы вместе постарались подняться на ноги. Нам это удалось, конечно, не без помощи Зинки.

– Ой! – вскрикнула девушка, – Послушайте.

Я навострил ужи. Чуть слышно, затем все яснее я стал различать неуловимый, еле заметный смех. Он раздавался со всех сторон. И еще, кажется, кто-то хлопал в ладоши.

–Души?– шепотом спросил хранитель.

– Кажется, мы устроили им небольшой спектакль.

Приятно делать людям добро.

Но что-то продолжало тяготить меня. Что-то внутри. Я не мог разобраться. Только через несколько минут я, наконец, понял. Посреди общего фона веселого смеха раздавался лишь один, совершенно неподходящий к общему настрою, звук. Где-то в глубине невообразимого скопища котлов плакала одинокая душа. Заунывный, дергающий за самые тонкие струны сердца. Мне почему-то показалось особенно важным отыскать источник этого плача.

Мустафа, поддерживаемый Зинаидой, плелся следом. Покряхтывая, иногда не зло поругиваясь. Чем ангелы-хранители хороши, так тем, что в отличии от любимой женщины, от верного друга, от сурового врага никогда не покинут тебя. Даже если ты в самом пекле. Будь моя воля, пожелал бы всем ангелам являться к своим подопечным хоть изредка и давать надежду.

Плач становился все отчетливей. Даже не плач, заунывный тоскливый стон человека, видящего во сне кошмары.

– Это где-то здесь.

Я подбегал то к одному, то к другому чану, прислушивался и перебегал к другому.

Вот. Здесь. Именно здесь.

В отличии от всех остальных котлов к которым были приварены скобы, к горлу этого вело целое сооружение из ярко красного, словно спекшаяся кровь, камня.

– Мне страшно, – Зинаида спряталась за спиной ангела. У того самого тряслись коленки. Да и я чувствовал себя неважно. Скользкий червячок заполз в самую глубину тела и пожирал внутренности, заменяя их ростками непонятного страха.

– Ерунда какая-то, – я встряхнул головой, пытаясь освободиться от зеленой вражины. Тщетно, – Вы поднимитесь? –спросил я у спутников.

Получив их неохотное согласие, я поставил ногу на первую ступень.

Диким криком, полным боли отозвалась душа за толстыми стенами котла.

Вторая ступень.

Еще крик. Мука и боль.

Третья.