Книга Море остывших желаний - Лариса Соболева
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Ого! – встрепенулся Склиф, услышав характерный грохот. – Взрыв?
– Ну и зачем же их жалеть? – вздохнул Шах. – Они решили поиграть во взрослые игры, сделав свой выбор.
Наступила тишина. Горбуша обходил комнаты – в них никого не было. Держава подсчитал «урожай», потом взялся за щеку ладонью, будто у него болит зуб, и покачал головой. Сверху сбежал Горбуша:
– Бельмо не нашел. Чего ты?
– Накосили мы тут... Пятеро и внизу два. Хорошо, что у нас смертная казнь отменена, иначе нам пришлось бы к стенке стать.
– Уходим.
Внизу едва не вскинули автоматы, чтобы выстрелить в движущиеся тени, вовремя поняли, что это Артур и Сандра. Горбуша обозлился на них:
– Где вам приказано быть?
– Она побежала за вами, я за ней, – сказал Артур.
Сандра сжалась в углу и, странное дело, молчала, опустив голову. Держава подскочил к девушке, затряс за плечи:
– Ты чего, Санька? Идем...
– Она вазой одного огрела, – сказал Артур. – Я за пистолетом сюда вошел, а тут он. Сандра его по голове вазой... Боится, что убила.
Горбуша оглядел пол, нашел парня в окружении осколков, присел возле него и пощупал пульс на шее. Внезапно схватил его за грудки, приподнял:
– Где Бельмо? Говори, а то подохнешь от пули.
– Нет его тут... – едва выговорил тот. К великой радости Сандры, она не убила его. – Застрелили Бельмо в лесу.
Горбуша бросил его, поднялся:
– Удирай, парень, отсюда и замри на дне. – Потом повернулся к Державе, Артуру и Сандре: – Уходим, быстро.
Автоматы и пистолеты, из которых стреляли, кинули к трупам – пусть думают, что пацаны Шаха передрались здесь между собой.
Забрезжил рассвет. Ксения резко приподнялась на локте, заслышав скрежет, будто кто-то пытался открыть дверь. Она подскочила, поискала предмет для самообороны, нашла топор, которым колола дрова для печки во дворе, на цыпочках подкралась к двери. Точно: снаружи кто-то пытается открыть дверь.
– Кто там? – вырвалось у нее от страха.
– А тут кто? – раздался в ответ мужской голос.
В голове Ксении щелкнуло: Шах узнал, что они спаслись, нашел ее! От ужасной мысли закружилась голова, но женщина сообразила не показывать страха:
– Что вам нужно? Я сейчас подниму всю деревню...
– Да кто ты такая, черт возьми? Это мой дом.
– Ваш?! Вы сказали – ваш? Как ваше имя?
– Георгий Иванович. Бельмас.
– Подойдите к окну.
Ксения тоже перешла к окну, осторожно выглянула. Да, фигура показалась ей знакомой, но было еще слишком темно, чтобы рассмотреть человека за окном. Ксения с опаской подошла ближе, затем вплотную и ахнула...
Бельмас вошел чумазый, измученный, с иссеченным лицом, но с блаженным выражением на нем. Туфли, связанные шнурками, висели на его плече, в руках палка. Он сразу рухнул на табурет, с трудом заговорил:
– Ксения... Ты? А Сандра? Вас же Шах приказал утопить...
– Все живы, Георгий Иванович, все спаслись, но обо всем потом. Я согрею воды, вам помыться надо.
– И поесть. Ксюша, я зверски голоден.
– Сейчас, Георгий Иванович, сейчас...
Сербин курил и думал. Мысли уплывали. Все расползлось! Настроение ни к черту уж который день, что очень осложняет жизнь домашним. Ко всем неудачам Сербина еще и вина перед детьми с женой терзала.
А ведь ключик где-то рядом... Неужели Артур папу грохнул? Но ему обвинение не предъявишь. Какое обвинение! Надо еще доказать, что убил он, потом прекратить дело в связи со смертью подозреваемого. Конечно, самая реальная фигура Шах. Но как тогда ключ от кабинета Белоусовой попал к Вадиму в карман? Впрочем, объяснение есть: кинул бабок кухарке в доме Гринько, дал ей ключ (не сам, конечно, как и убивал не лично Шах), та подкинула Вадиму. Пожалуй, версия имеет право на существование. Оленин уперся в Агату Гринько, но признание в совершении преступления не всегда является правдой. И не мама же, в конце концов, подбросила сыночку ключ.
– Всего полно, а ничего нет, – вздыхал Сербин, хватая пачку сигарет, словно они могли помочь привести мозги в норму. – Парадокс. Давно со мной такого не случалось. То ли я безнадежно запутался, то ли не той дорогой иду, то ли произошла редкая случайность и перетасовала события.
– Доброе утро! – ворвался в кабинет Оленин. – Новость слышали?
– Какую? – насторожился Сербин. Он не любил во время следствия новости, которые имеют подлую привычку оказываться плохими.
– Ночью в доме Шаха война была, кто-то положил всех его людей. Говорят, неизвестная банда в борьбе за сферы влияния уничтожила преданных собак Шаха.
– Пф! – фыркнул Сербин, не удивившись. – А Шаха тоже уложили?
– Не-а. Его нигде нет.
– У меня две версии: либо сам Шах положил своих людей, чтоб никто про него не пикнул, либо их перестрелял Кушнарев со своим войском, не имея возможности прижать законно. Наверное, надеялся взять Шаха врасплох, преданные собаки оказали сопротивление, вот и получили по пуле. Кушнарев тоже на все способен. Чем он лучше Шаха, мне пока не понятно.
– У вас, Виктор Серафимович, опять плохое настроение, – констатировал Оленин.
– С чего ему быть хорошим? Где нам убийцу Гринько добыть, а? У двоих подозреваемых алиби, третий покоится на дне морском. Четвертый неизвестно где, да его теперь и не найдут. Маму Агату я все же исключаю.
– Придется дело кинуть на полку.
– Придется, – покивал Сербин. Кажется, он не расстроился, потому что мрачно пошутил: – Может, нам Риту взять в оборот? А что? Все члены семейства у нас в дело занесены, только она вне подозрений. По закону жанра пора ее привлечь к ответу.
– Я больше склоняюсь в мамину сторону.
– Ну, ладно, ладно. Иди, заданий пока нет, а я еще немного тут помозгую.
– Извините за причиненные неудобства, – сказал Агате на прощание Держава. – Спасибо за гостеприимство.
– Может, вам лучше у нас остаться? – предложила она.
– Нет, у нас есть место, мы там пока побудем. Артур обещает доставлять нам продовольствие.
– Но ему тоже опасно выходить. Вас уже пытались убить, извините, что напоминаю.
– Ма, я не сам буду отправлять продукты, – успокоил ее Артур и повернулся к Державе, Сандре, Горбуше: – Ну, телефоны у вас теперь есть, буду держать вас в курсе событий.
Попрощались, компания уехала на машине, которую вчера оставили у Шелкопряда, а сегодня забрали.
В доме стало тихо. Артур медленно прошелся по гостиной, сунув руки в карманы джинсов, остановился, о чем-то думая.