Книга Море остывших желаний - Лариса Соболева

– Дорогая!

Сандра, молоденькая сочная девушка с ярко выписанной дерзостью на смуглом личике, поглядела на гостя абсолютно без интереса, хотя он и назвал ее «дорогой». В раздумье она перетирала зубками кусок жесткого мяса (ведь ее оторвали от обеда), не решаясь бесцеремонно захлопнуть дверь перед физиономией незнакомца с бородкой Чингисхана. Он был смешон и напоминал клоуна. Наверное, из-за улыбки во весь большой рот на длинном лице, обнажавшей крупные зубы, и по-дурацки вытаращенных глаз, которые у него и так навыкате. Однако стильный костюмчик на сухощавой фигуре говорил, что это человек из серьезной среды, поэтому Сандра, кое-как проглотив кусок, вежливо спросила:

– Тебе чего, дядя?

Счастливая улыбка слетела с лица клоуна, он озадачился:

– Ты Сандра?

– Ну, я. Дальше что?

– Я твой папа.

Сандра вздохнула с нарочито показным сожалением и захлопнула дверь. Мужчина, оставшийся за ней, которого звали, между прочим, Бельмас, потоптался в замешательстве, потом снова позвонил. Девушка открыла:

– Опять ты?

– Разве твоя бабушка обо мне не рассказывала?

– О тебе? – хохотнула Сандра. – Нет.

– О твоем папе, – уточнил он.

– А, о папе... – протянула Сандра, приподняв подбородок и засверкав бесовскими глазами. – Как же! Рассказывала. Говорила, что он мерзавец, подлец, негодяй и свинья. Так это ты?

Ехидная улыбка на сочных губах Сандры ясно говорила: не верю тебе и не поверю никогда.

– Это я... то есть не я... то есть... – растерялся Бельмас. Он поправил галстук, сглотнул волнение и вдруг возмутился: – Она не права! Позови ее.

– Опоздал, дядя папа. На полгода. Бабушка умерла.

И дверь захлопнулась. Бельмас спускался по ступенькам медленно, разочарованно и с обидой бубнил себе под длинный нос:

– Старая карга... Не сказать девочке о моем существовании! Чтоб тебе сейчас икнулось в гробу... Чтоб ты там билась головой о крышку...

У Бельмаса была причина негодовать по поводу несостоявшейся тещи. Год назад Клавдия Никитична разыскала его в колонии, добилась свидания. Он, признаться, глаза выпучил, хлеборезку раскрыл и онемел. Его всемирный потоп так не удивил бы, или пришелец с другой планеты, или внезапное освобождение с извинениями, но появление Клавдии Никитичны с ее брезгливой физиономией весьма удивило. Бельмас сел на стул, ладони положил на колени и таращился на воплощение гордыни, высокомерия и презрения. Она сильно сдала, так что и узнать трудно, но он узнал бы ее в любом случае, несмотря на истонченную кожу в миллионах морщин, подпортившую когда-то красивую женщину. Узнал бы по непримиримым глазам, по властному лицу, по тонким поджатым губам и крючковатому носу. Ему стало не по себе от затянувшейся паузы, Клавдия Никитична прищуривала и раскрывала глаза пумы, изучая его. Наконец она сказала:

– Ну, здравствуй, Георгий... Гоша... Жора...

– Здравствуйте, – пролепетал он опасливо.

Бельмас по кличке Бельмо, который выделялся среди собратьев особым куражом и умом, который проявлял наглую смелость, где надо и не надо, чем снискал уважение и почитание, откровенно боялся старухи. Боялся, как дикий зверек боится пожара в лесу, и гадал: чего это она вздумала навестить его после стольких лет? А прошло – ого! – почти двадцать два года! Бельмас обратил глаза внутрь: неужели и он постарел, неужели так же препогано выглядит? Ни разу не задумывался, что годы-то летят, как психованные, изменяя людей до неузнаваемости. Вот уже и ему сорок семь. Спрашивается: какого черта он затрепетал перед старой каргой? Бравируя, Бельмас закинул ногу на ногу и спросил с ухмылочкой:

– Чем обязан?

– Не буду говорить, – высокомерно начала она, – что видеть мне твою рожу – хуже горькой редьки. Это ты сам знаешь. Но обстоятельства сложились не в мою пользу.

– Что же за обстоятельства привели вас к моей роже? – хихикнул Бельмас.

– Внучка.

– Ваша внучка?

– И твоя дочь, – произнесла Клавдия Никитична сухо. Просто проскрипела, как старая, высохшая коряга.

На Бельмаса будто ушат холодной воды вылили. Кажется, он ослышался.

– Повторите, что вы сказали?

Ей явно не в кайф было говорить, но она процедила на одной ноте, сверля Бельмаса ненавидящими глазами:

– У тебя есть дочь. Зовут ее Сандра. Отчество Георгиевна. Ей двадцать один год.

Надо ли говорить, что у Бельмаса после каждого слова старухи подпрыгивало сердце, как лягушка на сковородке? Надо же, а до этого он и не знал, где оно у него находится. Дочь? У него?! Невероятно! От таких новостей людей инфаркты хватают, но Бельмас крепок телом и духом, и он вымолвил, хотя и с трудом, однако нежно:

– Сандра... дочь... моя... И вы столько лет молчали?!

– Я бы и сейчас не приехала, когда б не нужда.

– Вам деньги нужны? – прищурился он, восприняв фразу по-своему: старушка надумала вымогательством заняться.

– Дурррак, – смачно каркнула она, а на ее лице появилось гадливое выражение. Да, Клавдия Никитична дружит со спесью. Она спит с ней, ест с ней, дела делает с ней. А оскорбить ей Бельмаса – бальзам на душу. – У меня другая нужда, тебе необязательно знать о ней. А что я должна была говорить Сандре? Ты считаешь, тобой гордиться можно? Хм, отец моей внучки – потомственный вор, выродок рода людского, который провел по тюрьмам большую часть своей гнусной жизни... Короче, так: я даю тебе шанс, потому что... неважно. Ты обязан присмотреть за Сандрой.

– А Нина? Где она? – спросил он, замерев.

– На кладбище, – резко бросила старуха, а у него сердце на этот раз ухнуло вниз. – Нина умерла десять лет назад от рака. Я воспитывала Сандру, теперь она – твоя забота, если в тебе осталась хоть капля человеческого. Сидеть, как я выяснила, тебе еще год, так ты подготовься и выполни свой долг. Вот адрес.

– Но почему я должен верить, что Сандра моя дочь? – опомнился он.

– Потому что это говорю тебе я, – проскрипела Клавдия Никитична. – А мне говорить тебе о Сандре – нож в сердце. Я стара, могу умереть, поэтому хочу передать внучку тебе. Больше-то некому, а ты все ж таки хоть и плохонький, но отец. Боюсь я за нее, очень боюсь. Девочка нуждается в опеке.

– Но... – не приходил в себя Бельмас. – Мне трудно поверить...

– Ты поверишь, – убежденно сказала Клавдия Никитична, поднимаясь, – когда узнаешь ее поближе. Но гляди! Затянешь Сандру в свое ремесло, из гроба поднимусь и вырву твое черное сердце. Прощай.

Не верить старухе не было оснований, она бы не притащилась черт-те куда, чтоб только подшутить над ним. И ночью Бельмас не спал – не представлял себе, какая она, Сандра. И видел маленькую девочку в светлом цветастом платьице, с хвостиками и бантиками, в гольфах и со школьным ранцем за плечами. Дочка. Родная кровь. А он даже не догадывался. Это поистине царский подарок судьбы, а говорят, она, в смысле судьба, коварна. Бельмас вздыхал, когда вспоминал Нину, образ которой хранил все годы. Сверху свесился шар на пеньке, вросшем в плечи, – Держава сонно спросил: