Книга На крестины в Палестины - Алексей Лютый

Сеню эта неопределенность крайне раздражала, и он постоянно терроризировал сарацина с крестоносцем вопросами, надеясь, что кто-нибудь все-таки сможет дать полезную информацию. Однако оба оруженосца оказались тупее, чем рассчитывал Рабинович, и вскоре его самого утомили собственные вопросы. Сеня махнул рукой и погнал свою кобылу вперед, присоединившись к Жомову, возглавлявшему отряд.

– Ну и как? Что-нибудь получилось? – спросил омоновец.

– Ни хрена! – сердито буркнул Рабинович. – Идиоты они. Причем даже тупей, чем те клячи, на которых оба придурка сейчас едут. Те хоть в проводники не набиваются, а идут туда, куда их направляют.

– Ну и плюнь на них, – посоветовал Ваня. – Какая разница, как далеко ехать, главное – это расстояние быстро преодолеть.

– Охренеть! Мне только омоновца-философа здесь не хватало, – буркнул Рабинович, но замолчал и на тупость оруженосцев больше не жаловался.

До самого вечера, когда на пути экспедиции показались огни какой-то деревни, менты ехали без приключений. Правда, во время остановки на обед Горынычу, видимо, отравившемуся вервольфом, стало плохо. Он схитрил, решив лечиться по методу того Карлсона, который живет на крыше. То есть сказал, что непременно умрет, если не сожрет пару килограммов каких-нибудь насекомых. А поскольку сам пойти на охоту не может, то менты должны уже сейчас начать разучивать прощальные речи, дабы не испортить косноязычием похороны Ахтармерза. Сеня почувствовал, что трехглавый второгодник пытается их обдурить, и попробовал заставить Ахтармерза искать себе пропитание, но свершиться экзекуции не позволила Фатима, чем вызвала бурю негодования в душе кинолога… Ну не мог Сеня смириться с тем, что танцовщица заботится лишь о Жомове с Горынычем, балует их, а остальным только удары поварешкой раздавать может.

Но как бы Рабинович ни сопротивлялся, искать пропитание Ахтармерзу и ему пришлось. Уж таким жалким выглядел трехглавый ребенок из чужого мира, что не разжалобил бы лишь «Железного Феликса». В смысле, ту самую статую, которую в Москве то снимали с постамента, то пытались водрузить обратно. Правда, собирать руками скорпионов, фаланг и сколопендр Сеня отказался. А поскольку функции сборщиков продуктов уже были распределены – Жомов искал, а собирать заставлял Ричарда, Попов соответственно те же гнусности проделывал с Абдуллой, то пришлось Рабиновичу взять Ахтармерза с собой, и тот, получив от Сени координаты цели, тут же проглатывал пищу и настойчиво требовал добавки.

В остальном путешествие проходило совершенно спокойно. В бескрайней полупустыне, по которой двигался небольшой караван, было абсолютно безлюдно. Даже живность встречалась крайне редко. Лишь один раз глазастый Жомов заметил на горизонте стайку каких-то зверюшек, но ни рассмотреть их как следует, ни тем более приблизиться к ним менты не смогли – просто не стали менять маршрут.

Ближе к вечеру пейзаж изменился. Впереди появились небольшие группки деревьев, а затем караван вышел на берег какой-то реки. Ни Абдулла, ни Ричард название ее друзьям сказать не могли. Фатима, которая чувствовала себя слегка уязвленной от того, что за всю дорогу ей практически не уделяли внимания, уверенно заявила, что речка называется Нил, но тут же стушевалась, наткнувшись на удивленные взгляды мужчин.

– Или не Нил, а еще как-нибудь, – пытаясь сделать хорошую мину при плохой игре, проговорила танцовщица. – Да и какая вообще разница?.. Главное, помыться можно и рыбы наловить.

– Теперь мне понятно, как она в рабстве оказалась, – буркнул Попов. – С таким знанием географии и взглядами на жизнь эту девицу любой дурак в Тмутаракань завезет и скажет, що так и було.

– Ты чего это по-украински заговорил? – удивленно покосился на друга Рабинович. – Надеешься, что за твой хохлацкий язык с москальским акцентом тебе кто-нибудь лишний шмат сала отвалит?

– Не-а, лучше горилки, – сладко улыбнулся Жомов. – Еда – дело свинячье.

Ричард тоненько захихикал, и Попов, решив, что до Ваниного затылка все равно не доберется, влепил затрещину ему. Омоновец от такого наглого посягательства на своих подчиненных на мгновение отропел, а затем отвесил оплеуху Абдулле, который, глядя на морщившегося крестоносца, довольно улыбался. Ванина затрещина по всем выходным данным была куда эффективней Андрюшиного шлепка, и поэтому сарацину пришлось несладко. Попов тут же заорал на омоновца, чем вызвал инфаркт у сойки, выглянувшей из кустов, чтобы узнать, что на речном берегу происходит. И еще неизвестно, что случилось бы дальше, если бы не вмешался Рабинович.

– Цыц, горячие ментовские парни! – рявкнул он на Попова с Жомовым. – Давайте-ка лучше на транспорт забирайтесь и поедем. Времени у нас мало для ваших склок. А вот вернемся домой, там и деритесь, сколько душе угодно.

– Если доберемся, – буркнул Андрюша.

– Что ты этим хочешь сказать, в натуре? – покосился на него Жомов.

– А то и хочу сказать, что единственный, кто нас отсюда вытащить сможет, так это Лориэль, – сердито ответил Попов. – А мне кажется, что ему этого совсем не нужно. Вспомните, сколько раз он Оберона хаял?.. Вот избавится теперь от начальничка, а нам тут навеки ПМЖ определит.

– Точно, блин, Сеня! – Омоновец хлопнул себя по лбу, видимо, таким образом поощряя мозги за то, что они решили немного поработать. – А я ведь только сейчас понял, что Лориэль мог нас специально так далеко от Иерусалима высадить. Перед начальством сначала оправдается, списав все на техническую неполадку и на необходимость защиты отрядов Петра Пустынника, а потом, как ложь раскроется, начальства никакого у него уже и не будет. – Ваня запнулся и удивленно посмотрел по сторонам. Дескать, это все я сказал?

– Умница. Молодец, – похвалил его Андрюша. – Видимо, на тебя почаще орать надо. Это у тебя умственную деятельность стимулирует.

– Ну так с детдома привычка осталась, – усмехнулся Жомов, а потом махнул рукой. – А вообще, пошел ты, Попов, у коров комбикорм воровать! По крайней мере, нажрешься до отвала.

– Да заткнитесь вы оба, – рявкнул на них Рабинович. – Хватит прохлаждаться. Быстро моемся и поехали! Доберемся до Иерусалима, там все видно будет.

Искупавшись и запасшись водой, караван продолжил путь, удаляясь от речной поймы на юго-запад. Жомов, задумавшись над своими догадками, утратил интерес к командованию, и бразды правления взял в свои руки Рабинович. Сеня оказался еще более жестким начальником, и к вечеру караван преодолел почти половину того пути, который был проделан до этого момента. Правда, лошади жутко устали и едва не валились с ног, но Рабинович не унимался, считая, что за ночь клячи успеют отдохнуть. А когда он уже решил, что пора останавливаться на ночлег, впереди показались огни какой-то деревни.

– Вот там и отдохнем, – заявил Сеня. – По крайней мере, не на жесткой земле спать придется.

Рабинович решил, что въезжать в населенный пункт галопом не солидно. Все-таки они являются единственными на много веков вперед представителями российской милиции в данной местности, и поэтому следует выглядеть с достоинством, дабы заранее привить местным жителям любовь к правоохранительным органам. Поэтому караван вступил в границы деревни размеренным шагом. Сеня с Жомовым сидели в седлах подбоченясь, зорко поглядывая по сторонам в поисках возможных правонарушителей. Однако, к удивлению друзей, с распростертыми объятиями встречать их никто не вышел. Деревня выглядела пустой и абсолютно безжизненной. Даже собак на улицах не было видно. Овцы не блеяли, коровы не мычали, куры не кудахтали, и петухи не кукарекали, соответственно. Впрочем, как раз петухам в это время кричать было не положено.