Книга Другая королева - Филиппа Грегори

– А также с королем Франции.

– И? – ледяным тоном спрашиваю я. – Et puis?[33]

– Я должен просить вас, пока положение так деликатно, не писать им, – неловко произносит он.

Его шотландский акцент, который всегда был для меня крепковат, делается совсем непонятен, когда он смущается.

– Мы заключаем соглашение с бароном Бёрли, представляющим английский двор…

– Бароном Бёрли?

– Лордом Уильямом Сесилом.

Я киваю; пожалование моему врагу титула может все ухудшить для меня и для старой аристократии, моих друзей.

– Мы заключаем соглашение, но когда лорд Сесил обнаружит тайные письма врагов государства, он перестанет вам доверять. Он не сможет вам доверять.

– Французы – мои родственники, – указываю я. – Он едва ли может меня винить за то, что я пишу своей семье, когда я далеко от дома и совсем одна.

Мортон улыбается. Его, судя по виду, не слишком тревожит мое одиночество.

– А Филипп Испанский? Величайший враг Англии? Он прямо сейчас строит корабли для вторжения. Называет свой флот армадой, собирается уничтожить Англию.

– Я не пишу ему, – с готовностью лгу я. – И я не пишу своей семье ничего, что не мог бы прочесть Сесил.

– Вообще-то, Ваше Величество, едва ли вы пишете хоть что-то, чего он не читает, – подчеркнуто произносит Мортон. – Скорее всего, он видит все письма, которые вы получаете и отправляете, как бы умно вы, по-вашему, ни прибегали к помощи тайных курьеров, числовых кодов и невидимых чернил.

Я отворачиваюсь от него, чтобы выказать раздражение.

– Я не знаю государственных тайн, – прямо говорю я. – Мне должны позволить писать друзьям и родным.

– А Ридольфи? – внезапно спрашивает он.

Лицо мое совершенно спокойно, я не показываю ни малейшего узнавания. Он может смотреть на меня, как на картину, и все равно не узнает моей тайны.

– Я не знаю ничего ни о каком… Ридольфи, – произношу я, будто имя мне незнакомо. – И ни о каких письмах.

– Умоляю вас, – неловко отвечает Мортон, зардевшись от искренности и смущения, поскольку ему приходится называть даму и королеву отъявленной лгуньей. – Я не стану выпытывать, кого вы знаете или кому пишете. Я не шпион. Я здесь не для того, чтобы поймать вас в ловушку. Ваше Величество, я ваш истинный друг, и я здесь для того, чтобы договориться о вашем возвращении в Шотландию и на трон. И потому я умоляю вас не затевать никаких заговоров, не писать заговорщикам и никому не верить, кроме меня, лорда Шрусбери и самой королевы Англии. Мы все намерены вернуть вас на ваш трон. Вам нужно быть терпеливой; но если вы будете терпеливы и будете вести себя с честью, как подобает великой королеве вроде вас, тогда вы будете восстановлены уже в этом году, возможно, к Пасхе.

– На Пасху?

– Да.

– Вы даете слово?

– Да, – говорит он; и я ему верю. – Но вы дадите мне ваше?

– Мое слово? – повторяю я ледяным голосом.

– Ваше королевское слово, что не будете вступать в заговор с врагами Англии.

Я молчу. Он смотрит на меня с надеждой, словно мое благополучное возвращение в Шотландию и его планы зависят от этого мгновения.

– Хорошо. Я обещаю, – торжественно произношу я.

– Ваше королевское слово?

– Я даю вам свое королевское слово, – твердо говорю я.

– Вы не будете получать и посылать тайные письма? Вы не станете вступать в заговор против мира в Англии?

– Я даю вам слово, что не стану.

Мортон вздыхает и смотрит на Шрусбери, словно на душе у него полегчало. Шрубсери подходит и улыбается мне.

– Я же говорил, что она даст обещание, – произносит он. – Королева намерена вернуться на свой трон. Она будет вести себя с вами и со всеми вашими верными согражданами безупречно честно.

1571 год, март, замок Шеффилд: Джордж

Мы с королевой едем домой ярким, солнечным весенним полднем, за нами следует фургон с двумя ланями для мясной кладовой Бесс. Королева в радостном настроении; она любит охоту и ездит верхом лучше всех известных мне женщин, она может обогнать большинство мужчин.

Когда мы въезжаем в большие ворота конюшенного двора, сердце мое обрывается: я вижу Бесс, она ждет нас, упершись руками в бока – истинное воплощение обиженной жены. Королева сдерживает смешок и отворачивается, чтобы Бесс не видела ее веселья.

Я спешиваюсь, снимаю королеву с седла, и оба мы поворачиваемся к Бесс, как дети, ждущие, чтобы их отчитали.

Она нехотя делает реверанс.

– Нам велено ехать в Татбери, – говорит Бесс без долгих вступлений.

– Татбери? – повторяет королева. – Я думала, мы останемся здесь, а потом поедем в Шотландию.

– Придворное письмо, – отвечает Бесс. – Я снова начала собирать вещи.

Она протягивает королеве запечатанное письмо, издали кивает мне и уходит туда, где готовят фургоны к очередному путешествию.

Вся радость уходит с лица королевы, когда она протягивает мне письмо.

– Скажите, – говорит она. – Я не могу заставить себя его прочесть.

Я ломаю печать и открываю письмо. Оно от Сесила.

– Я не вполне понимаю, – говорю я. – Он пишет, что вам нужно вернуться в Татбери для большей безопасности. Пишет, что в Лондоне были происшествия.

– Происшествия? О чем он?

– Он не упоминает. Он ничего не говорит, только сообщает, что следит за происходящим и будет спокойнее за вашу безопасность, если вы будете в Татбери.

– Я была бы в большей безопасности в Шотландии, – резко отвечает она. – Он упоминает, когда нам выезжать?

– Нет, – отвечаю я и протягиваю ей письмо. – Нам придется сделать, что он велит. Но хотел бы я знать, что у него на уме.

Она бросает на меня взгляд искоса.

– Вы думаете, Бесс может знать? Может быть, он ей написал отдельно? Может быть, сказал, чего боится?

– Мог.

Она снимает красную кожаную перчатку и кладет пальцы мне на запястье. Я гадаю, чувствует ли она, как ускоряется мое сердцебиение от ее касания.

– Спросите ее, – шепчет она. – Узнайте у Бесс, что думает Сесил, и скажите мне.

1571 год, март, дорога из замка Шеффилд в Татбери: Бесс

Как всегда, они едут впереди, а я тащусь сзади с фургонами, груженными ее роскошными вещами. Но как только они прибывают в замок и мой господин убеждается, что она безопасно водворилась в свои обычные комнаты, он ее покидает и едет мне навстречу. Я вижу, как он удивляется, увидев, сколько у нас фургонов, – в этой поездке их сорок, – и как я устала и утомилась, едучи во главе каравана.