Книга Сиротка. Дыхание ветра - Мари-Бернадетт Дюпюи

Но она тут же упрекнула себя за эту мысль. Кроме того, Тала никогда не согласится расстаться с дочерью, а тем более навязать ей такую судьбу.

— Я вижу колокольню церкви Нотр-Дам! — во все горло закричал Симон. — Скоро будем на месте.

Город, уже ярко освещенный, был покрыт красивым ковром свежевыпавшего снега, а ветер, который дул над бескрайним замерзшим озером, делал еще более причудливым танец снежинок. Эрмин испытала чувство радости, близкое к эйфории, причину которого она едва могла бы объяснить.

— Вот оно, Рождество! Рождество! — повторяла она, дрожа от нетерпения.

Этим вечером она споет от всей души для тех, кого любит, для тех, кто придет отпраздновать Рождество Христово.

— Я уверена, что моя елка по-прежнему такая же красивая, — ликовала Киона. — Я так счастлива, Мимин, да, я счастлива!

Эрмин рассеянно согласилась. Она спешила в маленький дом на авеню Сент-Анжель, ей хотелось согреться в окружении своих детей. Чтобы не печалиться попусту, она заставила свое сердце на время смириться с невыносимым для нее отсутствием Тошана, а также не оставляла смутную надежду, что встретит в церкви Овида. И от этой надежды она не могла полностью отрешиться, несмотря на свое решение больше с ним не общаться.

Глава 11

Праздничный вечер

Роберваль, воскресенье, 24 декабря 1939 г.

Услышав лай собак, Тала настежь распахнула двери. Эрмин помахала ей рукой, а Киона спрыгнула с саней и кинулась в объятия матери.

— Вот и мы! — воскликнула молодая женщина. — Тала, ты просто совершила подвиг. Заставить меня покинуть Валь-Жальбер накануне Рождества! Дети скоро будут. Их привезет на грузовичке наш сосед Онезим. Нам было не так-то просто тронуться с места.

— Входи скорее, дочка, — ответила индианка. — Добро пожаловать, Симон! Отныне будем друзьями. Хотите горячего кофе?

— Очень любезно с вашей стороны, но я тороплюсь, — заявил он. — Обещал родителям и невесте скоро вернуться. Да и собакам надо поразмяться. С этого дня и до конца зимы у Эрмин будет образцовая упряжка для гонок.

Молодая женщина взяла корзинку и кожаный чехол с вечерним нарядом. Она поцеловала Симона в щеку.

— До свидания и еще раз спасибо, что довез. Я позвоню с почты и сообщу маме, когда соберусь возвращаться.

Эрмин отметила спокойствие Талы и ее сияющую улыбку. Прекрасная индианка совсем не походила на женщину, которая только что встретилась лицом к лицу с врагами, после таинственного путешествия.

— Дай я тебя обниму, — сказала она невестке. — С тех пор как мы с тобой познакомились, я усвоила манеры белых людей.

Свекровь нежно обняла ее, что приятно удивило Эрмин.

— Тала, как я рада, что мы приехали! — с улыбкой сказала она.

— Я тоже рада, я с нетерпением ждала вас, — откликнулась та.

Обменявшись любезностями, они посмотрели вслед Симону и направились в дом. В старинной кухне семьи Дунэ, где витал дивный аромат рагу, было жарко. Киона любовалась елочкой с зажженными огнями.

— Мама дала мне с собой гору вкусной еды, — сказала Эрмин. — Надеюсь, ты не в обиде…

— Нет, вовсе нет… Эрмин, мне надо с тобой поговорить, но чуть позже, — сказала Тала, понизив голос и кивнув на дочь. — Мне жаль, что я причинила тебе столько хлопот тем, что поехала с Мадлен. Как вы съездили в Валь-Жальбер?

— Киона скучала по тебе. Но об этом мы также поговорим позже.

Раздался звук автомобильного клаксона. Онезим Лапуант поставил свой грузовик возле дома. Показались соседи, пришедшие помочь с разгрузкой. Первыми вошли дети. Мукки, Лоранс и Мари с радостными воплями бросились к бабушке. Эрмин помогала Онезиму переносить в гостиную пакеты, чемодан, две тяжелых корзины, туго скатанный ковер и два матраса, а также одеяла, простыни и подушки.

— Ну вот, теперь устроимся с удобствами. Тем лучше! — с удовлетворением выдохнула Тала.

Индианка выглядела довольной. Она налила Онезиму кофе, смущаясь оттого, что оказалась рядом с таким гигантом. Он пил медленно, с любопытством разглядывая обстановку, которая скорее напоминала вигвам, чем кухню добропорядочной хозяйки.

— Теперь пойду на бульвар Сен-Жозеф, — наконец сказал он. — Весь к вашим услугам, дамы!

Как только он ушел, Эрмин взялась за работу. Она хлопотала, стремясь как можно лучше устроить детей.

— Тала, я попробую натопить гостиную. Спать я буду с Мукки и близнецами. Дров у тебя достаточно, так что воспользуемся ими.

Свекровь еще раз доказала, что поддерживает ее от всего сердца. Четверо детишек болтали у рождественской елки, так что женщины могли без помех и суеты обо всем поговорить.

— У Кионы, пока она гостила у нас, бывали недомогания! — пояснила Эрмин. — Она теряла сознание и приходила в себя, потрясенная видением. Я знаю, что Закария Бушар убил нашего храброго Дюка. Тала, расскажи мне, что тебе известно.

— Пока нам можно не беспокоиться, — отвечала индианка. — Сообщник Бушара Наполеон Трамбле ранен. Эти люди на праздники вернулись к своим семьям. Они живут к северу от Перибонки. Знаю, они пытались дознаться у Шогана, где я сейчас, но он скорее умрет, чем выдаст меня. А мой племянник сбежал от них. Затем дошло до сведения счетов, в тот вечер, когда я прибыла к своим вместе с Мадлен. Бушар угрожал ей, собака бросилась на него, и он выстрелил. Двое моих родичей скрутили его, чтобы он не мог больше причинить вреда. Дюк погиб. Но мне не хочется вспоминать об этом. Мне удалось убедить их, что я вернусь в леса. Думаю, они теперь откажутся от своих планов.

Эрмин обдумала несколько сумбурный рассказ Талы. Она не совсем понимала, почему ее свекровь так легкомысленно воспринимает ситуацию.

— Надеюсь, что все так и есть, — вздохнула она. — Мне тоже хотелось бы забыть об этой печальной истории. Ведь сейчас Рождество! Смотри, я спрятала подарки для детей под покрывало.

Гостиная скоро прогрелась. В печке потрескивали дрова. Постели были готовы. Молодая женщина поставила на табурет маленькую лампу с красным абажуром, отбрасывавшим нежный свет.

— Тала, ты пойдешь на вечернюю службу? — спросила Эрмин. — Услышишь, как я пою. Я звонила кюре. Спою «Аве Мария» Гуно и «Minuit, Chrétiens»[49].

— Смотря во сколько начнется! — ответила индианка.

— О, мы пойдем к первой мессе. Не хочу, чтобы дети поздно ложились спать!

— А, тогда я с вами! Я ведь крещеная, и мне надлежит посещать церковь. Я обязана в память об Анри. Он мне приснился, и это меня успокоило.

«Тала определенно оправилась! — подумала молодая женщина. — Я и забыла, какой она бывает очаровательной!»