Книга 419 - Уилл Фергюсон
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Лора Кёртис провалилась в мир иной, в фальшивый мир, сотворенный не без ее участия.
«Мисс Пурпур, в спальне, пестиком для льда».
— Добрый вечер, мэм.
Брат-фармазон наклонился так близко, что Ннамди чуял каждый выдох, приторную вонь липкой крови в легких.
— Рыбу острогой забивал? — спросил Иронси-Эгобия.
— Конечно, брат. Я ж из Дельты, мы с малолетства рыбу забиваем.
— Да уж. Здесь то же самое. Раз-два, в жабры, рвануть посильнее, пускай течет. Раз-два — и что ни захочешь, все твое. Ларек на рынке, инструменты, будущее твоего ребенка. А за это с тебя только одно: раз-два и пошел.
«Все, что нам нужно». Ннамди кинул камушки, попросил наставлений, но ответа не получил. Он совсем один.
И эта ойибо тоже.
Лора — в горле пересохло. От голоса остался шепот:
— Это из-за денег?
Улыбка погрустнела.
— Всегда из-за денег, мэм.
Юноша, похоже, примирился с тем, что сейчас произойдет. Давно сидит в темноте, нервозность, страхи — все рассеялось. Осталось одно: он, она и то, что необходимо сделать.
Лора заговорила, голос дрогнул:
— Вас Уинстон прислал?
Он вроде удивился:
— Какой Уинстон?
— Мой… деловой партнер.
— Нет, я здесь не поэтому. Прошу вас, мэм. — Он указал на кресло. — Я хочу рассказать вам сказку.
Пальмовое вино, лунный свет. Сонные дети и сказка внутри другой сказки, длинной.
Отец Ннамди баюкал детвору:
— Жил-был охотник, и было у него много друзей. Все его любили. Любили его вино, и еду, и пляски. Но еще больше им вот что нравилось: охотник всегда платил. Охотник платил за всех. За пальмовое вино, за перечную похлебку, платил барабанщикам, платил музыкантам, и за сласти тоже. Когда все уже уставали, он продолжал танцевать. Всем охотник нравился, и он жил так себе да поживал, а потом в один прекрасный день у него, увы, кончились деньги. Тогда он сказал своему другу: «Дай мне, пожалуйста, двадцать кобо, я куплю кукурузы». А друг ответил: «Не дай, а одолжи». И в залог друг потребовал у охотника ружье. «Когда расплатишься, я тебе ружье верну». Охотнику нужно было ружье, чтобы поохотиться на зверей, продать их на рынке, заработать денег и вернуть другу двадцать кобо. Однако друг заупрямился. Забрал ружье и сказал охотнику: «Завтра утром приду к тебе за деньгами. Если не вернешь, заберу себе ружье навсегда». Тогда охотник пришел к своему другу леопарду и сказал: «Мне нужно вернуть двадцать кобо, помоги мне, пожалуйста». Леопард согласился одолжить охотнику деньги, но сказал: «Приду завтра утром. Не вернешь деньги — заберу, что захочу». Охотник побежал к своему другу козлу и попросил денег, чтоб вернуть леопарду. Козел ему одолжил, но тоже сказал: «Приду за деньгами завтра утром». Охотник пошел к дикому коту — одолжить денег, чтоб вернуть козлу то, что взял, чтоб вернуть леопарду то, что взял, чтоб уплатить своему другу. «Приду завтра утром, — сказал кот. — Если не выйдешь ко мне — заберу, что захочу». Тогда охотник попросил у деревенского петуха денег, чтоб вернуть коту то, что взял, чтоб вернуть козлу то, что взял, чтоб вернуть леопарду то, что взял, чтоб уплатить своему другу и вернуть ружье. Петух денег дал, но тоже сказал: «Приду на заре. Не вернешь денег — заберу, что пожелаю». И охотник согласился. Но наутро он проснулся раньше всех и рассыпал перед домом по земле остатки кукурузы. А потом спрятался за деревом и стал ждать. Вскоре пришел петух — закукарекал, потребовал денег. Увидев, что охотника нет дома, петух сказал: «Ладно, тогда кукурузу съем». Стал он клевать кукурузу, но тут пришел кот и, увидев, что охотника нет, решил в уплату забрать петуха. Пока он жевал петуха, пришел козел. Разозлился, что охотник ушел и с ним не расплатится, забодал кота, забросил его в лес, и кот там издох. Козел заблеял, потребовал денег. Но уже появился леопард. Услышал, как блеет козел, и пришел к самому дому охотника. Увидел, что охотника нет, кинулся на козла и забрал его в уплату. А пока леопард ел козла, пришел друг охотника с ружьем. Увидел леопарда, тут же прицелился — бабах! — и убил леопарда насмерть. Тут охотник выскочил из-за дерева и сердито закричал: «Ты убил моего друга леопарда! Ты за это заплатишь!» Друг испугался и стал просить прощения: «Я ж не знал, что леопард твой друг! На, забери ружье. Твой долг уплачен. Отпусти меня». Когда друг ушел, охотник освежевал леопарда, поджарил мясо, а шкуру продал на рынке. Тем дело и кончилось.
— Вам не кажется, мисс, — сказал Ннамди, — что всем было бы лучше, если б друг охотника не забрал ружье? Не требовал бы денег так настойчиво?
Когда Лора заговорила, голос ее был слаб — почти растворялся в воздухе:
— Я ничего плохого не сделала.
— Почему вы, мэм, тут безобразничаете?
— Из-за отца.
— Вас послал отец?
— Нет, он погиб.
— Сочувствую. Мой отец тоже. Ваш как погиб?
— Упал.
— А мой утонул.
— Не упал, — сказала она. — Его столкнули.
— Моего тоже.
Лишь сейчас она разглядела, какая красивая у него улыбка. Различила в ней чуточный шанс. Если удастся наладить с ним контакт…
— Мне очень жаль, что с вашим отцом так вышло, — сказала она. — Мы с вами оба, похоже, настрадались.
Но он только изумился:
— Мой отец — вот он страдал. Я очень грустил. Но умер-то он. Скоро моя жена родит, я сам стану папой. У вас есть дети?
Она покачала головой.
— Очень плохо, мэм. Иначе вы бы поняли, что сейчас произойдет. Мой отец говорил, родитель должен спросить себя: «Ты готов умереть за своего ребенка?» И пока не ответишь «да», ты не готов заводить детей. Но я думаю, есть проверка посильнее: «Ты готов за своего ребенка убить?»
— Не надо, — сказала она. — Это лишнее.
— Каждый день, — сказал он, — я смотрю, как дети копаются в мусоре. Горы мусора, мэм. Мой ребенок не будет ползать в отбросах. Любой отец этого хочет. Чтоб его дети не рылись в мусоре.
— Подождите, нет, не надо. Слушайте… вот. У меня тут… — Она вытащила из кармана стодолларовую купюру. Впервые развернула, протянула ему; руки тряслись. — Сто долларов. Возьмите, пожалуйста. Это подарок. Я… я не пойду в полицию, я не пойду в КЭФП, я поеду домой. Пожалуйста, отпустите меня домой.
— Подарок?
— Подарок.
«Раз, два, туда-обратно, пускай стечет — и пошел. Обыщи номер, изобрази ограбление, пооткрывай ящики, вещи раскидай. Только проверь, умерла ли».
— Не надо, — сказала она, увидев, как изменилось его лицо. — Нельзя так. Я… я беременна. — Больше козырей у нее не осталось.
