Книга Искусство умирать - Сергей Герасимов

Пришелица добровольно прошла все тесты и показала идеально высокий интеллект и идеально низкий уровень эмоциональности. Таким прекрасным показателям генерал Швассман мог только позавидовать. Пришелица была настолько неэмоциональна, что даже не понимала о чем поет Ванька. Она пробовала применить к его песням высочайшие степени логического анализа, но безуспешно, Ваньку степенями не возьмешь.

Слишком много пью вина – ты красива и умна. – пел Ванька и любой логический анализ разлетался вдребезги, как стекло от удара мячом.

Тогда генерал Швассман приказал убрать Ваньку из своего кабинета. Его примеру последовали и другие сотрудники. Пришелица, ради пользы дела, решила поселиться в той же палате, где заканчивал свое выздоровление Швассман. Она ничуть не стеснялась земного мужчины, оставаясь раздетой и отправляя естественные нужды – некоторые нужды у нее все же были. Иногда от нее пахло керосином, а иногда – прелыми листьями, но никогда не пахло плотью. По ночам они беседовали о будущем.

– Совершенно верно, – говорила пришелица, – это генеральный путь развития любой цивилизации. Мы обнаружили триста сорок три планеты со следами разумной жизни и с историческими памятниками. На всех этих планетах жили люди, похожие на вас или на меня. И все эти планеты, к сожалению, погибли. Но мы точно установили одно: все цивилизации двигались в одном направлении – в направлении улучшения собственной природы. То есть, они усиливали свой разум и усмиряли инстинкты, то есть эмоциональную сферу. Все они прошли, будучи еще полуцивилизациями, долгие века, когда процветали искусства – это были темные и дикие времена, потом наступали времена света. И, к сожалению, как только порода человека начинала приближаться к идеалу, человек вымирал. Обычно он вымирал лет через сто после вымирания искусств, даже не успевал нарадоваться новой светлой жизни.

– Отчего это происходило? – спросил Швассман. – И причем здесь искусства?

– Каждый раз от разных причин. Вы знаете историю Бэты, мы вымерли от случайного вырождения. Другие вымирали из-за болезней, войн, крупных бунтов или вообще без причин. Слишком велика смертность во Вселенной. Искусства здесь действительно не причем. Они рудиментарны, как обезьяний хвост. А проект, предложенный вами, кажется мне разумным. Ведь вам пока что ничего не грозит. Я согласна дать свои гены для развития вашего человечества.

– Если бы вы не согласились, – сказал Швассман, – вас бы заставили.

– Не сомневаюсь, – ответила пришелица, – поэтому я и соглашаюсь заранее. Я все же разумное существо. Но для того, чтобы скрестить человека со мной, нужно найти достойного человека. У вас есть кандидатура? Я не хотела бы скрещиваться с кем попало.

Что-то ты слишком сильно задираешь нос, – подумал генерал Швассман и удивился, потому что эта мысль противоречила принципу общественной пользы. Он решил не позволять себе так думать впредь.

– Конечно есть, – сказал Швассман, – вы не разочаруетесь. Очень достойный генетический экземпляр. А теперь, пожалуйста, объясните мне один случай, который до некоторой степени остался загадкой. Когда было сбито прошлое летающее блюдце, несколько месяцев назад, два члена экипажа умерли, взявшись за руки. Я не совсем уверен, что правильно понял это.

– Это очень просто. Система самоуничтожения срабатывает при касании ладонями. Удобно, потому что не требует дополнительных технических устройств.

Предлагаю вам ввести такой же метод.

– Я уже думал об этом, – сказал Швассман, – мы обязательно так и сделаем.

На следующий день ему стало совсем хорошо и очень хотелось заняться общественно полезным делом. Человечество уже заждалось. Он первым делом посетил инкубатор. На этот же день была назначена повторная казнь дежурного педагога.

Педагога было решено казнить на Мясорубке, так как уже собралось немало осужденных, ожидающих собственной груповой казни. Одним больше, одним меньше, никакой разницы. Если будет время, то прийду посмотреть.

Он снова сидел в стеклянной кабинке и снова смотрел, как ходят ровными геометрическими кругами (несколько концентрических окружностей были глубоко протоптаны во дворе инкубатора за годы) его немного хмурые, но очень красивые и очень правильно сложенные дочери. Сейчас их оставалось четное количество и ровные пары радовали глаз. Никакого беспорядка. Зрелище мерно шагающих детей было настолько приятным, что генерал Швассман расчувствовался. И сразу ощутил тревогу.

Тревогу ощутил не только он.

– Что с вами, генерал? – спросил внимательный дежурный лекарь, сопровождавший Швассмана, на случай неожиданной неполадки в здоровье (пришелица настояла, правильная женщина).

– Я… Я не знаю, я плохо себя чувствую. Пусть распорядятся прекратить.

Прозвучало распоряжение и передняя пара девочек резко повернула и пошла ко входу в здание. Остальные пары проделали тот же маневр. Четко, как будто только и ждали приказа.

– Вам плохо? – спросил лекарь.

Он спросил из вежливости, ведь небольшой прибор у него на коленях мог рассказать гораздо больше, чем любой ответ Швассмана.

– Да, – ответил Швассман, – сейчас, когда я смотрел на этих милых детей, я почувстоввал… Я почувствовал… Я ПОЧУВСТВОВАЛ!

– Вы действительно ощутили эмоцию, – сказал лекарь, глядя на экран дистанционного рекодера мозговых биотоков, – это была эмоция умиления. Эмоция умиления не предусмотренна вашими программами. Это означает, что вы серьезно больны.

– Это все из-за музыки! – сказал Швассман. – Эта проклятая музыка вечно крутится в моей голове! Я не могу от нее избавиться. Пусть приведут ко мне педагога!

– Вы очень серьезно больны, – сказал дежурный лекарь и вызвал дежурную машину. – Эмоция гнева также не предусмотрена вашими программами.

– У меня нет никакой эмоции гнева, – тихо сказал Швассман.

Он уже понял, что происходит.

– Действительно, сейчас нет, – сказал лекарь, – но сейчас я наблюдаю эмоцию страха, сильного страха, я даже сказал бы, эмоцию жути.

Швассман встретился с педагогом в камере предварительных пыток.

Предварительные пытки были очень разнообразны, но придуманы так, чтобы у пытаемого еще оставались силы бежать по транспортеру Мясорубки. Сейчас педагог лежал на полу с закрытыми глазами и глубоко равномерно дышал. Его лицо не выражало страха.

– Эй, встать! – сказал Швассман.

Кто-то из охранников засмеялся за его спиной. Чему смеется этот человек? – подумал Швассман и снова ощутил эмоцию жути.

Педагог встал, но его лицо не изменило выражения. Он глядел так, как будто умел видеть сквозь предметы. Казалось, он к чему-то прислушивается.

– Почему ты не поприветствовал меня?

Педагог прикрыл глаза и слегка качал головой в такт чему-то неслышимому.

К своему ужасу генерал Швассман почувствовал, что и его голова начинает качаться в том же ритме. Смех сзади повторился.