Книга Мутабор - Ильдар Абузяров

Да, отныне больше всего на свете эмир боялся толпы, аморфной, безличной толпы, которая если начнет бесчинствовать, то уже не остановится, потому что безличную массу, как воду или лаву, не остановить. Даже самые сильные львы и барсы спасаются от наводнения и пожара как могут.

Для преодоления этих своих страхов эмир приказал построить под стенами цитадели и резиденции центральный стадион-гнездо, где с помощью бесчисленных концертов и представлений, как удав макак, завораживал и контролировал толпу. Для удовлетворения основных инстинктов черни – хлеба и зрелищ – сгодятся и кровожадные бои футбольных гладиаторов и бесчисленные прилюдные оргии поп-звезд. Идите сюда, бандерлоги. Засмеявшийся забывает!

Но это не помогло. В какой-то момент эмира даже начали мучить ночные видения, в которых он сам был напичканным муравьями Кашеваром.

«Государство – это я», – сказал Людовик, и эмир еще в школе воспринял эти слова буквально, а теперь окончательно уверовал, что тело Кашевара и его тело – одно целое.

Стоит ему поднести руку к чернильнице, сметая рукавом бумаги со стола, как в следующее мгновение – ибо полгода в масштабах вселенной, лишь миг – будут снесены целые кварталы, а на их месте возникнет пруд-клякса, и белая фарфоровая чернильница превратится в усыпальницу единственного, но уже мертвого друга детства Буль-Буль Вали, а не окруживших его лицемеров и лизоблюдов.

Но, бог с ним, с эмиром, – думал я, пока машина, спускаясь по серпантину, покидала территорию цитадели, – я также уверовал, что я и есть мой народ и мое государство. Я уверовал: подобно тому, как я считаю, чувствую и думаю, так же считают и чувствуют, и думают и все остальные. А значит, то, что хорошо мне, хорошо и другим…

Я совершаю ту же ошибку, что эмир и мэр, я также заключаю сделку со своей совестью, со своим животным чутьем и началом, доверяя только себе и никому более. И потому роман мой выходит плохим. Нет, чудовищным.

Когда я был молодым, я еще обладал чутким слухом, зрением, нюхом и способностью чувствовать. Но постепенно моя душа отмирала. И теперь я думаю о том, как не потерять ту славу и те преференции, что я заработал путем продажи собственной души. Я думаю только о куске хлеба и теплом местечке на старости.

И единственное, что мне остается, чтобы спастись самому, это освободить себя и дать полную волю чувствам и эмоциям. Пусть мои герои сами решают, что им нужно и что им хорошо. Ведь я тоже одним движением ручки могу снести целые кварталы и привести людей в неописуемый восторг, и вывести толпу на улицы.

Я выполню обещание, данное эмиру, и не буду больше манипулировать и управлять своими героями. Я дам им полную свободу мыслей и действий. Я попытаюсь спасти свою книгу.

День шестой

Суббота. 9 октября

Глава 1

Кашеварский синдром

1

Клубистые облака висели на кончике волос, белая вата тумана укрывала Омара целиком, поглотив заодно и рокотания грома. Осеннее утро, казалось, было охвачено странным оцепенением, которое больше походило на сон, нежели на реальность.

«Это рай, – подумал Омар, – зефир-эфир, кисельные реки-молочные берега, сахарная пудра и помадка. Вот она, восточная нега! В каком дурдоме меня держат? Какими наркотиками и лекарствами пичкают?»

Голова, как лодка, у которой весла-уши почти бесшумно опускались в воду, плыла по глади сновидений.

И в этих сновидениях его второе, глубинное, «я» шло по дну, медленно перебирая клешнями-конечностями густой ил. Карабкалось, пока не уткнулось в собственное отражение – в ярко-красные лебединые лапы, барахтающиеся в мутной воде сверху.

Снилось Омару, что он краб и что он разговаривает с лебедем, опустившим голову и шею под воду.

– А, – сказал Омар, – это опять ты?

– Да, – отвечал лебедь.

– А почему ты такой грустный?

– Я проглотил камень и теперь страдаю.

– Какой камень?

– Огромный агат, он застрял в моем горле и теперь перевешивает все мое тело.

– А я почему оказался здесь, на дне? – спросил Омар. – Я не глотал никаких камней.

– Ты понюхал волшебный порошок, – ответил лебедь, – точнее, злые волшебники-санитары в белых халатах заставили тебя этот порошок принять, и ты обрел свою истинную сущность, звериное обличье. Нет, пока еще не звериное, а полузвериное. Ибо омар только отчасти паук, плетущий сети, а отчасти рыба, в эти сети попадающая. Ты стал настоящим омаром.

2

– А как мне опять стать человеком?

– Ты должен вспомнить заклинание. Священную формулу. Но сначала тебе надо будет пройти предназначенный тебе путь до конца, и ты станешь даже не растением, а камнем. Точнее, твое сердце превратится в камень, на котором выбито заклинание.

– Какое еще заклинание? – возмутился Омар. – Как я, будучи камнем, смогу прочитать его?

– Не знаю, но ты должен постараться, ибо, как сказано еще в одном заклинании: «растения, и животные, и горы каждый день воздают хвалу Всевышнему, ибо в сердце каждого из нас живет Бог».

– А сейчас к тебе посетитель, – сказал склонившийся над лицом Омара лебедь в белом халате, – сам консул желает тебя видеть!

– Кто? – приподнял каменные веки Омар.

– Ну же, очухивайся скорее, к тебе пришел консул, как мы и обещали, – Омару показалось, что лебедь был так обеспокоен и взволнован, что захлопал по воде лапами.

– «Очухивайся», «очухивайся» – вновь и вновь слышал Омар характерный звук хлопков. Только спустя пару минут до него дошло, что это его бьют по щекам, а вода появилась, потому что его поливали из графина.

– Не могу, – закрыл лицо руками Омар, ощущая себя уже не мощным членистоногим, а мягкотелым растением, подхваченным и несомым мощным течением, как перекати-поле, по пружинистым коралловым сплетениям кровати.

Его сначала переворачивали с бока на бок, больно тыча в живот и под ребра палками. А потом какая-то сила зацепила его за превратившиеся в ветки клешни и поволокла-понесла по кораллового цвета полу.

Ноги были ватными, а пол, отшлифованный бесконечными волнами шаркающих тапочек, скользким.

3

В солнечной комнате для свиданий, куда Омара вывели под руки рыбы-прилипалы, они же санитары, Омар чувствовал себя неуютно. Вытолкнутый из норы кровати мощным потоком, он, ожидая встречи с консулом, сидел, поджав под себя ноги и сгруппировавшись, – вдруг его снова понесет по течению?

Звякнула цепочка со стальными звеньями, и сначала, словно острые зубцы-резцы, открылось небольшое окошечко с решеткой, затем пасть двери распахнулась на полную ширину, и в комнате, размахивая, словно спинным плавником, кожаной папкой появился консул. Он был в костюме с металлическим отливом, отчего на солнце казалось, что это чешуя.