Книга Полет бабочек - Рейчел Кинг

— Да, — ответил Томас, насторожившись.

— И чем вы занимались?

— Занимался? Просто прогулялся немного, посмотрел здание оперного театра и прочие достопримечательности.

— Впечатляет, не правда ли, сэр?

Антонио закончил наливать чай и передал ему чашку.

— А вам удалось найти, с кем поговорить?

— Встретил одну молодую даму. Подругу доктора Харриса.

— Ах да. По-моему, я вас видел. У входа в отель.

Горячий чай обжег губы, когда Томас отхлебнул.

Так вот в чем дело. Оказывается, Антонио следил за ним. Ом быстро поднял на Антонио глаза, и на мгновение двое мужчин застыли, глядя друг на друга.

— Да, возможно, — произнес Томас наконец. Он подал Антонио чашку недрогнувшей рукой, что удивило его самого.

— Нельзя ли добавить молока?

— Вы знаете, — сказал Антонио, возвращая ему чашку, — вам следует быть осторожным и не разговаривать с кем попало.

— Неужели?

Томас по-прежнему не отводил взгляда и старательно делал вид, что его интересует только чай. Он не будет давить на этого типа. Если Антонио известно о его беседе с Родригесом, Томас не собирается выказывать свою осведомленность.

— Я только хотел сказать… — Антонио захихикал. — Эти женщины. Если дать им волю — все деньги у вас заберут.

— Думаю, мне это не грозит, спасибо, Антонио. Спасибо за чай.

Антонио медленно кивнул головой. Взгляд его был жестким. Впервые за все это время Томас заметил, какие черные глаза у этого человека — как деготь. И нет никакой разницы между зрачком и радужной оболочкой. Антонио облизнул губы языком, мелькнувшим, как лезвие ножа.

— Обед будет подан в четыре, сэр.

На другой день Томас уже знал, что делать. Он напишет письмо тому американцу, о котором говорил Родригес, — мистеру Робертсу. Его переполняли чувства, и он долго раздумывал, с чего начать, блуждая взглядом по саду, в котором возились двое чернокожих мужчин — они, сидя на корточках, пололи траву, а затем увозили ее на тачке. В конце концов он сумел выделить среди своих путаных мыслей самую главную и изложить ее на бумаге. «Мне хотелось бы поговорить с вами и обсудить возможность помощи с моей стороны в вашем расследовании».

Томас спустился в столовую, где для него был накрыт завтрак, но в комнате никого не было. Он сунул в карман булочку, чтобы съесть ее по дороге, и вышел из дома.

Найти обратный путь к типографии не составило большого труда. Весь маршрут врезался ему в память, словно процарапанный иголкой, а когда он приблизился к месту, до него донесся отвратительный запах пепла и золы. Он не знал, как передать письмо Робертсу, но Родригес должен подсказать. Впрочем, Томасу надо быть готовым к тому, что помочь не удастся, ведь Робертса могли опять арестовать или даже убить.

Дверь в здание, в котором находилась контора Родригеса, стояла распахнутой. Внутри висел какой-то запах, сладкий и противный, отдававший не то металлом, не то свечным воском — Томас так и не разобрал. Он взялся за перила, чтобы подняться по лестнице, и почувствовал, как под пальцами скрипит песок. Остановился и отнял руку. Ладонь была черной от золы, которую нанесло с улицы после пожара.

Оказавшись наверху, он постучался в закрытую дверь. Тишина. Постучал сильнее. Этот стук прозвучал резко и неожиданно, но так же внезапно заглох, поглощенный стенами. Дверь оказалась незапертой — он толкнул ее и вошел внутрь.

Родригес лежал лицом вниз на полу перед письменным столом — в той же жилетке на шелковой подкладке, что и накануне, с узорами в виде разводов. Вокруг была разбросана бумага, у ног лежала разбитая чернильница. По всему было видно — без драки здесь не обошлось.

— Сеньор Родригес?

Он не шевелился, и Томас, с подкатившим чувством тошноты, на цыпочках подкрался к нему. Наступил на чернила, и бумага налипла к подошвам ботинок. Что-то подсказывало ему, что надо развернуться и бежать отсюда, но он заставил себя остаться. Опустился на корточки и тронул Родригеса за пальцы — они сложились в форме цветка. Пронзило холодом. Томас отдернул руку, оставляя черное пятно на мизинце лежащего на полу человека. Прикрыл глаза. Надо уходить: все равно Родригес мертв и уже ничего не поделаешь. Но что-то в нем — упрямство? чувство приличия? нездоровое любопытство? — заставило раскрыть глаза и наклониться ближе к телу.

Листы бумаги под лицом Родригеса перепачкались кровью. И чем-то еще, что на первый взгляд выглядело как бледно-желтый мед, застывший и засахарившийся. Томас узнал запах, который почувствовал раньше, — воск. Раздался какой-то звук: он вырвался из собственной глотки Томаса — это был сдавленный крик ужаса. Воск этот вытек из самой головы человека, из его ушей. Он пальцем ковырнул его, и под ногтем остался кусочек облезлой кожи.

У кого только поднялась рука на такое? Кто-то заливал горячий воск в уши Родригеса, истязал его, перед тем как пустить пулю ему в голову. Но в этом лице было еще что-то не так. Томас запустил пальцы в густые волосы надо лбом Родригеса и потянул. Мелькнула нелепая мысль: хорошо бы иметь такие кудри. Голова оказалась тяжелой, как морской якорь, а лицо, измазанное чернилами, внушало ужас. Кровь запеклась на щеках — она просочилась из ран вокруг губ Родригеса, где толстой бечевкой, крест-накрест, была прошита кожа, чтобы несчастный не мог открыть рот.

Томас со стуком выронил голову мертвеца и выбежал из комнаты — рвота потоками низвергалась из его онемевшего рта и стекала по одежде.

Глава 11

Ричмонд, июнь 1904 года

Новость о безрассудном поведении Агаты и Роберта Чапмена разносится по городу в считаные дни. Софи случайно подслушала, как об этом сплетничают Нэнси Саттон и миссис Сильвер, и, когда Агата приходит к ней домой, она ломает голову, как подобраться к столь щекотливой теме. Как будто ей не хватает других забот, с Томасом. Но Агата ей не безразлична. Нельзя допустить, чтобы кто-то загубил репутацию девушки, чтобы люди в округе относились к ней с пренебрежением, — она ведь так молода. Может, еще не поздно и Софи удастся вразумить свою подругу.

Они сидят вместе в садике, и Агата беззаботно рассуждает о том, что неплохо бы открыть шляпную мастерскую и производить самые фантастические женские шляпки. Все дамы Лондона будут съезжаться к ней, чтобы их купить, — весь город о ней заговорит. Она даже ни разу не спросила, как Томас. Эгоистичная девчонка. Эгоистичная, безответственная, глупая девчонка. Она и так уже в центре городских сплетен, но не из-за шляпок. Агата продолжает трещать, не обращая внимания на молчание Софи, не замечая ее недружелюбных мыслей, и Софи вдруг испытывает сильное желание протянуть руку и закрыть ей рот, чтобы не слышать ничего, кроме шелеста ветерка в ветвях сливы и пения черных дроздов.

Но Агата внезапно замолкает и встает с места. Она на мгновение закрывает глаза, подставляя лицо приятному теплу дневного солнца, прежде чем продолжить: