Книга Влюбленный мятежник - Хизер Грэм

Эрик дотронулся до ее щеки и, нежно поцеловав в губы, скатился на бок.

Оба погрузились в молчание. Она было заговорила, но он приложил палец к ее губам.

— Нет. Не сейчас. Только не этой ночью.

— Эрик! — вырвалось у нее. — Пожалуйста, послушай! Я… я люблю тебя!

Он застыл, мускулы на руках напряглись, а черты лица исказила гримаса боли. Аманда испугалась, что он сейчас ее ударит или схватит руками за горло и задушит в одно мгновение.

— Ради всего святого, мадам, не играйте хоть этой ночью в свои игры! — угрожающе прорычал он.

— Я не играю, не насмешничаю, не притворяюсь! — настойчиво сопротивлялась она его гневу. — Эрик! — сглатывая слезы, произнесла она его имя.

Он глубоко вдохнул, заставляя себя расслабиться, и процедил с внезапной злостью:

— Боже, если бы я мог поверить тебе! — Голос его стал низким, хриплым.

— Пожалуйста…

— Нет! Хватит на сегодня! Если хочешь дарить любовь, дари, докажи свою искренность!

И она замолчала. А секунду спустя Эрик издал хриплый возглас и опять привлек ее к себе. Порывы ветра, залетавшие в комнату, принесли ласковую прохладу их разгоряченным, покрытым испариной телам, он поцеловал ее в плечо и снова вошел в нее. На этот раз Аманда совсем не смущалась. Свободно гладила в ответ твердые мускулы его рук, груди, бедер, тугие ягодицы. Она дразнила и соблазняла, трогала своими руками, проводила волосами по его коже, щекотала и ласкающе теребила его кожу кончиком языка, покрывала ее поцелуями…

Когда последние содрогания экстаза затихли, она осталась лежать в его объятиях. И в темноте и покое ночи их сморил глубокий, без сновидений сон.

Когда Аманда проснулась, Эрик был уже одет. На нем были новая белая рубашка, чистые белые бриджи, синий с красным жилет и камзол. На голове красовалась треуголка с кокардой. Он стоял у окна, словно дожидаясь, когда она проснется.

Аманда сразу поняла, что волшебная ночь кончилась, что все изменилось. Подтянув одеяло к груди, она подняла на мужа взгляд. Он неспешно обернулся. Глаза, смотревшие на нее, были глазами незнакомца, глубокие, темные, отстраненные.

— Ты уезжаешь? — произнесла она.

— Мы отправляемся в погоню за лордом Данмором. Ты ведь знаешь.

— Да, — прошептала она. — А я… я останусь здесь в заточении?

Он покачал головой. В ней начала просыпаться надежда. Если бы у них было время… если бы было хоть немного времени. Возможно, они смогли бы помириться. Может быть, она смогла бы объяснить, что, хотя ее привязанности не изменились, она больше не противится ему.

Она его жена и примет его сторону. Она даже постарается стать патриоткой.

— Значит, я свободна?.. — предположила она.

— Нет.

— То есть?

Он пересек комнату и взял в руки саблю, мушкет и кортик.

— Ты отправляешься во Францию.

— Во Францию? Нет, Эрик, я не…

— Ты едешь.

Обескураженная; Аманда обернула одеяло вокруг себя и хотела соскочить с кровати, но, запутавшись в простынях, потеряла равновесие. Эрик подхватил жену и спокойно встретил ее возмущенный взгляд.

— Эрик, умоляю тебя, оставь меня здесь, в Камерон-Холле. Я не предавала тебя и не буду…

— Увы, поверить тебе я не могу, — произнес он спокойно, но твердо.

— Но ты сказал, что я… — Аманда запнулась, а он вопросительно поднял брови. В ожидании продолжения его губы скривила недоверчивая усмешка.

Она густо покраснела.

— Ты сказал…

— Я сказал, что ты получила мое прощений. Но не мое доверие.

— Я не поеду во Францию. Сбегу в Англию! — пригрозила она, боясь, что расплачется, ибо слезы уже наворачивались на глаза.

Он гонит ее прочь.

— Нет, не сбежишь. Ты будешь не одна, — пообещал он.

— Эрик…

— Нет. Не умоляй, не клянись и не угрожай. На этот раз ты выполнишь мою волю. — Он поколебался, и тон его стал жестче, в словах зазвучала горечь:

— Во Франции, любимая, ты не сможешь вредить нам. Предлагаю тебе одеться. Твой эскорт появится здесь с минуты на минуту.

— Мой эскорт?

— Кэссиди, Пьер и Жак Биссе.

Биссе. От него ей ни за что не удастся сбежать в Англию. Она знала это. Жак ни на минуту не забывал, как поступили англичане с акадийцами. И не простил. Он будет охранять ее строже, чем родной отец.

— Ты не смеешь так поступать! — громко запротестовала она. И уже закричала со страхом и яростью, вцепившись пальцами ему в предплечья:

— Эрик, пожалуйста! Выслушай меня! Я не делала этого! Ты останешься в дураках, если не поверишь мне. Тебе будет больно, когда та, другая, что выдавала сведения врагам, снова предаст тебя.

Но Эрик, не обращая внимания на ее слова, собрался уходить.

Страх и отчаяние стали еще сильнее, и, не отдавая себе отчета, Аманда выпалила в неистовстве, разрушая то, что оставалось еще между ними:

— Ах ты, подлец! Я возненавижу тебя! Никогда не прощу!

— Не теряй надежды. Может, Данмор еще сумеет добраться до меня.

— Ты заслуживаешь веревки палача!

— Вот как? А ты будешь рыдать на похоронах? Ты ведь, кажется, сказала, что любишь меня?

— О, Эрик, пожалуйста! Не отсылай меня!

Он поднял ее на руки и отнес обратно в постель. Глядя в наполненные слезами изумруды ее глаз, он вдруг всей душой захотел отменить свое решение.

Но тут же сердце; его ожесточилось. Камерон-Холл мог оказаться сожженным дотла. Она ушла с Тэрритоном. Она сама призналась, что пошла с ним. Больше всего на свете он жаждал поверить, что она любит его. Жаждал поверить в ее невиновность.

Но он не может ей доверять. Он доверился ей прежде, а она предала. Раз за разом она предавала его. А ведь на карту поставлены жизни людей.

Эрик улыбнулся, затем наклонился и поцеловал ее в губы. Ему уже пора было уезжать, но он не смог удержаться. Положив ладонь на ее грудь, он ощутил в себе мучительное желание. Прижавшись к ее рту в долгом и медленном поцелуе, он гладил ее тело, словно старался, чтобы руки запомнили ее не хуже, чем глаза.

Затем он встал и печально посмотрел на нее сверху вниз:

— Оревуар, любимая.

Развернувшись, он шагнул к двери. Аманда вновь вскочила с кровати и бросилась за ним.

— Эрик!

Он затворил дверь. Послышались удары кулаками по двери, потом ругательства. Он напрягся, вслушиваясь в поток слов, срывавшихся с ее губ. Потом услышал, как она повалилась на пол. И как безутешно зарыдала.

Пожар войны жарко горел теперь в этом раю.