Книга Крючок для Пираньи - Александр Бушков

— Сейчас, — сказал Мазур.

Молниеносно развернулся, ловя на захват. Когда часовойзвучно впечатался физиономией в решетку, Мазур нанес ему не столь уж и сильныйудар, мигом позже — второй, благородно сделав все, чтобы не покалечить обормота,а только успокоить минут на десять. Подхватил обмякшее тело, вытащил ключ —сразу заприметил, в какой карман парнишка его спрятал — и без особого труда, вдва счета отпер камеру.

Затащил туда часового, усадил, прислонив к стене, забралсигареты с зажигалкой, тщательно запер камеру и уселся на табурет, положивавтомат на колени. Подумав, отсоединил магазин и поставил его вместе савтоматом подальше — еще пальнут сдуру, обнаружив столь неожиданную переменуролей, когда за ним заявятся…

И сидел, закинув ногу на ногу, дымя скверной «Примой».Часовой очнулся примерно в расчетное время. С похвальной быстротой осозналслучившееся — и, как легко догадаться, в восторг от такого коловращения жизни ипревратностей судьбы не пришел, вовсе даже наоборот.

Сначала он рычал, сотрясая решетку. Вскоре смекнул, чтовыглядит глупее некуда, немного остыл и, пытаясь придать голосу убедительнуюсладкозвучность, попросил:

— Слышь, автомат отдай…

— Ну ты сам подумай, зачем тебе в камере автомат? —спросил Мазур. — Смех один… Заключенным автоматов не полагается. И вообще, счасовым разговаривать нельзя. Ты же меня сам только что учил.

— Ну, сука… — он осекся, сообразив, что это не самаяудачная реплика для человека в его положении. — Мужик, ну ты кончай… Ведь всеравно не смоешься, там два поста…

— А зачем мне куда-то смываться? — пожал плечами Мазур.— Мне и тут хорошо. Курево есть, собеседник приятный…

Даже больше, чем злость, пленника мучила неправильностьситуации — он никак не мог взять в толк, отчего Мазур как ни в чем не бывалосидит себе на табуреточке, не делая ни малейшей попытки к бегству.

— Нет, ну давай договоримся…

— О чем? — пожал плечами Мазур. — Все вроде бы и так впорядке.

— Ну выпусти, гад! Меня ж на губу загонят! Позору необерешься…

Мазур не сомневался, что так оно и будет, но, охнув принеосторожном движении от боли, легко подавил в себе жалость. Сказалнаставительно:

— Во-первых, не стоит лупить арестованного по почкамтолько потому, что захотелось повыстебываться. Ты же не стройбатовецкакой-нибудь, а пограничник. Во-вторых, родной, ты себя показал полнейшимлопухом. Чтобы так подставиться охраняемому, надо быть исключительнымпридурком. А потому мне тебя, по совести признаюсь, нисколечко не жаль. Сиди имедитируй. Сигаретку могу дать, твои как-никак…

От сигаретки часовой, превращенный волею фортуны в узника,матерно отказался. Принялся ругаться, потом увещевать, потом снова запугивать.Мазур не реагировал — сидел себе, воздев глаза к потолку и мечтательноулыбаясь.

В конце концов часовой принялся просить прощения, заверяя,что осознал и проникся. Что его судьбу нисколечко не изменило. Минут черездесять он, смирив гордыню, все-таки попросил табачку. Мазур кинул ему черезрешетку прикуренную «Приму».

Еще минут через пять наверху провизжала железная дверь,послышались шаги. В коридор спустился незнакомый старший лейтенант, бравонаправился к камере, но узрел еще издали что-то неправильное, а подойдяпоближе, окончательно уверился, что здесь происходит нечто сюрреалистическое.Часовой стоял с отрешенным видом продувшегося в пух и прах игрока, отмаявшегосяпереломить невезуху.

Старлей невольно сделал движение в его сторону, обернулся кМазуру:

— Как понимать?

Мазур встал по стойке «смирно» и отрапортовал:

— Товарищ старший лейтенант, за время моего дежурстваникаких происшествий не было! Дежурный по коридору капитан Микушевич!

Одним взглядом старлей оценил ситуацию окончательно —прислоненный к стене автомат, печального узника, уставную стойку Мазура.Спросил:

— Ну, и зачем?

— Терпеть ненавижу хамского обращения, — ответил Мазур.

Пусть понимает, как хочет. Не жаловаться же младшему позванию во всех подробностях…

Старлей стоял с каменным лицом. Мазуру он начинал нравиться— чувствовался профессионал, не тратящий времени на эмоции и рассусоливания. Онпротянул руку, Мазур сговорчиво положил ему на ладонь большой ключ.

Прежде чем отпереть камеру, старлей подобрал автомат,вставил магазин, мимолетно установив наличие в оном патронов, повесил себе наплечо. Распахнул несмазанную дверь.

Часовой выплыл оттуда невесомой походкой сомнамбулы, даже непосмотрев на Мазура, вытянулся перед начальством. Старлей — положительно,Мазуру он нравился все больше — не стал размениваться на пошлые разносы. Окинувс головы до пят ледяным взглядом, сказал веско, словно высекал каждую буковкуна камне:

— Шагом марш писать рапорт, Жуков. — И, не вытерпев,добавил печально: — Такую фамилию позоришь, жопа, хорошо хоть, ни с какого бокуне родич… Марш!

Однофамилец маршала промаршировал к выходу. Старлейстарательно запер камеру, сунул ключ в карман и бросил Мазуру:

— Пойдемте.

Сам он пошел впереди, что в сочетании с отсутствием конвояопределенно означало некое изменение здешнего статуса обоих пленных. И точно,провожатый полез в карман, протянул Мазуру шнурки и галстук:

— Да, я и забыл тут с вами…

Мазур быстренько привел себя в божеский вид и двинулсяследом. Во дворе они свернули в неприметную дверь, оказавшись в знакомой ипривычной обстановке военной канцелярии. Поднялись на второй этаж, старлейкивнул Мазуру на дверь с табличкой: «Комната отдыха», вошел следом и запердверь изнутри.

Посреди небольшой комнатки стоял обшарпанный бильярд, нанем, покачивая длиннющей ногой в начищенном сапоге, сидел долговязый капитанВеличко, а на стуле, рядом с еще более обшарпанным столом, украшенным стойкойдля шаров, вольготно разместился Кацуба. Судя по его непринужденной позе, всенеприятности типа «Своя своих не познаша» были позади.

— Автомат зачем взял? — спросил Величко.

— У Жукова забрал, — хмуро сообщил старлей. — Этотартист как-то ухитрился его разоружить и в камеру вместо себя запихать.

— Волкодавчики, — поморщившись, сказал капитан Величко.— Суперменчики. Нелегалы, мать вашу… Вы хоть понимаете, что всерьез вразработку попали? Заберите, — кивнул он Мазуру на лежавшие тут же пожитки.

Мазур молча принялся подвешивать к поясу кобуру ираспихивать по карманам все остальное.

— Вы уже попали в сводки и рапорты, — кисло поведалкапитан. — Теперь отписываться до морковкиного заговенья… Не могли поставить визвестность, господа офицеры?

Кацуба с обезоруживающим видом развел руками: