Книга Высшая степень обиды - Тамара Шатохина

– Все плохо, да?

– Нет, плохо было, когда он покорно давал мне копаться в своих ранах. А в этом его протесте я как раз вижу положительную динамику. Хотелось бы понять ее причину, но он отказался обсуждать с психологом ваши отношения, поэтому я спрошу вас. Можно?

– Мы поговорили… спокойно. Расстались мирно, и сейчас он звонит каждый вечер… с моего разрешения, чтобы пожелать спокойной ночи. Мы разговариваем. Это все.

– Хорошо, – спокойно заключила она, – не люблю давать личные советы, но сразу было ощущение, что ваше спасение друг в друге.

– Да… – не нашлась я, что еще ответить и тоже решила говорить «по делу»: – Паша сказал, что после разговора с психологом все стало только хуже.

– Поднимать болезненную тему всегда трудно. И, конечно, он был расстроен, но дело не в этом – кажется, там что-то на службе. Подробностей не знаю, не спрашивайте.

– Вы больше не боитесь за него? Пожалуйста, в двух словах? – задержала я дыхание в ожидании ответа.

– Пока вы с ним – нет. И за вас я была бы спокойна… Спасибо за разговор. Всего хорошего, Зоя.

– И вам, доктор.

Вдруг накатило… ну просто нестерпимо захотелось закопать эту тему навсегда! Немедленно. Пресечь на будущее любые напоминания, закрыть все вопросы и всеми силами постараться забыть. Слишком затянулось это подвешенное состояние… для меня и для него тоже – не выдерживают нервы.

И слишком уж много людей оказалось вовлечено во все это… наверное отсюда и облегчение, с которым я проводила Пашу – не хочется любых напоминаний. И без конца толочь эту грязную воду в ступе... почти невыносимо. Выяснить раз и навсегда и решить, наконец – смогу или нет!

– Витя…?

– Зоя, ты? – почти сразу же отозвался опять-таки бесконечно удивленный голос Усольцева.

– Что ж ты так удивляешься все время? – вернула я его фразу из Александрии и дрогнуло, дернулось что-то внутри... К нему? Усилием воли, наверное, но вернулась в реальность: – Ты что – совсем не разговариваешь с Пашей? Он живет у тебя?

– Живет. Ужины готовит – я часто задерживаюсь. Ты о разговорах по душам? – ровно и сильно дышал в трубку Усольцев – по-видимому, шел куда-то по улице: – Ни он, ни я не копаемся где не нужно. Захочет – сам скажет.

– У тебя проблемы на службе? – не догоняла я – зачем тогда вообще мною была затеяна операция по спасению Усольцева с помощью Паши и, соответственно – наоборот... если там даже разговоров по душам нет?

– Бодаюсь. Должность, ремонт, отбиваюсь еще… но справлюсь. А как ты?

– Смотрю помещение… Витя, я не хочу больше возвращаться к тому, что случилось – ни словом, ни делом. Я устала от этого и ты тоже, наверное. Ты понимаешь – о чем я?

– Хорошо понимаю. Зачем тогда сейчас? – насторожился Усольцев.

– Нужно знать – что именно вызвало твое любопытство тогда? Что такого она сказала, что так заинтересовало тебя? Это было что-то личное – Паша так сказал.

– Извини, Зоя… – неуверенно прозвучало после недолгого молчания, и я замерла, почти ощутимо теряя опору под ногами… Но он продолжил уже нормальным, привычным своим голосом: – Я и правда не смогу вспомнить фразу дословно – что-то противится внутри. Мне грамотно объяснили, что так бывает. Но саму суть… Ты помнишь, как била посуду?

– Что…? – мне показалось или я не ослышалась? Виктор молчал, давая мне время… или себе. Как-то получилось сосредоточиться, и я подтвердила: – Помню… не каждый день ее бью.

– А помнишь – потом мы мирились? – улыбался он, – и уже ночью решили установить количественные потери исходя из уцелевшего числа – твои слова. Установили и опять мирились. И поклялись никогда больше так не делать. Я больше не оставлял тебя одну, а ты не била тарелки… Вместе покупали новые, и я тащил их на себе…

– Повспоминал? – отмерла я сердцем и выдохнула: – А как это относится к делу?

– Битых оказалось тринадцать штук, помнишь?

– Конечно – чертова дюжина. Все из белого стекла.

– Вот это твое «чертова дюжина» и прозвучало, Зоя.

Наверное, я растерялась. Или потерялась. Или плохо дошло? Но дошло все-таки...

– Мой язык. И Саня, – прикрыла я глаза, судорожно вспоминая, что еще могла растрезвонить по бесконечной своей дури? Наша семейная постель это табу, это – нет! А что еще я могла? Начинала побаливать голова – расстроилась, наверное... Вот не умеешь – не берись, правильно сказано! Не умела дружить, не было подруг никогда, так незачем было даже начинать и пробовать!

– Саня... – подтвердил он, – дальше – тоже… мелочи, известные только нам и диким образом вывернутые – хитро так... будто и безобидно на первый взгляд… Трудно было сориентироваться, как поступить правильно, Зоя. Ссорить вас с Саней не хотелось, и вносить смуту в их отношения с Пашей тоже. Но и оставить все так... тоже было нельзя. В тот день я отправил дока на лодку, предупредил Пашку и шел к нему, а тут опять она. И я решил, что это все – достаточно… Что-то нужно с этим делать. Назабавлялся, насмотрелся и наслушался уже… бесило.

– А потом, Витя? – прислушивалась я к его молчанию и дыханию в трубке. Ответа не дождалась, вздохнула и сама ответила: – Я все помню – злость, ярость, непонимание... Странная трансформация в страсть, мне трудно это понять… Но я помню твое письмо и такое объяснение принимаю. И это последний такой разговор… больше не хочу.

– Все, да? – прозвучало так, будто он прикрыл телефон рукой, как прикрывают от ветра курево.

– Ты не идеал, Усольцев, как я считала раньше. А весь такой… живой и грешный, – горько хмыкнула я, – глаз за тобой да глаз…

– Нет такой надобности, – тихо отрезал он и попросил: – Говори уже все, Зоя… все сразу.

– Я не могу разобраться во всем этом, – пожаловалась я каким-то тонким, непривычным самой себе голосом, – пыталась – бесполезно. Все равно твое поведение… исключение изо всех правил и попрание всех психологических канонов. Ты специалистов, годами работающих с человеческим мозгом, раком поставил, Усольцев – люди с тебя тихо охреневают. Так бездарно просрать свою жизнь! Только мужик и понял тебя, да, родной? Так он и мужик… Они не там искали, Витя! Не там рыли. Пашка прав и делать это нужно, исходя из самого простого – просто они видели умного, волевого, сильного мужчину, а ты еще и дурак, Усольцев... как и Пашка тоже. Хоть бы интуиция сработала! Ты же говорил – есть и выручает?

– На суше, наверное, отключается, Зоя. Здесь вся надежда – на тебя, – то ли всерьез, то ли в шутку признался он. Хотя… какие сейчас шутки?

– Я – дурак? А ты думаешь – это новость? Я крыл себя страшнее... одна надежда – что еще хоть немного нужен тебе.

– Я все услышала, Витя, и больше говорить об этом не хочу.

– Зоя, я все правильно понял? – прозвучало из трубки горько и растерянно.

– А что здесь непонятного? Я же русским языком говорю – мы все выяснили и навсегда закрыли эту тему! У меня уже крыша едет от всего этого!