Книга Кто ты, моя королева - Ольга Островская

Нарезать несколько полос ткани из нижней юбки не составляет труда и не занимает много времени. Пора, Нэлли! Встаю и хватаюсь обеими руками за развороченное древко, выдыхаю и, натужно сцепив зубы, тяну на себя. Зазубренный наконечник идёт туго, но я преодолевая дурноту, всё-таки справляюсь с этой гадостью. Сразу же отбрасываю копьё прочь и, падая на колени, зажимаю рану подготовленным лоскутом. Ну-с, поехали. Отпускаю наконец то, что уже звенит во мне настойчивым требованием, отдаюсь на волю белому свету, идущему изнутри и накрываю рану обеими ладонями. Понимаю, что действую сейчас, как неандерталец с дубинкой, что лечить, не значит выливать на пациента всю свою целительскую силушку и осознаю, что будь у Гиерно рана посложнее, только навредила бы. Ощущаю, что много расходуется впустую. Но по-другому пока не умею. Чувствую, как очищается рана, как ускоряется регенерация и начинают срастаться ткани, как заживают мелкие порезы на всём его теле и продолжаю, пока хватает сил и концентрации.

Чуда, как в сказках, когда раны исчезают полностью, не случилось. Зато перестала хлестать кровь, края стянулись и зарубцевались, спала краснота и отёчность, в общем выглядит всё так, словно прошло дня два-три, а не каких-то полчаса, или час. По идее, жить будет. Надо бы забинтовать.

– Вот за что мне всё это, скажи? Вот спасаю тебя, юбками жертвую. А ты потом опять будешь волком смотреть и искать, где я Яру навредить хочу.

Сила схлынула, оставив чувство опустошения и какой-то апатии. Хочется лечь рядом и просто уснуть. Наверное ещё и стресс на пополам с испугом от нового почти удачного покушения сыграл роль. В общем, меня начинает колотить от всё-таки подступающей истерики. Нельзя, Нэлли! Соберись! Вот выживешь, тогда и поистеричишь. Если дадут. Пострадать ведь не дали, изверги.

– Вот как правильно бинтовать твою конечность, шину надо накладывать, или не надо? Может штанину срезать, хотя за это ты мне точно спасибо не скажешь. Уууу, достал, сноб белобрысый. – чтобы хоть как-то успокоиться несу всякую чушь, потому что эта звонкая тишина вокруг, в которой малейшее движение превращается в пугающее эхо, давит на мозги, заставляя затравленно озираться. Со злостью отрываю новый лоскут от юбки и примеряюсь к мускулистому бедру. – И вот почему ты без сознания валяешься? Я ведь чувствую, что ран больше нет. Может тебя магией приложило? Или ты все силы на щиты угрохал? Может тебя пнуть, чтобы проснулся? Наверное чего-то такого ты от меня и ждёшь. Ненавидишь меня за чужие грехи, и плевать тебе, что я не такая. И Яру плевать! Всем вам плевать на меня, кроме Тая! Достали, ироды! Сколько меня ещё убивать будут?!! А там Тай один остался. А если с ним что-нибудь случится?!! Он же ребёнок!!! А если бы он сюда попал?!!

Умолкаю, внезапно осознав. Из горла вырывается судорожный всхлип. От одной мысли, что со мной сюда мог попасть мой любимый мальчик, в груди сердце замирает и сжимается от животного ужаса. Боже, он ведь мог погибнуть! От страха я закусываю ладонь и сажусь таки на холодный камень, не замечая даже, как поворачивает голову Гиерно.

– С принцем ничего не случится, пока он во дворце. Там мои люди и ваши телохранители. Тай знает, что делать. И спасибо, что не оставили без штанов.

Я его таки точно пну.

Глава 26

Яргард

Мне всё кажется, что время уплывает сквозь мои пальцы, как зыбкий песок. И от этого ощущения, что я теряю что-то очень важное, волосы на загривке, как у пса становятся дыбом. Я не привык чувствовать себя виноватым, с малых лет усвоив, что лишь непоколебимая уверенность в своём праве, лишь разум и воля способны дать то, что не даст даже сила. До этого вину я ощущал лишь перед сыном. Знаю, что родители любили друг друга. Но вместе с тем я видел как медленно сгорал отец, помня и по-настоящему любя лишь свою единственную, свою королеву. Женясь на Тэрэсе, я готов был дать ей настоящую семью, уважение, почёт, верность и даже привязанность, но готов ли я был любить её? Нет. Моё сердце молчало и меня это полностью устраивало. Одиннадцать лет брака с бессердечной тварью, бесконечная череда на всё готовых любовниц и разрастающаяся пустота внутри лишь убедили меня, что женщине никогда не завладеть моим сердцем, как бы пафосно это не звучало. Мне это не нужно было.

А потом появилась она. Перевернула всю мою устоявшуюся жизнь с ног на голову. Заставила радоваться странным вещам, таким как её улыбка и доверчивый взгляд, полный восхищения, показала, как бесконечно сладко и хорошо может быть рядом с женщиной, проникла под кожу своей нежностью, лаской, своим светом и добротой. Она моя, сама вверила мне себя, доверилась, отдалась без остатка, неожиданно став необходимой, нужной. Мне незнакома эта нужда. Я не привык чувствовать себя виноватым, но и тут она смогла одним лишь взглядом выбить почву у меня из-под ног. Понимание, что я причинил ей боль грызет изнутри сожалением и страхом, что закроется, что больше не будет дарить мне свой свет. Нет уж! Она моя! Не отпущу! Заставлю снова довериться, потому что без неё мне уже слишком плохо.

Никогда я ещё настолько спешно не вершил правосудие. Меня словно бесы подгоняли, заставляя, сначала, не церемонясь и не слушая советника, арестовать губернатора Коглэй, а потом отдать его своим палачам, чтобы те в кратчайшие выбили всю правду. Правда меня взбесила окончательно. Эта мразь посмела обворовывать и гнобить мой народ, людей, над которыми я его поставил, доводя до голодных мятежей целую провинцию. От всплывающих всё новых и новых фактов, от подробностей его махинаций, мне захотелось самолично свернуть ублюдку шею, но я поступил иначе.

Утром третьего дня моего пребывания в столице северного края Ильнэше, несмотря на попытки герцога Шаньерга убедить меня, что столь жёсткие меры могут быть неправильно восприняты дворянством, бывший губернатор Северной провинции принародно, стоя на коленях, попросил прощения у простых людей, за все свои злодеяния, после чего был казнён в назидание всем, кто посмеет попирать закон в моём королевстве.

Я наблюдал за казнью с наспех сколоченного пьедестала, на который взгромоздили трон, смотрел на торжествующе лица простых людей, слышал гул толпы, довольной расправой, чувствовал на себе осторожные и неодобрительные взгляды Шаньерга, а сам не мог не вспоминать, полный боли взгляд карамельных глаз. Уже сегодня вечером я вернусь к своей жене, а самое главное – верну её себе.

– Ваше величество, и всё-таки я считаю, что казнь губернатора была преждевременной. Тем более в таком виде. Было бы разумней судить его в Лоррае, а не так… – Советник Шаньерг с осуждением кидает взгляд на помост с гильотиной.

У меня никогда раньше не возникало причин сомневаться в герцоге. Он служил ещё моему отцу и при мне проявил все свои лучшие качества, зарекомендовав себя, как мудрый политик, осторожный и взвешенный. Есть ли хоть мизерный шанс, что он не замешан?

– Не беспокойтесь, лорд Шаньерг. И для Лорраи найдётся кого на помост вывести.

– Что вы имеете ввиду? – он едва заметно меняется в цвете лица.

– Не думаете же вы, что я оставлю без внимания тот факт, что всё это беззаконие было от меня скрыто? Коглэй не смог бы сам утаить такие масштабы преступлений против народа. У него была поддержка в Королевском совете. Все виновные понесут ответственность. Губернатор лишь первая ласточка.