Книга Банкир-анархист и другие рассказы / O banqueiro anarquista e outros contos - Фернандо Пессоа

А теперь представь более масштабную группу, которая будет более влиятельной, будет заниматься важными вопросами и принимать серьезные решения. И представь, что такая группа сосредоточила свои усилия на создании свободного общества. А теперь скажи, сквозь все эти тирании — старые и новые — просматривается ли, по-твоему, что-нибудь похожее на новое свободное общество или на человечество, которое будет достойно называться этим словом?..

— Да, это любопытно.

— Любопытно, очень. Но есть и другие, второстепенные, но тоже очень любопытные моменты… Например, тирания помощника…

— Что?

— Тирания помощника. Среди наших товарищей были и такие, кто, вместо того, чтобы распоряжаться другими, напротив, всячески им помогал, насколько это было в его силах. Как будто не похоже на тиранию, правда? Но это именно она. Это тоже новая тирания, которая ничего общего не имеет с принципами анархизма.

— Это с какой же стати?!

— Это потому что помогать кому-либо, значит считать человека не способным обойтись без помощи; таков он или нет, помогая ему, мы или делаем его таким, или предполагаем, что он такой, и если первое — это тирания, то второе — презрение. В первом случае — ограничивается свобода другого, во втором все положение вещей основывается на том, что другой заслуживает презрения и не достоин свободы, или просто не способен быть свободным.

Вернемся теперь к нашей истории… Ты видишь, что ситуация была очень серьезной. Допустим, мы были готовы работать, строить новое общество, не ожидая никакой благодарности и, вероятно, даже, не надеясь на то, что наш труд увенчается успехом. Пусть так. Но было во всем этом то, с чем уже нельзя было примириться: мы трудились во имя будущей свободы, но на деле не создавали ничего, кроме тирании, и не просто тирании, а новой тирании, в которой мы, угнетенные, сами были тиранами. Это уже переходило все границы…

Я серьезно задумался над этим. Во всем этом была какая-то ошибка, какой-то просчет. Наши намерения были правильными, наша доктрина казалась верной; может быть, наши действия были в чем-то ошибочны? Я сосредоточенно размышлял об этом, так, что едва не дошел до помешательства. И вот однажды, как это и происходит обычно в таких случаях, пришло решение. Это был знаменательный день рождения моей теории; день, когда я открыл, если можно так сказать, технику анархизма.

Он бросил на меня отсутствующий взгляд. Затем продолжил тем же тоном.

— Я думал так… Вот, у нас получилась новая тирания, тирания, не созданная социальными условностями. Но в чем же тогда причина этой тирании? Может быть, она обусловлена естественными качествами человека? Если так — тогда прощай свободное общество! Если общество, в котором действуют только естественные качества человека, те качества, с которыми он рождается, которыми он наделен от Природы и над которыми нет никакой власти, — если общество, где имеют силу только эти качества человека, представляет собой ни что иное, как тиранию, никто даже пальцем не пошевелит, чтобы построить такое общество. Если наш выбор только между тиранией и тиранией, пусть уж лучше будет та, что есть. К ней мы, по крайней мере, привыкли, и поэтому ощущаем ее не так остро, и в ней нет той ужасной непоправимости, которая есть во всем, что происходит от Природы — в необходимости умереть, против которой невозможно устроить мятеж, как невозможно устроить революцию, которая позволила бы стать высоким человеку, который родился низким. И, как я уже говорил тебе, если по какой-то причине анархистская модель общества неосуществима, лучшей альтернативой, поскольку она наиболее естественна, будет общество буржуазное.

Но все же, была ли эта тирания, которая возникла среди нас, следствием естественных свойств человеческой природы? И что же представляют собой эти свойства? Степень развития ума, воображения, воли и т. д., которой мы наделены от рождения. Все это относится к области сознания. О физических качествах, конечно, речь не идет. А теперь представим, что один человек, без каких-либо социальных условностей, начинает господствовать над другим, только в силу того, что превосходит последнего своими естественными свойствами, то есть, господствует, используя только свои естественные качества. Здесь возникает вопрос: законно ли такое использование естественных качеств, или, иначе говоря, — естественно ли оно?

Какое вообще использование наших естественных качеств можно назвать естественным? То, которое будет направлено на достижение естественных целей нашей личности. Может быть, тогда господствовать над другими — это естественная потребность нашей природы? Может быть — но только в одном случае: когда речь идет о противнике. И для анархиста вполне очевидно, кто его противник — его противник тот, кто утверждает тиранию социальных условностей. И никто иной, потому что все остальные люди — такие же, как он, равные ему от природы. И совершенно очевидно, что тирания, которая установилась среди нас, не была таковой; наша тирания была направлена на таких же людей, как мы, более того — эти люди были нашими товарищами в еще большей степени, потому что нас объединяли общие идеалы. Вывод из этого — следующий: наша тирания не была обусловлена социальными нормами, но и естественные качества человека также не были ее причиной, происходила же она из ложного применения этих качеств, от испорченности их. Откуда же в таком случае происходит эта испорченность?

Здесь возможны две альтернативы: или человек склонен к тирании от Природы, и поэтому все его естественные качества естественным же образом извращены, или эта испорченность происходит от того, что на протяжении долгого времени человечество существовало в атмосфере социальных условностей, создающих тиранию, и поэтому естественное употребление естественных его качеств приобрело тиранический характер. Какая из этих гипотез верна? Удовлетворительный ответ, логичный и отвечающий принципам научного мышления, найти невозможно. Размышление в данном случае не может разрешить проблему, поскольку оно обусловлено исторически или научно, и зависит от знания фактов. Наука также в данном случае помочь не может, поскольку, как бы далеко мы ни продвигались в обратной исторической перспективе, мы всегда находим человека в условиях той или иной тирании, и это не дает нам возможности определить, каким является человек, живущий в исключительно естественных условиях. Возможности однозначно ответить на вопрос, какая из этих гипотез верна, у нас нет, поэтому все, что нам остается, выбрать из них ту, которая представляется наиболее вероятной, а именно — вторую. Предположить, что долгое пребывание человечества в атмосфере социальных условностей, порождающих тиранию, извратило естественные человеческие качества таким образом, что все люди стали склонны к тирания, даже в тех случаях, когда не имеют намерения господствовать над другими, было бы более логичным, чем считать, что естественные качества в нас извращены от природы, что в каком-то смысле даже не лишено противоречия. Поэтому любой мыслитель, выберет в данном случае, как некогда это сделал я, вторую из названных гипотез.

Итак, очевидно здесь, по существу, только одно… При нынешнем состоянии общества не может существовать группа людей, которые смогли бы объединить свои усилия и не создать при этом в своей среде новую тиранию, прибавив ее к тем условностям, против которых они восстали. Сколь бы прекрасны ни были их намерения, и сколь бы самоотверженно ни стремились они бороться с условностями, препятствующими свободе, на практике они разрушат все, к чему стремятся в теории, и более того, вероятно, погубят все идеи, которые попытаются утвердить. Что же делать в таком случае? Очень просто… Продолжать работу — во имя общей цели, но по отдельности.