Книга Месть Гора - Ги Раше

— Хети, — оборвал его рассказ Астерион, — послушать тебя, так выходит, что этот царь Шарек очень мудр… Я тоже верю в то, что боги не могут существовать без людей. Люди так наивны, что думают, будто богам приятно, когда их прославляют, ими восхищаются, их без конца называют самыми великими и самыми милосердными, как будто речь идет о задабривании тщеславного смертного, и поэтому большую часть отмеренного им времени тратят на славословия. Бог, чье имя не слетает с уст людей, о котором все забыли, стоит не больше, чем один из бесчисленных мертвецов, живших на земле и ушедших в землю, чьих имен никто никогда не вспомнит. Но вернемся к нашему разговору. Расскажи нам, как в Египте проходит церемония коронации Наши обычаи очень просты: царицей избирают самую достойную из жриц Бритомартис, а потом она указывает на мужчину, которого желает видеть своим супругом и царем Кносса. Этот брак, заключенный в священном гроте, делает счастливого супруга правителем и воплощением бога на земле. Он садится на трон, на который когда-то сел я, а со временем сядет мой преемник. И не обязательно наследником станет мой сын: ведь новая царица, которая займет место моей дорогой супруги Алкионы, может счесть, что он не достоин стать ее мужем.

— Знайте же, — не оборвал нить своего рассказа Хети, — что царь, которому предстоит занять трон Гора, сначала появляется перед воплощениями богов, и те его благословляют. Затем он садится на трон. Голова у него непокрыта, а к груди он прижимает крюкообразный скипетр-цеп — символ своей власти. Верховный жрец в облике бога Тота возлагает на его голову высокую Белую корону Южного, или Верхнего Египта. Когда корона надета, монарх поднимается и являет себя народу и царедворцам. Отныне он — правитель Юга и подобен солнцу, когда оно встает из-за горизонта в пору разлива. Потом он возвращается на трон и из рук Гора, а вернее жреца, его представляющего, получает Красную корону. И снова дает себя лицезреть народу, теперь уже в облике повелителя Северных земель. Затем в ходе длительного ритуала обе короны соединяются в одну — корону Двух Земель, что знаменует объединение Юга и Севера. Поочередно к правителю подходят богиня Юга Нехбет и покровительница Севера Уаджет. Первая преподносит царю цветок лотоса — символ южных земель, вторая дарит стебель папируса — символ северных областей. И само собой разумеется, что эти действа сопровождаются молитвами, песнопениями, жертвоприношениями и воскурениями благовоний. Вступление во владение Черной Землей — так египтяне называют долину Нила — символизирует последнее действо: новый государь обходит вокруг стен крепости Мемфиса, которую мы зовем Белыми стенами. В этом шествии его сопровождают «боги» и самые знатные египтяне, а потом «бог Гор» громко объявляет, что царь «обошел земли Гора и земли Сета».

Все это я рассказал царю Шареку. Он был вполне удовлетворен услышанным и пребывал в уверенности, что церемония пройдет успешно и он станет настоящим властителем Египта. Я был с ним рядом, у подножия царского помоста, во время первых двух обрядов коронации. Я шел вслед за ним, когда он обходил вокруг Белых стен. Посмотреть на церемонию собралось множество народу, наверное, пришли все жители Мемфиса и его окрестностей. Но в течение всего времени царила тишина: я не услышал ни одного приветственного выкрика. Когда-то в Великом Городе Юга мне не раз приходилось видеть, как царь Аи Мернефере представал перед толпой подданных, и она разражалась славословиями и криками восторга. И я понял, что всем этим людям просто любопытно было взглянуть на своего нового государя. А еще я понял, что они обеспокоены, сердца их наполнены страхом, и к нему у многих примешивалась враждебность к этому пришельцу из страны Хару[6], который не мог быть воплощением Гора по той причине, что в жилах его текла нечистая кровь, — ведь он не был ни потомком фараонов, ни даже просто египтянином.

Я ничего не сказал моему государю, чтобы не разгневать его. И еще не хотелось портить Шареку настроение — он радовался тому, что так много народу пришло на его коронацию. Молчание толпы он расценил как знак уважения к царственной персоне. И я остерегся развенчивать это его предположение. Я говорил себе, что со временем люди его полюбят, потому что он и вправду был милостивым и щедрым правителем. К тому же Шарек сделал все, чтобы взойти на трон как законный царь Двух Земель. Жрецы нарекли его новым именем — египетским, которым отныне его следовало называть и под которым надо было прославлять. Теперь царь звался Мааибре, что на ваш язык можно перевести как «Справедливо сердце Ра». Царь приказал всем именовать себя по-новому в знак своего желания быть настоящим сыном Гора и бога-солнца Ра.

Однако вскоре известие о кровавых бесчинствах Якебхера в Дельте достигло Весов Двух Земель, и эти новости никак не способствовали успокоению жителей Мемфиса и зарождению в их душах любви к новому монарху.

Я рассказал об услышанном Аснат. Она презирала Якебхера, поэтому охотно согласилась со мной, сказав, что эти его поступки отвратительны, и посоветовала мне повременить немного, не сообщать новости отцу. Аснат напомнила, что царь целиком и полностью доверился Якебхеру, а значит, ему будет неприятно узнать, как он ошибся. Чего доброго, он может подумать, будто я завидую Якебхеру и пытаюсь его очернить — например, для того, чтобы получить в свое распоряжение армию и реализовать свои честолюбивые планы. В ответ я напомнил супруге о том, что поклялся в верности царю на мече, который тот мне подарил, а кроме того, теперь-то я как законный наследник наверняка в свое время взойду на трон Гора, если, конечно, не умру раньше царя. Она же заверила меня, что хорошо знает своего отца: с момента принесения клятвы прошло много месяцев, и царь вполне может заподозрить неладное. Как бы то ни было, я последовал советам жены, полагая, что она все же лучше знает характер своего отца. Теперь я сожалею, что не поступил так, как подсказывало мне сердце. И все же я промолчал, а значит, никогда не узнаю, как бы воспринял царь мои предупреждения.

Ты говорил, господин мой Астерион, о зависти богов. Я думаю, что стал ее жертвой. Сейчас, оглядываясь назад, я понимаю, что эти самые светлые в моей жизни дни уже были омрачены тенью будущих несчастий. А пока мне казалось, что я поднялся на следующую ступень лестницы, обещавшей привести меня к вершине власти — меня, ничтожного крестьянского сына. После коронации царь Шарек во всеуслышание — перед египтянами и перед гиксосами — объявил меня наследником трона Гора.

К тому времени мы с Аснат были женаты уже два года, но так и не подарили моему господину Шареку прямого потомка. И хотя он верил, что однажды боги все-таки пошлют нам ребенка и наследника, он решил воспользоваться празднествами в честь своего восхождения на трон, чтобы объявить меня своим преемником. Он не единожды говорил мне о своих опасениях по поводу того, что, если с ним случится несчастье до того, как он успеет объявить меня своим наследником, военачальники-гиксосы и главы племен могут избрать нового царя из людей своего круга. Поэтому-то он прилюдно признал меня наследником трона, и армия встретила его слова приветственными криками, хотя царя больше заботило, чтобы новость услышали собравшиеся перед дворцом жители Мемфиса. Я тоже получил новое, гиксосское имя — Хиан. Царь сказал, что этим именем он нарек бы сына, если бы боги ему даровали его. Он пожелал, чтобы воины снова поприветствовали меня и чтобы отныне все называли меня только этим именем, вписанным в документ, согласно которому я становился приемным сыном царя. Документ этот был составлен писцами на языках обеих стран — Египта и Ханаана. Царь приказал начертать мое новое имя на каменных скарабеях и раздать их представителям гиксосских и египетских знатных семей, чтобы все знали имя наследного царевича. В своем указе он упомянул о том, что в случае, если у меня родится сын, его внук, то он наследует мне и станет моим наследником, являясь тем более законным правителем, что будет наполовину египтянином и наполовину гиксосом. Ни он, ни я в тот момент не могли и подумать, что эти слова лишат меня симпатии египтян, но прежде всего гиксосов. И хотя мне удалось заслужить уважение многих соплеменников царя, для пастухов я оставался чужаком, и, что еще хуже, был сыном покоренного народа. Даже если бы сторонники Якебхера не пытались меня очернить, гиксосы скорее признали бы преемником Шарека сына царевны Аснат, ибо не желали, чтобы наследником стал египтянин.