Книга Мгновения жизни - Марика Коббольд

— Надеюсь, что ты не сломаешь фотоаппарат, Грейс, — заявила она. Ей пришлось поднапрячься, чтобы придумать нечто новое и неприятное, что она могла бы изречь за столом. — Многие дети отдали бы все на свете, чтобы получить такой замечательный подарок. Маленькой Патриции исполнилось уже десять, когда ей подарили фотоаппарат.

— Надеюсь, что вы заплатили за него, — пробормотал Габриэль. Его теща резко повернула к нему свою большую голову.

— Что ты сказал?

— Я сказал, что маленькая Патриция очень мила, — невинно проговорил Габриэль, и они с Мойрой обменялись понимающими взглядами. Грейс очень нравилось, когда ее родители думали об одном и том же, даже если это одно и то же означало, что Грейс пора ложиться спать или что она лишается денег на карманные расходы. Она посмотрела на них влюбленными глазами поверх высокого стакана с розовой газировкой.

Маленькая Патриция была дочерью дяди Майкла, то есть приходилась двоюродной сестрой Финну и Грейс. Совершенно очевидно, что она была милой и послушной, а также красивой, умненькой и доброй, с открытым лицом, обрамленным светлыми вьющимися волосами. Вьющиеся от природы волосы — это Божий дар, достающийся только самым достойным. Волосы Грейс — темные и прямые, как палки, без единого локона или завитка. Она никогда не видела свою двоюродную сестру, которая жила в далекой Ирландии, но была уверена, что, если когда-нибудь увидит ее, то возненавидит всем сердцем.

— Финн, — резко бросила Роберта О’Рейли, — как ты себя ведешь? Разве тебе никто не говорил, что тянуться через стол неприлично?

Но Роберта О’Рейли в конце концов смягчилась, сделав Мойре комплимент по поводу испеченных ею прямо-таки тающих во рту воздушных лепешек и притворившись, что не заметила, как Финн отрыгивает после второго стакана кока-колы. Родители Грейс продолжали мило улыбаться друг другу с противоположных концов залитого солнцем стола и дружески болтали, ни разу не перебросившись словом. И тут Грейс пришло в голову, что она, должно быть, умирает. Это было единственно возможным объяснением. Она слишком хорошо представляла себе эту картину по книжкам: умирающий ребенок лежит на смертном одре, озаренный небесным светом, а вокруг него сгрудились взрослые с мужественными улыбками на лицах. Она вспомнила, как по ночам иногда ей сводило судорогой ноги, и это были вовсе не те боли, которые возникают порой у растущего ребенка, а симптомы какой-то ужасной болезни. Родители знали об этом, знали с самого начала, а вот Грейс поняла только сейчас. Конечно, они просто не могли заставить себя выложить ей всю правду. Она не винила их за это. Как можно сказать ребенку, что он должен умереть? Никто не заметил, как с пушистых ресниц Грейс сорвалась слезинка и упала прямо в пудинг. Наверное, совсем скоро она умрет, а пока родители изо всех сил старались сделать так, чтобы ее последний день рождения прошел радостно и весело, совсем так, как было написано в поздравительной открытке от Роберты О’Рейли. «Пусть этот особый для тебя день будет ярким, праздничным и наполненным радостью».

Зазвонил телефон, и Финн соскользнул со своего стула и помчался в коридор, чтобы ответить. Он вернулся спустя несколько секунд.

— Там повесили трубку, едва услышали мой голос, — сообщил он. — Ненавижу, когда люди ведут себя так. Сегодня это уже второй раз.

Мойра напряженно выпрямилась на стуле.

— Такое бывало и раньше?

— Угу. — По дороге Финн прихватил с тарелки шоколадное печенье. — И один раз вчера.

— Так-так, — протянула Мойра, улыбаясь Габриэлю. Ее улыбка очень не понравилась Грейс. Не успели они допить чай, как телефон зазвонил снова. Ее отец взглянул на мать. Глаза у нее расширились, но голос не дрогнул, когда она спокойно произнесла:

— Почему бы тебе самому не взять трубку? Я уверена, это тебя. — И тогда отец Грейс двинулся в коридор, но так медленно, словно его вынуждали ответить. Вернувшись, он, ни на кого не глядя, обронил:

— Ошиблись номером. — Глаза матери Грейс были полны слез, но она встала из-за стола и жизнерадостным голосом отпустила какое-то замечание насчет «глупых игр». Грейс подумала, что все они ведут себя очень мужественно.

Когда подошло время ложиться спать, она стала думать, что, пожалуй, они даже чуточку слишком мужественные. Лежа в постели, она планировала свои грядущие похороны. Ей еще никогда не приходилось бывать на такой печальной церемонии. Когда умер дедушка О’Рейли, родители взяли с собой только Финна, решив, что Грейс слишком маленькая. «Ну-ка, попробуйте сказать мне об этом теперь, когда я сама умру», — с некоторым удовлетворением подумала она. Она вычитала о похоронах в старых детских книжках с картинками, которые нашла в сундуке на чердаке. В этих книжках всегда кто-нибудь умирал. Грейс чувствовала, что знает, какими торжественными и замечательными бывают похороны. Во-первых, там будет ее маленький гробик. Чем меньше гроб, тем сильнее плачут люди. Грейс пришло в голову даже попросить родителей, чтобы ее сложили пополам. Тогда гроб станет таким крошечным, что даже Роберта О’Рейли должна рыдать в три ручья. И еще он должен быть белым, с латунными ручками. Обязательны венки из белых и розовых цветов и разговоры о том, что Господь готовится принять в раю нового маленького ангела. Она закрыла в темноте глаза и живо представила себе, как все будет происходить. Через несколько минут ее подушка стала влажной от слез. Ей было очень грустно от печальной картины, которую она себе вообразила. Внезапно Грейс испугалась: она вовсе не желала лежать одна в гробу — все равно, сложенная пополам или нет. Ей не хотелось становиться новым маленьким ангелом в раю. Она будет скучать о своих маме и папе, даже о Финне. А как же ее кролики? Интересно, в раю есть кролики?

В комнате Финна стояла вонь от пуканья и грязных носков. Он спал лицом вниз, одеяло и простыня сбились в ногах постели. Она подошла к нему и сильно потрясла.

— Пятачок, просыпайся.

— Что? — Волосы на голове у Финна торчали в разные стороны, он судорожно тер глаза. — Что тебе нужно?

— Пятачок, я умру?

Он включил ночник у кровати.

— Да.

Грейс зарыдала навзрыд.

— Не будь дурой. Все умрут, — заявил Финн.

— Но я умру прямо сейчас, — сквозь слезы простонала Грейс.

— Не умрешь.

— А вот и умру.

— Нет.

Грейс широко открыла глаза, кулачком вытирая слезы.

— Нет?

— Какая же ты дура. С чего бы тебе умирать? С тобой все в порядке.

— Правда?

— Правда. Если не считать того, что ты типичное надоедливое отродье, но это не смертельно.

— Что?

— В общем, ты не умираешь. А теперь проваливай к себе и ложись спать.

— Поклянись, что со мной все в порядке!

— Дай мне на весь завтрашний день свой фотоаппарат, тогда поклянусь.

— Нет.

— Тогда и я не буду клясться.