Книга Константинов крест (сборник) - Семён Данилюк

Сколько прошло времени? На улице стемнело. Врач и пациент сидели бок о бок.

В коридоре раздались цокающие шаги. В кабинет после короткого стука вошла энергичная женщина с красивым злым лицом — заведующая судебно-психиатрическим отделением Маргарита Феоктистовна Кайдалова.

При виде ее мужчины непроизвольно отодвинулись.

— Разрешите, Константин Александрович? — хрипловато произнесла она, уже отмахав широким шагом половину кабинета. Недоброжелательным взглядом полоснула по пациенту.

— Вот вы где, номер двенадцатый? Подумала сперва, не в бега ли подался. А то, гляжу, у вас чуть ли не вольный режим.

— Я пригласил пациента Пятса, — осадил Кайдалову Понизов.

Кайдалова нахмурилась.

— Кстати, номер двенадцатый, мне передали, что вы при больных ругали качество постельного белья.

— Я не ругал качество белья. Качества там нет. Оно просто дырявое, — возразил Пятс.

— Как бы то ни было, впредь прошу с подобными замечаниями только к врачу, один на один. Если закончили, Константин Александрович, пациенту пора на ужин.

Понурясь, Пятс нащупал клюку.

— Надеюсь, не заблудитесь, — проводила его Кайдалова. — И вообще, впредь предлагаю меньше толкаться в кабинетах начальства. А больше внимания режиму.

Когда пациент вышел, Кайдалова присоединилась к застывшему у окна Понизову. Сверху оба наблюдали, как неспешно, выбрасывая клюку, будто трость, вышагивает по снегу бывший президент Эстонии.

— Заносчивый! — оценила Кайдалова. — Ишь, как ногу впечатывает. Прям на плацу.

— Гордый, — не согласился Понизов. — У него ревматизм и вены. Видите, как аккуратно ставит ступню? Чтоб никто не заметил, насколько ему больно.

— Что ж, враги тоже сильными бывают. — Кайдалова вернулась к столу. — Тем зорче и беспощадней должны быть мы, психиатры.

Постучала ноготком по бутылке, потом по часикам на руке.

— Три часа беседы с врагом? Что могут подумать, Константин Александрович?

— Вообще-то я как врач беседовал с пациентом, — возразил Понизов. Подманил ее поближе. — А что вы подумали?

— Не валяйте дурака! Мы не на трибуне. И кому как не вам знать: психиатр не врач. Психиатр — боец. А Пятс этот — матерый антисоветчик! Которому необходимо дать понять, что он не в санатории. А отбывает наказание.

— Для нас он пациент! — сорвался на крик Понизов. Но Кайдалову не поколебал ни на йоту.

— Для нас он враг! — отрезала она. — А для вас в первую очередь. И без того нехорошие разговоры о вашей мягкотелости идут. Вы подумали, почему вас до сих пор не назначили на должность? Достаточно того, что приняли на работу судимую за измену Родине.

— Побойтесь бога, Маргарита Феоктистовна! Если вы о Гусевой, то она фронтовичка, незаконно осужденная. И в ближайшее время будет реабилитирована.

— Но в плену-то она была!

— Стало быть, тоже враг? — У Понизова заходили желваки.

Кайдалова смолчала значительно.

— Идите-ка вы работайте. Что касается пациента Пятса, он уж и без нас с вами свое получил. Пусть хоть умрет спокойно.

— Ну-ну, — Кайдалова статным парадным шагом направилась к выходу.

У двери ее нагнал голос Понизова.

— И еще. Я пересматриваю статистику. В вашем подразделении недопустимо высокая смертность среди лиц, направленных судом. Может, это следствие вашей классовой борьбы с пациентами? Обещаю разобраться тщательно. А пока требую пациенту Пятсу обеспечить надлежащее лечение и уход! Как и всем. Во всяком случае, так будет, пока я здесь за главврача.

— Думаю, это ненадолго.

Насмешливо скривившись, Кайдалова с чувством захлопнула за собой дверь. Подрагивает табличка «и. о. главного врача Понизов К. А.».

Год 1990

1.

Наглухо привинченная медная табличка с выбитыми выпуклыми буквами — «Председатель Бурашевского поселкового совета Понизов Н. К.».

Николай Понизов, рослый, ладный молодой мужчина с аккуратными усиками вдоль верхней губы, подергал табличку, пробуя на прочность.

— Как влитая. Даже жаль менять, — пожаловался он уборщице бабе Лене, что прибиралась в его кабинете.

— Как же тебя теперь обзывать-то станут? — полюбопытствовала баба Лена. — Голова, что ли?

— Глава администрации! — Понизов со вкусом выговорил новое, диковинное словосочетание.

Он всё делал со вкусом. Любил, поднявшись пораньше, пройтись по пробуждающемуся поселку, прийти на работу за час-полтора до того времени, когда начнут собираться сотрудники, и посидеть за дела ми в одиночестве. Ем у вообще нравилось быть успешным, удачливым. Задаться целью и добиться ее, вопреки обстоятельствам. Собственно, именно так он, старший оперуполномоченный районного уголовного розыска, капитан милиции, оказался на должности председателя поссовета.

Будто ненароком бросил он взгляд на стену, на которой развесил почетные грамоты и благодарности: «Участковому инспектору лейтенанту милиции Н. К. Понизову — за задержание вооруженного особо опасного преступника», «Оперуполномоченному ОУР старшему лейтенанту милиции Понизову — за раскрытие серии групповых краж из Пригородного райпо». А рядышком две копии, в рамочках из орехового дерева: «Постановление о возбуждении уголовного дела в отношении Понизова Н. К. за превышение пределов необходимой обороны» и с краешку, ехидное, — «Постановление о прекращении уголовного дела за отсутствием состава преступления». Уж как они к нему подбирались. Ан вывернулся!

Несмотря на исполнившиеся накануне тридцать три года, Понизов сохранял молодецкую осанку, когда плечи при ходьбе чуть откидываются назад, будто паруса, ищущие ветра, и отменную, со времен ВДВ, реакцию. Реакция эта проявляется и в работе. Понизов быстро вникает в любую проблему, без задержки и, как правило, безошибочно принимает решения. Поэтому ему непонятна медлительность и нерасторопность других, хотя к чужим слабостям снисходителен. За что любим подчиненными.

— С букетами-то чего делать? — баба Лена озадаченно разглядывала вазы и банки, расставленные по кабинету. — Не убрать, так осыпаться начнут!

— Себе забери! Подругам раздашь, — разрешил великодушно Понизов. — Им уж давно, поди, никто не дарил.

— Как же, забери! Да тут на тракторе вывозить надо, — проворчала баба Лена. Она разогнулась, так что голова уперлась в красочный адрес: «Женский коллектив поссовета поздравляет дорогого Николая Константиновича с возрастом Иисуса Христа. Желаем мудрости, но не святости». Прочитала, шевеля губами. Сорвала.

— Уж больно тебя девки балуют, Колька!

— Так и я их! — Понизов хохотнул. На Кольку он не обижался. Наоборот, нравилось, когда шел по поселку, и старики, помнившие его пацаном, окликали по-свойски, на «ты». Себе цену он знал, а потому не боялся показаться смешным.