Книга Макс Вебер. На рубеже двух эпох - Юрген Каубе

Макс Вебер появился на свет 21 апреля 1864 года в Эрфурте. Отец, в честь которого он был назван, в свое время отошел от семейного дела — текстильного производства — и покинул Восточную Вестфалию. Будучи младшим в семье, он по старому обычаю мог учиться тому, к чему лежала душа, и выбрал юриспруденцию. В Берлине, когда ему было двадцать четыре, он познакомился со своей будущей женой, Хеленой Фалленштайн. Когда родился Макс Вебер, основным местом службы его отца был городской совет Эрфурта. После университета и непродолжительной работы в должности редактора «Прусского еженедельника» — печатного органа умеренно консервативных кругов вокруг министра культуры Пруссии Морица фон Бетман–Гольвега — он выбрал административно–политическую карьеру. Она началась в 1861 году с неоплачиваемой деятельности в Берлинском городском управлении, годом позже продолжилась в Эрфурте, а в 1869 году Вебер–старший снова вернулся в будущую столицу Германской империи, где стал чиновником, по его собственным словам, «одного из самых крупных коммунальных управлений в мире»[37]. С 1868 года он является депутатом прусского парламента, а с 1872‑го — также и рейхстага. Разделение труда в сфере государственного управления было очень незначительным: отец Вебера курировал подземные работы в строительном отделе, работал в попечительстве о бедных, заведовал городской казной, а время от времени председательствовал в городской «Осветительной комиссии», в ведении которой находились газовые фонари Берлина.

Макс Вебер–старший принадлежал к той самой национал–либеральной буржуазной элите, которая представляла демократические силы в условиях монархии и обеспечивала персоналом быстро растущий аппарат исполнительной власти, в то время как монарху при Бисмарке было позволено называться кайзером. В своей предвыборной речи, произнесенной в 1872 году в Кобурге, его тогдашнем избирательном округе, Вебер–старший рассказывает о том, что еще в молодые годы он выбрал для себя «политику в каком–то смысле как профессию». В этой же речи он объясняет, почему предпочел работу в городском совете Эрфурта университетской карьере: «Мне казалось, что сегодня, когда нам предстоит решение в высшей степени реальных, насущных задач, политическая деятельность уже не есть прерогатива профессоров, в отличие от того времени, когда речь шла главным образом о разработке и распространении политических идей. Практическая деятельность с четко очерченной сферой влияния казалось мне лучшим фундаментом для профессии, которую я себе мысленно избрал»[38].

«Политика к каком–то смысле как профессия»: нельзя не заметить удивительного сходства этой формулировки Вебера–старшего с темой одного из самых знаменитых докладов его сына — «Политика как профессия» (1919). Однако небольшое отличие, заключенное в «каком–то смысле», говорит нам о том, что пятьдесят лет назад зарабатывать себе на жизнь политикой еще не было чем–то само собой разумеющимся, в отличие от прихода в политику людей и без того состоятельных, и требовало дополнительных объяснений. Еще в 1866 году шурин Вебера–старшего историк Герман Баумгартен из той же посылки («Политика является профессией так же, как юриспруденция и медицина, более того, это самая благородная и сложная профессия, какой только можно посвятить свою жизнь»[39]) делает противоположный вывод: только дворяне могут найти время для занятия политикой. С другой стороны, чтобы справиться со всеми задачами, которые стояли перед системой политического управления большого города в те годы, дворян бы просто–напросто не хватило.

Домашний уклад в семье Веберов формировался под влиянием всего многообразия должностей, которые последовательно или одновременно занимал отец семейства: с одной стороны, это было его постоянное отсутствие из–за заседаний в парламентах и городском правлении или из–за разъездов во время предвыборных компаний, а с другой — постоянные гости из числа депутатов, чиновников, единомышленников и т. д. Сначала Веберы снимают дом в Темпельхофе, а в 1872 году покупают особняк в Шарлоттенбурге по адресу Лейбницштрассе, 19 — сегодня это центр «западного Берлина», а тогда и вплоть до 1920 года Шарлоттенбург еще находился за городской чертой. В одном из юношеских писем Вебера мы читаем: «После возвращения я еще пока не был в Берлине и за пределами Шарлоттенбурга»[40]. К вилле «Хелена», как ее называют в семье Веберов, прилегает огромный сад — почти две с половиной тысячи квадратных метров. По воспоминаниям Марианны Вебер, дети на вилле росли почти как в деревне[41]. Тетка Макса Вебера Ида Баумгартен, впервые приехав к сестре погостить, увидела «рыцарский замок в уменьшенном масштабе» — четыре этажа, включая две башенки, восемь комнат: «очаровательно для гостей, мужа и детей […], но невыносимо тяжело для домохозяйки с маленьким ребенком»[42]. Тяжело не только из множества лестниц — Хелена Вебер страдает от частого отсутствия мужа, от большого объема работ по дому, которые она неохотно перепоручает прислуге, от нежеланной роли хозяйки дома, принимающей гостей из широкого круга друзей и знакомых супруга, и от постоянных тревог и забот о детях, и в первую очередь о Максе.

Жизнь Хелены Вебер, урожденной Фалленштайн, была сплошной чередой тревог и забот, и печальных дней в ней было больше, чем радостных. Ей было шестнадцать, когда в сентябре i860 года она познакомилась со своим будущим мужем, и уже вскоре после знакомства состоялась помолвка. Для того времени такая поспешность была крайне необычна: среди крупной буржуазии, к которой принадлежали обе семьи, подобные решения, как правило, тщательно обсуждались и подготавливались, тем более что в данном случае речь шла о столь молодой паре. В конечном итоге в этих кругах узы брака всегда соединяли не просто двух отдельных людей, но два состояния, два наследства, два, если можно так сказать, узловых пункта в сети социальных связей высокого уровня. Такое решение невозможно было отдать на волю случая, каковым были сиюминутные эмоции влюбленных. Идея брака по любви уже успела утвердиться в обществе, но только как идея; молодым людям полагалось сначала влюбиться, а потом уже должным образом и по согласованию с родственниками вступить в брак с подходящей кандидатурой.

Отец Хелены, Георг Фалленштайн, впрочем, не мог оценить кандидатуру жениха своей дочери, так как умер еще в 1853 году. Из тех, кто выступал от имени обширных связей среди элиты и самых состоятельных людей Германии, в живых была только ее мать, Эмилия Фалленштайн, урожденная Сушей. Место, освободившееся после смерти отца, неофициально занял его друг и биограф Георг Гервинус[43]. В год смерти Фалленштайна против Гервинуса, историка по профессии, из–за демократических идей в его «Введении в историю XIX века» было выдвинуто обвинение в государственной измене, которое, впрочем, было признано незаконным и вскоре отменено высшим апелляционным судом. Тем не менее эта скандальная история стоила ему профессорской должности в Гейдельбергском университете. Несмотря на это, он частным образом продолжал свои исторические изыскания и привлек к ним Германа Баумгартена, который познакомился в доме Фалленштайнов со своей будущей женой Идой — сестрой Хелены, старше ее на семь лет. Гервинус давал сестрам Фалленштайн — Иде, Генриетте и Хелене — частные уроки литературы, древних языков, музыки и географии и при этом, в возрасте пятидесяти пяти лет, домогался интимной близости с несовершеннолетней Хеленой, о чем через некоторое время стало известно ее семье. Неизвестно, дошло ли до сексуального насилия, но для подтверждения домогательств достаточно процитировать письмо Хелены Иде в январе 1861 года, после того как Гервинусу было отказано от дома: «Он любил меня не как ребенка, а как любовницу, но при этом требуя от меня того, чего влюбленный не должен требовать от своей возлюбленной, а его женой я не была и никогда не буду. […] Иногда я была противна самой себе и часто думала, что лучше прыгнуть в Неккар, чем жить так дальше. […] И тогда он всегда говорил, что если мы будем вместе духовно, то со всем прочим он оставит меня в покое»[44].