Книга Адмирал "Коронат" - Борис Царегородцев

А через несколько минут и мы сами заметили дымы, появившиеся на юге — это шел навстречу адмирал Шмидт.

— Что? Он всё же намерен первым навязать нам бой, пока мы не соединились? Да, сейчас преимущество в силах на его стороне?

— Возможно, он просто торопится к проливу, а не сразиться с нами? — высказал свою версию Свиньин.

— Но мы не намерены его туда пропускать и нам нечего не остается делать, как первыми начать бой.

— Вердеревский может не успеть до начала боя Михаил Коронатович — сожалеющее проговорил Пилкин — если мы ещё не уменьшим скорость, а он не поспешит.

Он и так спешит, как может, это Шмидт долго раздумывал идти ему на нас или оставаться у побережья. Я бы на его месте как только узнал какие силы вошли в залив, не раздумывая выступил сразу и воспользовался своим превосходством. А так пока он разобрался, что к чему, время упустил. Хотя он всё правильно рассчитал, если мы соединимся, то ему будет труднее разбить нас.

— Ваше превосходительство, вы это не серьёзно предполагаете, что нас могут разбить — изумился Бунин.

— В морском бою ничего ненужно предполагать всё будет зависеть от госпожи удачи, которая как мне помниться отвернулась от нас десять лет назад. Владимир Константинович давеча об этом уже вспоминал. Да и в правду тогда всё могло повернуться по-другому, и во время боя в Желтом море и при Цусиме, попади снаряд туда куда надо, да ещё и взорвись. И вот такое одно попадание может решить исход всего боя. Так может тут она нам поможет эта капризная госпожа удача, или она до сих пор на нас в обиде.

— Ваше превосходительство! На норде показались множественные дымы. По всей видимости, это Вердеревский на подходе — сообщил Никишин.

— Расстояние?

— Около двадцати миль.

— Вердеревский немного запаздывает, германские корабли уже хорошо различаются, ещё немного и бой придётся начинать без него.

Корабли двигались навстречу друг другу, на обеих эскадрах давно сыгранны боевые тревоги и экипажи заняли свои места по боевому расписанию. Снаряды подавались к орудиям, которые были уже заряжены и уже своими жерлами начали отслеживать друг друга до открытия огня оставались считанные минуты. На кораблях обоих эскадр кое с кем приключился предбоевой «мандраж» но это простительно противник-то очень сильный.

Но первыми этот бой начала авиация противника. С юго-запада показалось около двух десятков аэропланов противника, среди которых выделялись три более крупного вида, но гораздо меньше наших «Муромцев», однако больше остальных своих собратьев.

Впервые столкнувшись на фронте с российскими гигантами «Илья Муромец», немцы еще осенью 1914 года предприняли попытку скопировать эту машину. Шведский инженер Форсманн на фирме Сименс-Шуккерт начал постройку четырехмоторного аэроплана, полностью повторявшего конструктивную схему аппарата Сикорского. Самолет прошел испытания в мае 1915-го, но был признан неудачным. 110-сильные двигатели оказались слишком слабыми, а выбранное Форсманном удлинение крыла — недостаточным для нормального полета. Но вот эти, что приближались к нам, были двух моторные. Я точно не помню, что это за тип самолетов, но помню что у германцев они были, и выполняли роль бомбардировщиков неся нагрузку более 150-и килограмм. Но эти были похожи на огромных гусей летящих жопой вперёд. И если вот такой «ероплан» неся сотку, да попади куда ненужно, то можно получить тяжёлые повреждения.

Наше воздушное прикрытие состояло из двух гидропланов и двух сухопутных самолётов. И тут противник имел колоссальное преимущества, что на каждый наш самолет приходилось не менее четырех немецких. Наши летчики смело бросились в бой, избрав своей главной целью именно те самые самолёты, которые показались мне самыми опасными из всех. Они тоже поняли, что это самый опасный для нас противник.

Противоаэропланные пушки или просто зенитки открыли заградительный огонь, но стараясь не задеть свои самолёты. Нам пришлось маневрировать, чтобы эти летающие древесно-матерчатые этажерки не дай Бог не попортили нам верхнюю палубу. А если вдруг у них найдётся что-то покрупнее двадцаток, то могут и под палубой бед натворить. Мы это на «Полтаве» испытали, и второй раз что-то повторять это опыт не хочется, вот потому нам и пришлось маневрировать. Да, на этих жирных гусях оказались бомбы, судя по разрывам не менее полтинника, а возможно и больше. Одно нас утешало, что и самолетов этих мало, да и количество бомб у них было ограничено, не более трех на борту которые счастливо все упали в море. А вот мелочь нам опять досталось, но это от более шустрых аэропланов. Потеряв двух шустрых сбитым, да один гусь улетел дымя мотором, налет закончился и все участники направились по домам. У нас тоже один гидроплан был подбит, который приводнился недалеко от наших кораблей, после чего экипаж был снят эсминцем.

Пока мы отбивались от авиации, противник обогнул остров Руно и окружающие его отмели повернул на запад-северо-запад, по направлению к проливу. Впереди ближе к нам шли три линкора, примерно на полмили дальше уступом второй колонной шли крейсера, за линкорами и крейсерами прятались эсминцы.

— Это что же получается — адмирал Шмидт уклоняется от боя и бежит к проливу — проговорил с радостью в голосе Пилкин.

— Константиныч! А ты разве ничего не приметил? Он же идёт налегке. И куда он дел свои тральные и сторожевые корабли?

— Неужели бросил их нам на растерзание или они их затопили.

— Что там было в донесении от воздушного разведчика?

— Что позади основных сил были замечены множественные дымы.

— Ну и где эти корабли, что видели с гидросамолета?

— Да не похоже это на немцев, они не за что бы без боя не бросились удирать, оставив остальные корабли в заливе.

— Черт! Неужто они пошли между материком и островом как мы и предполагали? Ну конечно там минные заграждения жидкие всего четыре линий. Это подтверждали и планы минных заграждений полученных ещё перед выходом в рейд. Первое тянется от острова на запад, до мыса Домеснес, второе от южного побережья Руно почти на юг до местечка Мерсрагс на западном берегу Рижского залива. Это в шестидесяти верстах от Риги. А между этими заграждениями чистые воды.

— Это что же получается, тральщики пошли напрямую через эти заграждения? — полу вопрос полу догадку произнес Пилкин. Но тогда почему и остальной флот не пошел тем же путём?

— Возможно, они так и планировали, проскочить вдоль побережья, и пока мы медленно спускались к югу дожидаясь подкрепления, а потом разыскивая их где-то у Риги, они были бы уже у пролива. Тральщики пройдя это жидкое заграждение и проведя за собой флот, уже начали бы пробивать новый фарватер, или устремились в старый, прочесывая его на предмет нового минирования.

— Но похоже всё спутал наш разведчик, который и вышел на их флот, а они не захотели идти вместе с тральщиками.

— Во-первых — не зная плотность этого минного заграждения, зачем всем соваться туда. Во-вторых — пройдя это заграждение, они выходят к проливу, а там плотные минные поля, на форсирование которых нужно время, а его не будет. Нам в тот момент было гораздо ближе до пролива, это в том случае, что мы уже разгадали намеренья Шмидта. А я думаю что он так и предположил после того как наш разведчик смог уйти целым и доложить о противнике. Шмидт решил что пока он медленно движется за своими тральщиками пробивающие фарватер через минное поле — это мы знаем, что оно редкое, а между этими заграждениями двадцать миль чистой воды. — мы пойдём прямо к проливу и там его встречаем. А он проходя это «мнимое минное поле» выходя к проливу попадал в треугольник, где мало пространства для манёвра, да для такого количества кораблей. С запада и северо-запада, минные поля. С юга минное заграждение, хотя и слабое, но это помеха для манёвра. На юго-запад — там берег, а с северо-востока мы прижимаем их. А во время боя ой как можно не рассчитать маневр и выскочить на минные заграждения. А я думаю что при такой скученности там, любой наш перелёт наносил бы ущерб противнику.