Книга Мисс Популярность - Екатерина Неволина
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Алька так и не оторвалась от текста, пока не прочитала все до конца. А когда повествование вдруг закончилось, еще долго сидела с распахнутой книгой, будто видя за гладкой черно-белой страницей бушующее море, копьем пронзающий тучи луч солнца и ослепительно-белую чайку…
«Я бы тоже хотела летать. Как Джонатан Ливингстон, – думала Алька, уже укладываясь спать. – А вдруг я такая же глупая чайка, как его сородичи? Вдруг я не смогу быть не такой, как все?.. Нет, там что-то другое… Главное не в том, чтобы быть не таким, как все, а быть… собой. Вот, точно. И не бояться учиться… в смысле, не так, как в школе, а по-другому, по-настоящему. Джонатан сильный, ему хорошо. А я… я…»
С этими мыслями Алька заснула, так и не найдя ответов на свои вопросы, а утром впечатления от прочитанного немного угасли, хотя не исчезли совсем, а накрепко засели где-то в голове.
Алла Викторовна Соколова преподавала историю уже 15 лет и притом продолжала хранить святую веру в то, что для каждого подрастающего человека жизненно необходимо помнить день, когда произошла Куликовская битва, не путаться в русских князьях и знать наизусть всех ведущих российских реформаторов. Ученики прозвали ее Соколихой не только из-за хищно-птичьей фамилии, но и из-за недвусмысленно проглядывающего в этом прозвище слова «лихо».
Алла Виторовна отличалась строгостью, и умилостивить ее было сложнее, чем школьную стену. Поэтому всякий знал, что дразнить Соколиху – себе дороже.
В этот день Соколиха завтракала в школьной столовой.
Сидя у окна, она прихлебывала очень крепкий и сладкий чай (никто из поварих, прекрасно знающих ее характер, не рискнул бы подать ей другой), закусывая пышным горячим оладушком, нежащимся в жирной, густой сметане.
Сметана стекала с оладушка, разогретая его теплом, и Соколиха таяла, словно эта сметана, донельзя довольная началом нового дня.
– Ну у вас вообще по сравнению с Москвой халява, – послышался вдруг с улицы девичий голосок. – Школа, прямо скажем, ниже среднего.
Соколиха чуть не подавилась только что отправленным в рот нежнейшим кусочком и тут же сделала стойку, словно хорошая сторожевая собака.
– Здесь кто угодно пятерки получать будет. Так что радуйся, что не в Москве живешь. Глядишь, там бы из троек не вылезала! – продолжал меж тем самоуверенный голосок.
– А мне кажется, у нас строго спрашивают… – неуверенно возразил второй голос.
– Вот в том-то и дело, что тебе кажется! Школа у вас не чета московским, а одеваются все… Ну вообще молчу!
Соколиха вытянула шею, выглядывая добычу через зеленую изгородь кустов, отделяющую столовую от проходящей возле школы дорожки.
Так-так, Панова Лена из 9-го «Б», а с ней – ну кто бы мог подумать! – новенькая, Настя Коробейникова.
«Так вот кто у нас умный, кто у нас разумный», – пробормотала себе под нос Соколиха.
А сегодня у 9-го «Б» четвертым уроком как раз история. Какое счастливое совпадение! Да и Коробейникова на прошлом уроке бодро оттараторила свою часть параграфа, получила пятерку (при мысли об этом Соколиха опасно побагровела) и вряд ли рассчитывает на вызов к доске…
Алла Викторовна аккуратно вытерла измазанные сметаной губы, сложила салфеточку и, гордо выпятив трехэтажную грудь, прошествовала в класс.
Четвертым уроком у 9-го «Б» была история.
В начале урока ничто не предвещало беды. Соколиха выглядела довольной и вполне добродушной. После привычного: «Здравствуйте, дети. Садитесь», – и проверки наличия учащихся она сказала:
– На прошлом уроке мы говорили о предреволюционной ситуации в Российской империи. Давайте закрепим пройденное. Кто расскажет нам об основных партиях того времени и их отличиях?
Класс замер, ожидая, кто окажется тем несчастным, на которого падет вся тяжесть любви Аллы Викторовны к истории.
– Коробейникова! – неожиданно произнесла она, и на лице ее появилась странная улыбка, почему-то напомнившая Альке улыбку маньяка из какого-то американского фильма ужасов. Кажется, звали его тоже как-то педагогически, Лектор вроде бы… – Ты на прошлом уроке так хорошо рассказала нам о ходе Первой мировой войны, – продолжала тем временем Соколиха. – Пожалуйста, порадуй нас еще раз своей эрудиций. Прошу к доске. – И ее указующий перст безжалостно ткнул в доску, где уже висела цветастая, вылинявшая от времени карта Российской империи начала ХХ века.
Настя, что-то оживленно обсуждавшая с соседом по парте, на мгновенье застыла, и Алька увидела, как беззаботное выражение ее лица сменилось замешательством и даже испугом. Тем не менее, твердо сжав губы, она встала и подошла к доске.
– В Российской империи в то время наиболее популярными были партии кадетов, октябристов и эсэсэров… – уверенно начала она.
– Кого-кого? – добродушно переспросила Соколиха.
– Эсэсэров, – чуть менее уверенно повторила Настя.
Дальнейшие события, происходившие в классе, напомнили Альке виденную в каком-то мамином журнале картинку, вернее, подпись к ней – «Избиение младенцев».
Кажется, Соколиха давно так ни на ком не отрывалась, и Алька даже пожалела Настю.
Наконец, в ознаменование всех мучений, громовым раскатом прозвучало:
– Садись, два! – И Настя с побледневшим на глазах лицом вернулась за парту.
– Давай дневник, Коробейникова! – понеслось ей в спину.
Настя раскрыла сумку, усердно делая вид, будто ищет в ней дневник.
– Ну что ты там копаешься? – нетерпеливо спросила Соколиха, уже выведшая в журнале жирную двойку и жаждущая завершить кровавую расправу, чтобы перейти к объяснению новой темы.
– А я, Алла Викторовна, его дома забыла, – прошептала Настя, глядя на историчку злыми глазами.
– В следующий раз не забудь свою голову. Может, у вас в Москве не принято носить в школу дневники, а у нас в провинции все ученики так делают. Так что, пока ты не в столице, будь добра соблюдать наши провинциальные правила.
Настя опустила голову и уставилась на свой стол так, будто хотела взглядом прожечь в нем дырку, но Соколиха уже оставила ее в покое.
– Вот так, дети, – наставительно произнесла она напоследок. – Знать историю надо. Неважно, в какой школе ты учишься. Итак, продолжим, запишите…
Очередная жертва кровожадному молоху исторической науки была принесена, класс вздохнул с облегчением и, открыв тетради, стал записывать: «Февральская революция в России».
* * *
– Вот гадина! Ведь специально завалила! – Настя терла руками и без того уже красные щеки, а глаза ее сухо и зло блестели. Ни единой слезинки.
Она в волнении металась в узком пространстве «тайного убежища» на школьном дворе, сама похожая на запертого в клетке хищника.