Книга Тень каравеллы . Мой друг Форик или опаляющая страсть киноискусства - Владислав Крапивин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Я остановился. Мы стояли в общей кухне, каждый у своей двери.
– Сам ты Луша! У меня такая книжечка! Треснешь, как пузырь, от зависти. Пальчики обсосешь.
– Пф! Про Курочку Рябу.
– Сам ты Ряба! Про старого пирата.
– Ты? Про пирата? Ой, умру!
– Начинай, – холодно сказал я. – Когда умрешь, крикнешь, – и взялся за ручку двери. Истина была на моей стороне.
Павлик бросил портфель и шагнул ко мне:
– Ну ладно. Ну покажи.
С тайным торжеством я протянул книжку.
– Ух ты… – быстро сказал Павлик, и глаза у него стали ласковыми, словно он взял в руки любимого щенка. Он узнал книгу сразу же. Конечно, он видел такую раньше. – «Остров сокровищ», – сказал он почти торжественно. – Роберт Льюис Стивенсон.
Он произнес это имя протяжно и немножко странно: «Робэрт Ль-уис Стывенсо-он». Было ясно, что в книгах таких и в именах он знает толк.
– Я ее давным-давно прочитать хотел, – заговорил Павлик, жалобно поглядывая на меня. – У Сережки Сазонова просил, а он фигу показал. Я ему автомат с железной трещоткой обещал, а он все равно не дал. Свинья, верно?
Я кивнул, но, чуя опасность, не сводил глаз с книжки.
– Этот автомат я могу хоть сейчас тебе от дать, – бодро пообещал Павлик. – А ты мне книжечку всего на один вечерок. Идет?
Действовать надо было мгновенно. К счастью, книжку держал он не очень крепко. Я кошачьим движением выхватил ее и скользнул за дверь. Звякнул задвижкой.
– Владька-а! – тоскливо взвыл Павлик.
– Прочитаю – тогда дам, – непреклонно сказал я.
Павлик потрогал дверь, но задвижка была прочная.
– Жила, – безнадежно сказал он. – Буржуй. Купец, помещик, капиталист. И этому типу я отдал свою гранату!
– Возьми ее обратно.
– Ну Вла-адик… Ну на вечерок… А?..
– Бэ, – сказал я.
– Жадюга. Вот скажу в школе – все ребята тебя лупить будут.
– Тогда и через год книжечку не увидишь!
Он шумно вздохнул за дверью и замолчал. Я понял, что он придумывает самые убедительные, самые-самые действующие слова. Ох как хотелось ему почитать «Остров сокровищ»!
– Много ты прочитал? – вдруг спросил Павлик.
– Тридцать пять страниц.
– Как ты быстро читаешь, – сказал он вкрадчиво.
Это была грубая лесть. Ведь он не знал, сколько времени я читал.
Мне стало жаль Павлика.
Даже не то чтобы жаль, а просто я представил, как он безнадежно топчется у двери и чуть не плачет от огорчения. Счастье сверкнуло перед ним ослепительной искрой, поманило и погасло.
Я бы, наверно, на месте Павлика заревел от тоски.
– А ты совсем ее не читал? – спросил я.
– Пятнадцать страничек. Да еще в середке немножко. Сазонов давал почитать на переменках.
– Давай так… – начал я, осторожно взвешивая слова. – Ты сейчас затопишь у себя печку…
– Ага… – откликнулся он с проснувшейся надеждой.
– Потом решишь мне задачку…
– Хоть десять!
– И примеры.
– Хоть тыщу!
– Потом я дам тебе почитать до тридцать пятой…
– У-у…
– А потом вместе будем, вслух! А ты один хотел? Хитрый…
– Ура!
На радостях он грянулся грудью о дверь и сорвал задвижку с винтов.
Эту книжку мы читали пять вечеров подряд.
Мы не торопились. Ждали, когда загустеют в окнах фиолетовые сумерки, и потом отправлялись в комнату к Павлику. Там, у печки, был просторный уютный угол. Наш угол. От комнаты его отгораживали спинка кровати и тумбочка с треснувшим фарфоровым шариком вместо ручки на дверце.
Печка была круглая, покрытая черным блестящим железом – голландка. Казалось иногда, что это и не печка совсем, а основание корабельной мачты, которая уходит вверх сквозь палубу. Где-то высоко над крышей шумят ее паруса. Шум был на самом деле – это хозяйничал в тополе ветер. Когда открывали трубу, он начинал обрадованно голосить в ней.
Павлик отводил в сторону тяжелую двойную дверцу, поджигал газетный фитиль и толкал его под сосновые поленья, в лучину. Тяга была могучая! Сухие дрова словно взрывались – пламя охватывало их разом и начинало торжествующе реветь в печной утробе.
На окнах в комнате Павлика никогда не закрывались ставни. За стеклами дрожали яркие голубые звезды. Казалось, что дрожат они от гудения огня.
Мы садились на поленья у приоткрытой дверцы. Павлик брал книгу. Он становился спокойным и строгим. Он мне очень нравился в такие минуты – не насмешливый, добрый, настоящий. Глаза Павлика делались темными, и пламя билось в них беспокойными звездочками. И на лбу, на волосах его дрожали медные отблески.
Не помню, как читал он: тихо или громко, с выражением или без. Среди пляшущего огня я видел, как на экране, одноногого Сильвера с крикливым попугаем, двухмачтовую «Испаньолу», опоясанный ружейными дымками форт. Головешки, рассыпаясь, стреляли, как мушкеты. Угли были как освещенные закатом скалы острова. Юнга Джим шел по следам сокровищ и воевал с пиратами. Он оказался не таким уж размазней, каким выглядел вначале.
Но вот вместе с пятым вечером кончилась книжка.
Честное слово, я растерялся. Я знал, что она должна кончиться, но нельзя же так сразу! Что же дальше? Не будет больше парусов, прибоя, дальних берегов?
– Хорошая книжка! – потягиваясь, сказал Павлик. – Побольше бы таких.
– Разве есть еще такие? – очень удивился я.
– Завтра принесу одну. Выпросил кое-как у Сереги. Называется «Морская тайна».
«Морская тайна» тоже была замечательной книжкой, только тонкой. Два вечера мы читали про наших моряков, которые оказались в плену на подводном японском крейсере.
А потом Павлик принес «Путешествия Гулливера».
Книжка начиналась словами, похожими на строчку из песни: «Трехмачтовый бриг „Антилопа“ отплывал в Южный океан…»
Мне показалось, что ласковый ветер пошевелил волосы и приподнял листы книги – вот какие это были слова.
Но Павлик оборвал чтение.
– Что за чушь? – сказал он серьезно, даже встревоженно.
– Что? – не понял я.
– Не бывает же трехмачтовых бригов…
Для меня эта наука была как темная ночь.
– Почему?
Несколько секунд он смотрел на меня молча, потом, видно, понял, что разговаривать со мной об этом бесполезно. Сердито и негромко сказал: