Книга Студентка с обложки - Робин Хейзелвуд

Винсент встает на стремянку и хватается за перекладину над ногами фотографа.

— А вам не кажется, что здесь теперь лучше? — указывает он тупым концом помадной кисточки.

Конрад сосредоточенно хмурится.

Морис становится на самую нижнюю ступеньку и включает фен. Мне в живот ударяет струя теплого воздуха.

— Ну, там же был Дикий Запад! — оправдывается Винсент.

Дикий Запад? Хочется потереть глаза, но меня за это убьют. Передо мной трое мужчин — один большой и взъерошенный, два маленьких и аккуратненьких, — все стоят на стремянке и смотрят на меня широко распахнутыми глазенками, какие бывают у котят на пошлых рождественских открытках или календариках с рекламой кошачьего корма. А я — птичка. Такое внимание было бы лестным, да только интересуют их мои кожные волоски и пятна на платье.

В мою бровь снова упирается палец.

— А здесь слишком тонко.

— Тут? — Пальцу вторит карандаш. — А разве здесь это не выравнивается? И здесь? И здесь?

— НЕСИ ИНСТРУМЕНТЫ!

Инструменты приносят. Под пристальным наблюдением фотографа Винсент выдергивает еще два волоска и чуть закрашивает середину моей левой брови.

— Гораздо лучше! — объявляет Конрад и слезает со стремянки. — Все, Винсент, теперь припудри ее. Морис, поправь пояс. Будем снимать сразу на пленку.

Ума не приложу, как два волоска и один карандашный штрих что-то поменяли. И все-таки я рада, что Карибский кризис вокруг моих бровей разрешился. И еще один плюс: я уже не нервничаю, а просто жду, когда сессия закончится, чтобы снять наконец чертовы туфли и сходить в туалет.

У объектива Конрад опять растягивает губы в ласковой улыбке.

— Сейчас мы будем играть. Повторяйте за мной!

Он ставит правую пятку к левому носку и скашивает бедра.

Я копирую его позу.

— Бедро чуть вперед!

Я двигаю тазом и выпячиваю правое бедро.

— Хорошо! Теперь руку на бедро!

Кладу левую руку на бедро. Ощущение странное.

— Нет, другую!

Все равно странное.

— Отклонитесь назад!

— Больше!

— Меньше!

— Подбородок вниз!

— Прекрасно! Первые несколько кадров так и стойте.

Это только начало. Майк оказался прав: все оставшееся время Конрад дает мне исчерпывающие указания, что и как делать. Для него все мелочи важны: как согнуты пальцы рук, как развернуты стопы, и чем поза неудобнее и неестественнее, тем ему больше нравится.

Между прочим, именно так я себя здесь и чувствую: неудобно и неестественно.

За обедом Айяна травит модельные байки. Например, о том, как она прилетела в Париж, а ее тринадцать сумок «Луи Виттон» — нет. Смеяться надо после фразы: «А когда я уехала, хотите верьте — хотите нет, во всем городе не осталось ни одной дизайнерской сумки!» Что все и делают. Очень громко. Я вожу вилкой по зеленому соусу на куске отварной семги, пытаясь подсчитать, во сколько сумок влезет все, что у меня есть в шкафу, включая довольно обширную коллекцию футболок.

Когда я прошу добавки зеленой фасоли, Морис говорит:

— Надо же, какой у нас аппетитик!

Все смотрят мне в тарелку, включая усмехающуюся Айяну. Я замечаю, что ее тарелка, полная еды, почти не тронута, а Терезы за столом вообще нет.

После еды нам освежают макияж, а значит, обучение продолжается. Я сажусь на стул перед зеркалом. Хихикающая Тереза выскакивает из туалета с пакетиком на замочке. Винсент роется в своих сумках.

— Черт!

— Что?

— Модный контур для губ! — Я гляжу на целый букет карандашей — на вид все «модные».

При ближайшем рассмотрении на них обнаруживаются надписи: «Карандаш для губ № 1», «Нэйкед»[23], «Ньюд» — почему-то сплошная обнаженка. — Все равно запиши. — Он продолжает рыться в сумке. — «Фэшнбл», модный. Серия «Спайс» фирмы «МАК». Точно в тон твоих губ. Другого тебе и не надо.

Фэшнбл, фирма «МАК» (другого не надо).

— Они продаются только в Лондоне, — замечает Айяна.

— Ах, да! — спохватывается Винсент. — Ну, тогда ладно.

Мне срочно нужно достать такой карандаш.

— А бургунди разве не нужен? — кричит Тереза.

— Да, да, нужен хороший карандаш цвета бургундского вина… О боже, ты что вытворяешь?!

Тереза в буквальном смысле отскакивает от стен как мячик. Зеркала создают впечатление, что она прыгает везде и сразу.

— Вот вам, берите! — кричит она и достает из карманов горсти конфет и желатинок. Через пару секунд в конфетах вся гримерка. Тереза так мотает руками, что задевает себя за губы и размазывает помаду по подбородку. Когда зеленая желатинка рикошетом отлетает от макушки Винсента прямо ему в стакан с водой, он хватает тоник, ватные шарики и силком усаживает модель на перекраску.

Ко мне подходит Лаура.

— Ну-ка, кукла, давай поправлю тебе прическу!

Я сажусь к ней. Пока парикмахер горланит что-то из Стиви Винвуда, я времени не теряю.

Контурный карандаш для губ цвета бургундского вина.

— Винсент, а бургунди какой фирмы?

— Сиди смирно! — одергивает Винсент Терезу. — Сейчас подумаю, — обращается он ко мне.

Передо мной лежит стопка журналов, бывшая пища для сплетен Терезы и Айяны. На обложке «Вог» — Синди Кроуфорд в блестящих серьгах и с темно-красными губами.

— А этот цвет? — Я листаю страницы в поисках подписи. Про контур ничего не написано, только помада: «Айсд роузис». И все-таки… Я закрываю журнал и всматриваюсь в губы Синди внимательнее.

— Может, такая помада пригодится?

Тереза хихикает.

— Не думаю, детка, — вздыхает Винсент. — Тереза, я же сказал сидеть спокойно!

— Почему?

Айяна покачивает головой, что при ее лебединой шее выглядит еще обиднее.

— Все эти подписи не соответствуют действительности, — наконец говорит она. — Привет рекламодателям.

Я с сомнением смотрю на нее.

— Она права. — Винсент стирает алые разводы, берет с полки тональник Терезы и начинает накладывать. — Деньги правят миром, детка. Двенадцать обложек — двенадцать довольных производителей.

— И вообще. — Айяна выхватывает у меня «Вог» и читает подписи. — Я знаю этого визажиста. Уверяю тебя, Кевин Окойн скорее возьмет детские мелки, чем косметику «Кларион».

О-о! Теперь и я замечаю, что губы Синди совсем не похожи на «Айсд роузис». С другой стороны, эта помада бывает разных оттенков — откуда мне было знать?