Книга Всего одиннадцать! Или Шуры-муры в пятом "Д" - Виктория Ледерман

– Спасибо, я пошел, – говорю я и встаю из-за стола.

– А Никитос твой где? – спрашивает Андрей. – Что-то он опаздывает.

– Кит сегодня не учится, – говорю я. – У него олимпиада по русскому.

Без Кита идти в школу скучно. Мы с ним всегда идем длинной дорогой, через проспект, чтобы было время поболтать. Но сегодня болтать не с кем, длинная дорога не нужна. Я сворачиваю в парк, так короче. Прохожу детскую площадку, фонтан и вдруг замечаю девчонку. Она в школьном сарафане и короткой голубой куртке. Это наша новенькая, Ангелина Ожегова. Тихая и незаметная. Как человек-невидимка. Ее будто и нет в классе. Я даже не помню, где она сидит.

Новенькая стоит на дорожке возле летней эстрады и не двигается с места. Я подхожу ближе и останавливаюсь. Стою и думаю, сказать ей «привет» или не надо. Ведь я с ней никогда не здоровался. Да я ни с кем из наших девок не здороваюсь. Тогда какой смысл здороваться с ней? Пока я раздумываю, она поднимает глаза (какие они синие!) и говорит:

– Я боюсь… Там собаки…

Я выглядываю из-за каменных столбов летней эстрады. Там, на пустой площадке, стоят большие контейнеры с мусором. Возле них пасется стая бродячих собак.

– Я дальше не пойду. Вдруг они набросятся? – говорит новенькая. Ее голос дрожит. – Здесь есть другая дорога?

– С чего им на тебя набрасываться? – небрежно говорю я. – На фиг ты им нужна? Они, вон, заняты, у них там объедки вкусные.

Я это говорю, а сам чувствую, как ноги слабеют в коленях. Я с детства не перевариваю бродячих собак. Пять лет назад одна такая зараза искусала мне руку. А я всего лишь ей кусок колбасы протянул. Я даже в больнице после этого лежал. И теперь все собачьи своры обхожу стороной.

Но разве я могу в этом признаться новенькой?

Я надеюсь, что она все равно побоится дальше. И тогда я покажу другую дорогу. Но новенькая вдруг говорит:

– Ты такой смелый!

И смотрит на меня восхищенно.

Как после этого можно спасовать?

Мы идем по дорожке мимо открытых контейнеров и копошащихся возле них собак. Они заняты своим делом и не обращают на нас внимания. Но спина у меня мокрая. И дышу я так, словно пробежал десять кругов по школьному стадиону. Новенькая, кажется, ничего не замечает. Мы выходим из парка, и она говорит:

– С тобой и правда не страшно. Спасибо. Дальше я сама.

Она идет к школе. А я стою на месте и смотрю ей вслед.

Ангелина

Я спиной чувствую, что он смотрит на меня. Егор Фомин. Первый в классе хулиган и двоечник, который громче всех орет и скачет на переменах. И девчонок в упор не замечает. Они для него пустое место. Уж как Мальцева перед ним крутится, чуть наизнанку не выворачивается. То глаза накрасит, то юбку невозможную наденет, то на ногу ему наступит, а то мелом испачкает. А вчера накинула ему на шею ремешок от сумки, как будто случайно, – наверно, хотела извиниться и снять. Ну, мозги куриные, ничего лучше придумать не смогла, чтобы разговор завязать. А он распсиховался и как вскочит! Она от неожиданности в сторону дернулась, а сумку не выпускает. Он крутится и хрипит – ему ремень на горло давит, а она сумку к себе тянет. Короче, схватил он свой рюкзак и ка-а-ак шарахнет ей по мозгам! Она сразу его отпустила, брык на пол и лежит. Потом еще два урока в медпункте просидела. Но зато с Фоминым пообщалась по душам. Изобретательница!

Разве так с ними надо, с этими недотепами-одноклассниками? Они же все еще глупые как дети. Тут надо действовать хитро. Если все правильно сделать, за тобой целая толпа мальчишек бегать будет. И еще драться за место рядом с тобой.

Эх, как хорошо было в старой школе! Пальцев на руках не хватит, чтобы пересчитать всех, кто хотел со мной дружить.

Но и здесь все неплохо складывается. Теперь, когда я постаралась. Блондинчик Белоусов уже почти в моих руках. Стоило лишь несколько раз застенчиво похлопать перед ним глазками. Только он какой-то мямля, никак не решится подойти и заговорить. Все только смотрит и краснеет. Уже становится скучно. Надо его как-то подтолкнуть. Это не сложно. Через неделю он будет таскать мой рюкзак и задыхаться от счастья.

На старой квартире я дружила с соседкой, восьмиклассницей Юлькой. Моя мама ее терпеть не могла и называла «молодая да ранняя». И запрещала мне с ней дружить, чтобы я от нее не «набралась». Юлька была некрасивая, но мальчишками крутила как хотела. В нашем подъезде всегда кто-нибудь торчал – или один, или сразу двое. Сидели на ступеньках и ждали, когда она выйдет. А она не выходила. А они все равно ждали, иногда до самого вечера. Они из-за нее даже дрались на заднем дворе школы. А мы с Юлькой смотрели из-за кустов. Я тогда ужасно ей завидовала и хотела, чтобы мальчишки за меня так боролись. Как рыцари за руку и сердце принцессы. Уж я-то намного симпатичнее Юльки. Если кто и похож на принцессу, то это точно я. И вот в четвертом классе у меня тоже стало получаться. За мной стали бегать. Из-за меня, конечно, не дрались, но дружить со мной пытались многие.

Правда, такие, как Фомин, мне не попадались. Он задиристый, упрямый и совсем неуправляемый. Но так даже интереснее. Уведу его прямо из-под носа Мальцевой, пусть она локти себе кусает. Будет знать, как всех против меня настраивать!

И кто сказал, что у меня не получится? Сегодня же получилось. Хулиган Фомин охранял меня от собак. Хотя я вовсе их не боюсь, они очень смирные. Я каждый день этой дорогой хожу. Просто сегодня я вовремя заметила его в глубине парка. И притворилась трусихой. Чтобы он почувствовал себя сильным и смелым. И чтобы ему захотелось меня защитить.

Если бы Мальцева узнала, что Фомин провожал меня до школы, она бы повесилась на своей косе!

Но у нее еще все впереди.

Никита

Наш пятый «Д» возмущается и негодует. Нам поставили шестой урок. Сегодня, в субботу! Да еще после физкультуры. Елена Васильевна никак не может успокоить класс. Такой бунт у нас впервые. Хотя и на наш законный выходной посягнули впервые. Мы и так половину субботы в школе, с утра до часу дня. После часу наступает наше личное время. А тут вдруг нам сообщают, что сегодня после пятого урока мы должны остаться на природоведение, так как учительница уезжает на конференцию и на следующей неделе урок провести не сможет.

– Какая еще «природа»? Зачем она нам сдалась? Ничего себе, шестой урок! В субботу! Обалдеть! Долой «природу»!

Все орут, и возмущаются, и не обращают внимания на Елену Васильевну. Она пытается что-то сказать, но в этом гвалте ее вообще не слышно. Она беспомощно машет руками и никак не может навести порядок. Вообще-то наша классная и правда классная. Совсем не строгая, справедливая, никогда оценки не занижает. И никогда не кричит. Она и кричать-то, наверно, не умеет. Не то что Тамара Михайловна по математике. Та как гаркнет – потом минут пять в ушах звенит. Еще и линейкой по столу шарахнет так оглушительно – сразу все как шелковые.