Книга Департамент нераскрытых дел - Рой Викерс
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Отлично! Мне нравится! Но напечатать, к сожалению, не могу. Если согласитесь продать, заплачу десять фунтов.
– Можете забрать даром, только объясните, почему отказываетесь публиковать, хотя карикатура вам нравится.
– Потому что изображение правдиво. Настолько, что правда становится невыносимой. Это жестоко! Даже я сразу проникся сочувствием к этому бедняге.
– Спасибо, – поблагодарил Спейнгрейв. – Рисунок ваш. В ближайшее время пришлю расписку. До свидания!
– Постойте! Я не собираюсь лишать вас гонорара в десять фунтов!
– Меня сделка вполне устраивает, – заключил Спейнгрейв и ушел.
Вернувшись в студию, он уже сожалел, что не смог получить деньги без ущерба для собственного достоинства. Тучи сгущались. Еще три месяца, и придется ходить по ломбардам. Он с ненавистью посмотрел на себя в зеркало.
– Думал, что работаешь злободневно и остроумно? А на самом деле отпугиваешь покупателей жестокостью. Никчемный клоун!
Спейнгрейв схватил палитру, кисть и принялся писать автопортрет. Поглощенный работой, художник подсознательно выплеснул на холст горькое презрение к жалкому шуту, которым себя чувствовал. Очнулся только спустя четыре часа, закончив картину.
Отошел от мольберта и внимательно осмотрел результат лихорадочного труда.
– Лучшее из всего, что я сделал! – Он слабо рассмеялся, но как-то не весело, и по щекам потекли слезы. – Но правда действительно невыносима.
Он начал неуверенно, словно пьяный, мерить шагами комнату.
– Каррон Джеймс сказал почти те же слова. Значит, я жесток, сам того не подозревая. А вот другие видят это, и хотя стараются держатся вежливо, принимать в свой круг не желают.
«Хочу стать таким, как все. Хочу есть и пить, не задумываясь о деньгах. Хочу ходить опрятным, в хорошей одежде. Хочу, чтобы женщина искренне меня полюбила и родила мне ребенка. Не хочу отличаться от остальных!»
Меланхолия довела до жалости к себе, однако острый ум напомнил, что за исполнение желаний необходимо бороться. Спейнгрейв вернулся к портрету.
– Если обратить жестокость на себя самого, то другие «проникнутся сочувствием». Именно так он сказал. И тогда удастся заставить людей смеяться и плакать.
Так появилась та безошибочная формула, которая уже через три месяца принесла Люсьену Спейнгрейву громкую славу на всю оставшуюся жизнь.
В течение пяти лет артист с огромным успехом выступал в мюзик-холлах, разъезжая по тем столицам, где можно наполнить большие залы по хорошим ценам. И всегда играл роль циркового клоуна, попавшего в жалкое, унизительное положение. Спейнгрейв умело использовал то известное обстоятельство, что клоун не кажется современной публике смешным. С откровенной жестокостью он демонстрировал отсутствие поводов для смеха, и шокированные зрители проникались внезапным сочувствием к клоуну. Искажение привычного образа рождало освобождение и вызывало безумный хохот. Так великий Люсьен Спейнгрейв обретал безграничную власть над публикой. Он обладал способностью играть на примитивных эмоциях. Серо-белое идиотское лицо клоуна могло мгновенно принять ошеломляюще печальное выражение, и от этого унылая покорность обретала ощутимый привкус боли.
С появлением звукового кино жанр мюзик-холла пришел в упадок. Спейнгрейв организовал оригинальное представление, дополнив собственные номера музыкальными и драматическими вставками высокого класса.
Джун он встретил в мастерской одного из друзей-художников. Высокая блондинка с правильными чертами лица и точеной фигурой выглядела не столько красивой, сколько статной и заметной. Формы ее казались художественно выверенными, но не щедрыми. Люсьен оценил достоинства модели строгим профессиональным взглядом.
– Дай знать, когда закончишь с этой девушкой, – вполголоса попросил он друга.
– Уже закончил, если ты готов предложить ей работу. Я должен оплатить три сеанса. Джун, познакомься с мистером Спейнгрейвом.
Подобно многим моделям Джун отличалась респектабельностью на грани ханжества, а образование получила исключительно в области светского снобизма. В эту пору жизни девушка работала добросовестно и бескорыстно, соглашаясь служить каждому, кто изображал готовность относиться к ней как к леди.
Красивая внешность позволяла Джун выглядеть холодной молодой королевой, по недоразумению переодетой в горничную. Спейнгрейв сам создал для нее великолепное платье из красного бархата, освобождавшее возвышенный образ от налета банальной повседневности.
В спектаклях Спейнгрейва Джун предстояло держаться точно так же, как она держалась в мастерских художников: сидеть неподвижно, не произнося ни слова, и воплощать абсолютное равнодушие. Леди, которая никогда не смеется, – таким задумал образ великий артист.
В первый вечер новая статистка едва не погубила номер – когда клоун неожиданно преобразился, а публика громко расхохоталась, Джун тоже засмеялась.
– Перестань, дура! – прошипел Спейнгрейв с такой отчаянной злостью, что она тут же подчинилась. Кое-как, с ужимками и шутками, он выпутался из затруднения и избежал фиаско, однако обычного успеха не было.
Когда занавес закрылся, девушка в слезах постучалась в дверь гримерной мастера.
– Простите, мистер Спейнгрейв! Страшно виновата перед вами. Понимаю, почему вы рассердились. Но все произошло так неожиданно, так смешно, что удержаться было невозможно!
– Я сам виноват: недостаточно вас подготовил! Приходите завтра в десять, пройдем номер еще раз.
Но даже после дополнительной репетиции полной уверенности не возникло. Спейнгрейв угостил Джун ленчем в своей квартире, занимавшей верхний этаж театрального здания, и спросил, готова ли она к выступлению.
– Все еще беспокоюсь насчет эпизода, где вы, мистер Спейнгрейв, во второй раз попадаете в ковер. Невыносимо смешно!
– Хм! Знаю, что вы очень стараетесь. Наверное, даже слишком. Сядьте в это кресло, примите самую удобную позу и попробуйте полностью расслабиться. Не делайте над собой никаких усилий. Просто дайте возможность воле мягко перетечь в сознание и скажите себе, что смеяться нельзя. Повторяйте за мной: ковер совсем не смешон… кубок и поднос совсем не смешны… клоун не делает ничего смешного… я больше никогда не засмеюсь.
Спейнгрейв оставил Джун в кресле и ушел в спальню, чтобы отдохнуть. А когда спустя два часа вернулся в гостиную, статистка сидела в той же позе.
– Уф! Должно быть, задремала! – воскликнула она и добавила: – Теперь все в порядке, мистер Спейнгрейв. Не волнуйтесь: больше никогда не засмеюсь.
Номер под названием «Леди, которая никогда не смеется» завоевал небывалую популярность, продержался в афише четыре года и был снят только после того, как статистка заболела пневмонией. Спейнгрейв мог без труда найти ей замену, однако Джун работала преданно и добросовестно, а потому как порядочный работодатель он чувствовал себя обязанным сохранить место за ней.