Книга Чертоги памяти - Седжвик Джулиан

Сейчас он разглядывает Дэнни. Свободная белая рубаха раздувается на ветру, черные сапоги крепко стоят на мостовой.

– С тобой точно все в порядке? А то вроде бы ты слегка нервничаешь.

Дэнни оглядывается, смотрит на стекающиеся к собору толпы. Убраться бы поскорее с улицы.

– Можно войти?

– Ну разумеется, – отвечает Дарко. – Роза, правда, в ОТВРАТИТЕЛЬНОМ настроении. Два дня до премьеры. А Замора все еще что-то отрабатывает.

– Вы все здесь? – интересуется Дэнни, кивая на громаду собора. – Летучие Акробатки? Клоуны?..

– Все наши, – подтверждает Дарко. – Кроме, конечно, твоих бедных мамы с папой. – Он вздыхает и покачивает головой. – И этой крысы, Джимми Торрини. Не думаю, что мы его еще увидим.

– Да, это вряд ли, – соглашается Дэнни, торопясь перебраться через тонкий ледок эмоций. – А все остальные?

– Да, даже Герцог, – подтверждает Дарко, словно бы подхватив нить его размышлений.

– А откуда ты понял, что я сейчас думаю про Герцога?

– Ты обшаривал глазами мостовую – словно высматривал очень низенького друга. Значит, либо Замора, либо пес. Ну и выражение лица у тебя было попроще, чем для Заморы.

Дэнни и забыл, как хорошо Дарко владеет техникой «холодного чтения»[21] – почти как папа. Видит ли он меня насквозь? Что я нервничаю – это он заметил. Может, надо бы рассказать ему, что я вспомнил…

Но метатель ножей уже разворачивается и шагает прочь мимо длинной очереди туристов, дожидающихся открытия собора.

Неподалеку от входа группка одетых в отрепья женщин держит картонки с жалобными надписями и умоляюще тянет руки к прохожим. Сморщенные, потемневшие от голода лица, к коленям льнут чумазые, не-ухоженные ребятишки. Безнадега.

– А давай им что-нибудь подадим? – просит Дэнни.

– Толку в этом никакого, – отзывается Дарко Бланко, – но очень уж я мягкосердечен. Вот – посмотри у меня в правом кармане.

Одна из нищенок дергает Дарко за рукав. Вытаскивает из сумки два больших апельсина, предлагает их взамен денег.

– Gracias[22], – благодарит Дарко. – Эй, Дэнни, подержи-ка мой чемоданчик.

Вот это уже совсем хорошо. Возможность поднести чемоданчик Дарко дает Дэнни роль. Крохотную зацепку для возвращения в труппу. Может, мне разрешат помогать Фрэнки с монтажом, думает он. Приносить пользу.

Балансируя подносом с кофе на кончиках пальцев левой руки, Дарко правой рукой берет апельсины и принимается жонглировать ими – длинными, ленивыми бросками. На лицах детишек расцветают улыбки.

– Идем, Дэнни. Мы еще можем выйти из всего этого хоть с каким-то достоинством… если я не уроню чертов поднос…

Шагах в двадцати от них в очереди неподвижно стоит фигура в зеленом. Стекла солнечных очков отражают взлетающие апельсины, Дарко, Дэнни, массивный вход в собор. Солнце плещет белыми всполохами на коротко остриженных, высветленных перекисью волосах, играющей на лице полуулыбке – но что вызвало эту улыбку, поди пойми.

6. Почему разбился прожектор

Они вступают под сверкающие, безбрежные своды собора.

Разноцветные лучи – фиолетовые, лиловые, нежно-зеленые – струятся сквозь витражи, освещая обстановку – наполовину церковную, наполовину научно-фантастическую, точно храм какой-то инопланетной религии. К стенам лепятся балкончики и спиральные лесенки, а вокруг со всех сторон над головой словно бы плывет множество колонн нежно-песочного оттенка. Воздух прохладен и тих.

Пульс Дэнни снова учащается от волнения и страха. «Знаешь, сынище, – говорил, бывало, отец, – чем бы ты ни решил заняться, когда вырастешь, обещай, что тебе хватит духу быть Даниилом. Уж коли входишь в львиное логово, держи голову выше…»

Дэнни задирает подбородок, удлиняет шаг, изо всех сил старается напустить на себя уверенный, непринужденный вид, под стать Дарко. Как будто он тут свой.

Большая часть зала в глубине отгорожена временной ширмой.

– Ну вот и пришли, – сообщает метатель ножей, продолжая беспечно жонглировать апельсинами. Кофе не пролилось ни капли. – Таких подмостков мир еще не видывал.

Но Дэнни толком не слушает его – напряженно старается расслышать иное…

И вот слышит. Звук его детства: металлический лязг и скрип крепежа – проволока, канат, щелканье карабинов[23], ударяющихся о подпорки, тихо перекликающиеся наверху голоса – серьезные, сдержанные.

Вслед за Дарко Дэнни торопливо проходит в проем ширмы – и снова попадает в мир циркового закулисья, в преддверие спектакля. Обитатели этого мира еще не успели заметить его, но он уже видит их, выхваченных из темноты лучами дуговых ламп.

Две Летучие Акробатки – близняшки Иззи и Беатрис – висят вниз головой на алых полотнищах шелка, распущенные волосы струятся над каменным полом далеко внизу. Над ними – Фрэнки Би, небрежно наклонившийся вперед на подпорках, – в мускулистой руке сжат гаечный ключ, на поясе болтается связка оттяжек и карабинов. Третья Летучая Акробатка, Мария-Австралийка, стоит внизу, задрав голову, приоткрыв от напряжения рот и придерживая крепкими татуированными руками свисающий шелк. Крепыш Бьорн маячит чуть позади, втирая в ладони мел, выдувая облачка белой пыли над головой. Аки и Джои спина к спине делают упражнения на растяжку, разминают могучие бицепсы. Рядышком притулился над своей аппаратурой Билли, озадаченно поглаживая густую бороду.

Сзади всех – Роза. Уперев руки в бока, она смотрит на Замору, точно пытается прочитать его мысли. Сам карлик врос в землю, прижимая к одному уху мобильник и заткнув второе корявым указательным пальцем.

Над всем вокруг витает запах мела, канифоли, пота и нагретых прожекторов. Такой крепкий, такой привычный аромат. Звуки из прошлого, запахи из прошлого. Никто не изменился, ничто не изменилось за минувшие восемнадцать месяцев. Только я, думает Дэнни.

Просто не верится, что из-за кулис не выйдут внезапно мама с папой – папа, хлопая в ладоши и созывая всех на репетицию, а мама почти неслышно, с легкой полу-улыбкой на лице – на свою позицию у подножия лестницы, ждать выходной реплики. Но этого ведь не случится. Точно-точно?