Книга Это всё зелье! - Ольга Миклашевская

— Ты уже достаточно взрослая, Тина, — сказала мне бабушка на прощанье, — чтобы нести ответственность за свои собственные решения.

И с тех пор я перестала спрашивать разрешения у кого бы то ни было, можно ли мне лечь позже десяти или съесть конфету перед ужином. А самое главное: я научилась отвечать за свои оплошности и не бежать к родителям со слезами и мольбой. Как сейчас, например.

— Ну и как у тебя сегодня дела? — Отец поправил сползшие на нос очки и взял еще печенье.

Родители никогда не спрашивали: «Как у тебя дела в академии?» А только: «Как у тебя сегодня дела?» Слово «академия» было в этом доме под негласным запретом: мама с папой так и не свыклись с мыслью, что я (по словам мамы) «обрекаю себя на голодное существование» и (по словам папы) «обязательно свяжусь с плохой компанией». Что подразумевалось под словом «плохой» в данном случае, я спросить боялась. Некоторые вещи лучше не знать.

— Нормально, — выдала я стандартный ответ, и к этой теме мы больше не возвращались.

Из-за нашей импровизированной «вечеринки» легла я в тот вечер довольно поздно, а если учесть, что и в предыдущую ночь я почти не спала, то на утро в зеркале на меня смотрела скорее горгулья, нежели девушка. А живописные синяки под глазами делали картину еще более натуральной. Не дай небо в таком виде встретить горгула (собственно, самца горгульи), тогда до конца века я буду коротать свои денечки в лесной чаще.

Это был первый день за все мои тринадцать лет обучения в академии, когда мне так сильно не хотелось идти на занятия. Единственное, о чем я сейчас мечтала, это запереться где-нибудь в подвале на ближайшие полгода. Но в моей ситуации это была бы слишком большая роскошь.

Когда я спустилась завтракать, конечно, родители уже успели ускакать по своим супер-мега-важным-и-неотложным налоговым делам. И впервые в жизни я была благодарна провидению за то, что они так преданы своему долгу. Еще одного семейного собрания я бы сейчас не выдержала.

Соседские близнецы Карти и Шлюз любезно предложили проводить меня до школы, и под конвоем из двух шестилетних рыцарей я направилась на плаху. При этом мысленно я перебирала все заклинания, так или иначе отвечающие на вопрос «как провалиться сквозь землю?».

— Тин, а это плавда, что ты кого-то в школе заклужила? — прервал мои мысли один из близнецов. Судя по тому, что он еще не научился произносить букву «р», это был Карти. Но также это вполне мог быть и Шлюз, умело притворяющийся братом. Близнецы частенько любили проворачивать такие штуки, особенно с родной матерью. Наверное, именно поэтому она отправила их в академию, а не в обычную школу, чтобы они нашли хоть какое-то применение своей неусидчивости.

— «Заклужила»? — не поняла я.

— Ну, положила, — уточнил Шлюз. Или не Шлюз: я уже ни в чем не была уверена.

— Что это еще за «положила»? — И тут до меня дошло. Если уж первогодки в курсе, что я кого-то «приворожила» (хотя «закружила» сюда тоже вполне подходит), то что тогда говорить обо всей остальной академии?

В желудке появилось такое противное чувство, как будто его щекочут изнутри.

Хотелось мне того или нет, но сегодня я должна была преодолеть свои страхи и показать всем, что я к этому не имею никакого отношения. Ну, или, по крайней мере, держу ситуацию под контролем. Ободренная собственными мыслями, я даже нашла в себе силы улыбнуться, когда настало время расставаться с мальчишками.

— Пока, Тина! — Близнецы помахали мне ручками и вприпрыжку побежали к зданию, где располагались младшие классы.

И только когда я осталась одна, то поняла, что это будет гораздо трудней, чем я рассчитывала.

В это утро — не такое погожее, как предыдущее, между прочим — на крылечке собралась такая толпа зевак, что только Орон не сообразил бы, чего они ждут. Я чувствовала себя цыпленком, потерявшемся в стае коршунят.

Но в эту игру могла играть и я. Уперев руки в бока и расставив ноги на ширине плеч (поза номер пятьдесят семь из учебника по «Поведению с дикими тварями»), я принялась ждать. Мы играли в гляделки на выживание: я и толпа напротив меня. Грифон в зоопарке, наверное, и то не чувствует такой уверенности в своем превосходстве, какую тогда ощущала я.

А потом я увидела Лиса. И его чудовищную арфу. И только тогда поняла, что пропала.

Глава третья, в которой есть рыцарь со страхом и упреком

Едва наши глаза встретились, я больше не могла отвести взгляд. Лис выглядел божественно, теперь он вообще казался мне совсем другим человеком. От его вчерашнего смятения не осталось и следа, а играл он, надо признать, восхитительно. Зря я раньше смеялась над его странным выбором музыкального инструмента: выходит, и за арфой можно смотреться вполне мужественно.

В этот момент мой мозг мог вырабатывать две единственные мысли. Первая: «Кажется, я влюбилась». И вторая: «Не надо мне было пить это зелье».

Наверняка каждая девочка в моем возрасте тайком жаждет увидеть и услышать публичных признаний и изъяснений в любви. Но в моем случае это казалось чем-то неестественным и ненатуральным, несмотря на полнейший девчачий восторг. Я же тоже девушка, а не ходячий учебник, между прочим, хотя порой в романтических историях о таких, как я, обычно забывают.

Не успели отзвучать последние ноты прекрасной мелодии, как все присутствующие зрители взорвались бурными аплодисментами. Одна я стояла как истукан и не знала, куда деваться. В первых рядах толпы я заметила Тигру — подруга радостно помахала мне рукой. Вот уж не думала, что можно находить в этом что-то забавное, если только не воспринимать происходящее как сплошной цирк.

Оставив инструмент, Лис встал, широко улыбнулся и поклонился в знак признательности. Я-то уж размечталась, что на этом все и закончится, но затем он направился прямиком ко мне.

Стыд. Какой стыд.

Я всегда презирала парочек, выставляющих свои отношения напоказ, но никогда и подумать не могла, что и сама окажусь в такой ситуации. Я-то планировала, что все пройдет тихо-мирно, а все признания будут обращены ко мне исключительно тет-а-тет, а еще лучше — в письменной форме — и отправлены голубем до востребования.

Когда Лис наконец привлек меня к себе и поцеловал в лоб, народ на крыльце заулюлюкал. Послышались завистливые вздохи. Я же обмякла как выброшенная на морской берег медуза. Правда, я никогда не видела моря и тем более медуз, но отец как-то показывал мне цветной документальный фильм.

— Я люблю тебя, — сказал он тихо. Так, чтобы эту фразу услышала лишь та, кому она предназначалась.

Если честно, сопротивление давалось мне нелегко. Выбраться из объятий Лиса тоже оказалось не проще, чем пробраться через джунгли (еще один документальный фильм; спасибо, папа).