Книга Безымянное семейство - Жюль Верн

Ведь Бриджета страшилась его не из-за себя одной. В первые годы замужества у нее родилось двое детей — два сына, которых она нарекла одинаковыми именами, звучавшими на двух языках по-разному, дабы это напоминало об их франко-американском происхождении. Старший, Джоан, родился в 1807 году, младший, Жан, — в 1808-м. Бриджета целиком посвятила себя воспитанию сыновей. Джоан был кроток, Жан обладал живым темпераментом, и оба вместе — крывшейся и за кротостью и за живостью завидной энергией. Они явно унаследовали от матери, отличавшейся рассудительностью, трудолюбие и тот ясный и трезвый взгляд на вещи, которого так недоставало Симону Моргазу. К отцу они относились с неизменным почтением, но без кровной привязанности, составляющей ценность родственных уз, зато в отношениях с матерью — безграничная преданность и нежность, переполнявшие их сердца и наполнявшие радостью ее душу. Бриджета и дети были связаны прочными узами как сыновней, так и материнской любви, которые ничто и никогда не могло бы порвать. Выйдя из младенческого возраста, Джоан и Жан поступили в училище Шамбли, где так и шли друг за другом с разницей в один класс. Их по праву называли среди лучших учеников старшего отделения. Потом, когда им исполнилось двенадцать и тринадцать лет, они были отданы в Монреальское училище, где тоже неизменно занимали первые места. Им оставалось еще два года до завершения обучения, когда разразилась гроза 1825 года.

Хотя Симон Моргаз с женой жили по большей части в Монреале, где дела его адвокатской конторы с каждым днем шли все хуже и хуже, они сохранили свой скромный домик в Шамбли. Именно там, когда Симон Моргаз вступил в число заговорщиков, и собирались Вальтер Годж и его друзья, первым делом которых после ареста генерал-губернатора должно было стать создание временного правительства в Квебеке. В Шамбли, в этом маленьком селении, под кровом скромного жилища заговорщики могли считать себя в большей безопасности, чем в Монреале, где надзор полиции был чрезвычайно пристальным. Тем не менее, они всегда действовали с крайней осторожностью, чтобы направить по ложному пути любую возможную слежку. А потому они так ловко спрятали оружие и боеприпасы в доме Симона Моргаза, что их доставка туда осталась абсолютно незамеченной. Таким образом, как раз из дома в Шамбли, где сходились все нити заговора, и должен был поступить сигнал к всеобщему восстанию.

Однако до губернатора и его окружения дошел слух о готовящемся государственном перевороте и заговоре против Британской Короны, и они распорядились о специальном наблюдении за теми из депутатов, которые находились в постоянной оппозиции.

Здесь будет уместно повторить, что Папино и его коллеги не знали о планах Вальтера Годжа и его сообщников. А те назначили вооруженное выступление на 26 августа, что в равной степени изумило бы как их врагов, так и друзей.

Но накануне вечером, как раз в тот момент, когда там собрались заговорщики, дом Симона Моргаза вдруг окружили полицейские агенты под руководством Рипа. Участники заговора не успели даже уничтожить секретную переписку и сжечь списки своих единомышленников. Агенты захватили также и оружие, спрятанное в подвале дома. Заговор был раскрыт. Вальтер Годж, Робер Фарран, Франсуа Клерк, Симон Моргаз, де Водрель и еще с десяток патриотов были арестованы и под усиленной охраной отправлены в тюрьму.

А произошло вот что.

В Квебеке находился в ту пору некто Рип, англо-канадец по происхождению, руководивший сыскной конторой и поставлявший различные справки и сведения по заказу частных лиц, к услугам которого неоднократно и не без пользы прибегало даже правительство. Его частное заведение работало под официальной вывеской «Рип и Ко». Полицейские функции были для него всего-навсего прибыльным делом, и все заказы он проводил по своим бухгалтерским книгам, указывая даже таксу: столько-то за обыск, столько-то за арест, столько-то за слежку. Это был очень хитрый, проворный, а также смелый и обходительный человек, приложивший руку ко многим делам, а вернее будет сказать — совавший нос во многие дела, напрочь лишенный разборчивости в средствах и даже намека на порядочность.

В 1825 году Рипу, только что основавшему свою контору, было тридцать три года. Его неприметная физиономия и умение неузнаваемо переодеваться позволяли ему действовать при самых разных обстоятельствах и под различными именами. Он уже несколько лет был знаком с Симоном Моргазом, с которым имел контакты по юридическим вопросам. Некоторые детали, показавшиеся бы малозначительными всякому другому человеку, навели его на мысль о том, что адвокат из Монреаля, возможно, имеет отношение к заговору в Шамбли.

Рип сошелся с ним поближе, разузнал о нем все, вплоть до мельчайших подробностей личной жизни, стал вхож в его дом, хотя Бриджета Моргаз не скрывала антипатии к нему.

Вскоре одно письмо, перехваченное им в почтовом отделении, дало возможность изобличить адвоката с почти полной уверенностью. Полицеймейстер, которому Рип доложил о результатах своей работы, посоветовал ему половчее подступиться к Симону Моргазу: было известно, что тот испытывает большие денежные затруднения. И в один прекрасный день Рип неожиданно поставил несчастного перед выбором: либо судебное преследование за государственную измену, либо кругленькая сумма в сто тысяч пиастров, если адвокат согласится выдать имена своих сообщников и подробности заговора в Шамбли.

Моргаз был ошеломлен. Как! Предать своих товарищей! Продать их за презренное золото! Обречь на казнь! Однако он не устоял перед искушением — взял свои «тридцать сребреников» и раскрыл тайну заговора, заручившись обещанием, что постыдная сделка никогда не будет предана огласке. Более того, было условлено, что полиция арестует его вместе с Вальтером Годжем и товарищами, что его будут судить те же самые судьи и приговор, который будет вынесен (а это мог быть только смертный приговор), будет зачитан и ему. А затем, раньше чем он будет приведен в исполнение, ему дадут возможность бежать.

Гнусная сделка останется, таким образом, известной лишь полицеймейстеру, главе фирмы «Рип и Ко» и самому Симону Моргазу.

Все произошло так, как и было задумано. В день, указанный предателем, заговорщики были застигнуты врасплох в доме в Шамбли. Вальтер Годж, Робер Фарран, Франсуа Клерк, де Водрель и еще несколько сообщников, а также Симон Моргаз предстали перед судом.

На обвинения, предъявленные им прокурором Британской Короны — судьей-адвокатом, как его тогда называли, — обвиняемые отвечали лишь справедливыми и меткими нападками на британские власти. Аргументам закона они пожелали противопоставить лишь аргументы, продиктованные чувством патриотизма. Эти герои прекрасно знали, что заранее осуждены и ничто их не спасет!

Слушания продолжались уже несколько часов, и дело шло обычным порядком, когда одно неожиданное выступление случайно пролило свет на поведение Симона Моргаза.

Один из свидетелей обвинения, некто Тернер из Шамбли, вдруг заявил, что несколько раз видел, как адвокат беседовал с главой фирмы «Рип и Ко». Это произвело эффект разорвавшейся бомбы. Вальтер Годж и де Водрель, у которых уже возникли однажды подозрения в отношении Симона Моргаза, теперь из уст свидетеля Тернера получили им подтверждение. Чтобы заговор, обставленный строжайшей тайной, оказался легко раскрытым, непременно нужен был изменник. Рипа закидали вопросами, на которые он отвечал с явным замешательством. Симон Моргаз, со своей стороны, попытался защититься, но так запутался в неправдоподобных деталях, стал давать столь странные объяснения, что скоро у всех обвиняемых и даже судей не осталось никаких сомнений. Было ясно, что среди заговорщиков затесался предатель, и этим предателем оказался Симон Моргаз.