Книга Любовь и измена - Белл Робинс

Однако тут Долорес пришла в себя и оттолкнула его.

— Господи, да что я такое творю? — воскликнула она, поправляя бретельку и пряча от его сладострастного взгляда обнажившуюся грудь.

Алекс попытался снова обнять ее.

— Ты делаешь только то, чего сама хочешь, — хрипло пробормотал он. — Разве нет? Ведь ты же хочешь…

Но она уже вскочила на ноги и, отступив на безопасное расстояние и уперев руки в бедра, воинственно выкрикнула:

— Я даже не знаю, на кого больше злюсь — на тебя или на себя? Наверное, все же на себя. Подумать только, я позволила себе вести себя как самка в поре — извивалась и стонала, призывая самца взять меня. Позор! Я не лучше кошки, когда она обхаживает кота, мяукая и выставляя себя напоказ. Иди и возьми, я твоя, я жду тебя. Какая гадость! Черт бы тебя побрал, Алекс Парагон! Какого дьявола ты вернулся? Я прекрасно жила без тебя все эти годы. Какое право ты имеешь возвращаться и доводить меня до такого состояния? Ты же сказал вчера, что уезжаешь. Опять наврал? Почему ты молчишь?

И верно, Алекс, не забывший ее огненного темперамента, благоразумно молчал во время сей гневной тирады. Теперь же, с трудом заставляя себя смотреть ей в глаза, а не на ее вздымающуюся грудь, ответил:

― Ждал, когда ты заткнешься.

Она вспыхнула.

― Послушай, ты… тебе нет места в моей жизни. Я не собираюсь ложиться в постель с кем бы то ни было, а уж тем более с тобой.

Алекс, к своему крайнему удивлению, обнаружил, что начинает наслаждаться разыгрывающейся сценой.

― Что-то я этого не заметил, Лола. И знаешь что? Давно я не получал такого удовольствия.

― Прибереги свои глупые шуточки для других! — воскликнула она, краснея от бешенства еще больше.

― Ты самая красивая на свете женщина, Лола, особенно когда бесишься. А я, уж поверь мне, видел немало красавиц.

― Готова поспорить, уж тут-то ты не соврал. И все они вешались тебе на шею. Как и я.

― Нет, дорогая, не волнуйся, не как ты. Ты такая одна-единственная. Всегда была, всегда будешь.

— Каждый человек единственный в своем роде, — отрезала Долорес. — Или ты так этого и не понял до сих пор? Был слишком занят сколачиванием состояния?

— Ну, значит, ты еще более уникальна, чем кто-либо другой… — лениво протянул Алекс. — И, между прочим, что плохого в делании денег?

— О, решительно ничего. Если только в процессе случайно не продаешь душу дьяволу.

Его карие глаза зловеще сверкнули.

— Так вот в чем ты меня обвиняешь?

Ее черные глаза метнули ответные молнии. Болтовня перестала быть болтовней, превратилась в напряженную и неприятную словесную баталию.

— Да что ты обо мне знаешь, чтобы так говорить? — спросил Алекс.

— В любом случае это мое дело. — Долорес вскинула голову. — А твое — уехать отсюда, вернуться к своим обязанностям. Немедленно. И оставить меня в покое. У меня тут хорошая, налаженная жизнь. И я не желаю, чтобы ты или кто-либо еще являлся и ломал ее только потому, что временами мне становится непросто справляться со своими гормонами.

— Значат ли твои слова, что ты не спишь с мужчинами? — напрямую спросил Алекс и замер в ожидании ответа. Потому что неожиданно понял, что для него он имеет колоссальное значение.

— Это тебя не касается, Алекс Парагон. И вообще, все мужики — настоящие болваны.

— Ты не можешь серьезно так считать, — ответил он. — Иначе тебе не удалось бы воспитать Сантоса приличным человеком.

― Сантос является тем исключением, которое только подтверждает правило. — Долорес внезапно успокоилась и посмотрела на него умоляющим взглядом. — Пожалуйста, Лехандро, не смейся надо мной. Ты никогда не был жестоким. Так не начинай же… не начинай сейчас… со мной…

Алекс опустил глаза. Да, она, безусловно, права, упрекая его в жестокости. Он ведь и понятия не имел, как Долорес прожила эти одиннадцать лет, какие тяготы выпали на ее долю. Он оставил ее, поддавшись чувству острой обиды за то, что она отвергла его домогательства, и ни разу, как заметил Сантос, даже не оглянулся. Как же мог рассчитывать, что она бросит все и приедет к нему, получив посланные им доллары? Нет, он свой выбор сделал. И обязан теперь принять его последствия.

Но, глядя на эту красивую черноволосую женщину, залитую лучами утреннего солнца, Алекс Парагон понимал, что заплатил слишком большую цену за свое благополучие. Что без нее в его душе образовалась невосполнимая пустота…

Тем временем Долорес подняла платье, достала из кармана часы, взглянула на них и спокойно заметила:

— Мне пора. Занятия вот-вот начнутся. Береги себя, Лехандро… И ты правильно сделал, что уехал. Здесь у тебя не было будущего.

Она повернулась и побежала по тропе вверх, а он остался стоять словно громом пораженный. Не было сил ни двигаться, ни думать, ни чувствовать. На сердце лежал тяжелый камень.

Почти такой же тяжелый, как тот, что чуть не задел их четверть часа назад. И имя ему было раскаяние…

Алекс Парагон раскаивался в том, что ни разу за истекшие годы не написал Долорес, не предпринял ни единой попытки связаться с ней. Почему? Из-за того, что она отвергла его тогда, на пляже? А если бы не отвергла, а он все равно уехал? Значит, Лола права?..

Но ведь ему было некогда. Мир бизнеса поглотил все его внимание, все силы. И он сумел преуспеть в этом мире жесткой конкурентной борьбы. Он выиграл.

Но какой ценой? Теперь ему это становилось все яснее. Цена была огромной — потеря женщины, которая и по сию пору занимает его сердце. И бессмысленно обманывать себя, говоря, что он вернется, и сделает кому-то там предложение, и заведет двоих, а то и троих детей.

Нет, ему нужна только Долорес. Ему не хватает ее бешеного нрава, веселого, заразительного смеха, страсти, захлестнувшей их обоих всего несколько минут назад…

И он не собирается повторять ошибку, которую совершил давно. Он не уедет не оглянувшись, не попрощавшись. Одного раза довольно. Более чем.

Приняв решение, Алекс ощутил зверский голод, словно все его жизненные силы ушли на эту работу. Он поднялся на катер и отправился завтракать на соседний остров, где его никто не знал. Вернулся только спустя три часа, когда солнце уже стояло в зените. Без определенного плана действий, но с решимостью покорить Долорес — ее сердце, душу и тело, — однажды уже устоявшую перед ним. И так и не уступившую, судя по ее словам, никому другому.

Алекс спрыгнул с катера на причал и неторопливо зашагал вверх по главной улице. Шум у школы снова привлек его внимание. Он поспешил подойти ближе и застал волейбольный матч в полном разгаре. Присев на трибуну, он с интересом стал наблюдать за игрой. Команды были смешанными — и мальчишки, и девчонки подавали и отбивали мяч с разной степенью мастерства, но равным энтузиазмом.